- Тинхэн сегодня у досточтимого. Я отвела её вечером.
Камайя стояла, и холодный ночной ветер частичка за частичкой рассеивал её, поднимая к небу, как пепел старого пожарища. Сердце стукнуло два раза, потом будто замерло, превратилось в сухой кусок дерева вроде тех, что волны иногда выносят на пляжи, выкатав все намёки на струившуюся в них когда-то жизнь, и кровь остановилась в жилах.
- Госпожа, она не хотела, но приказ…
- Замолчи, - сказала Камайя. - Закрой рот. Тебя это не касается. Где Нелха?
- Досточтимая, прости, я правда…
- Закрой рот! - крикнула Камайя, и пламя могло бы вырваться из горла, если бы она всё ещё была жива, но внутри всё заледенело. - В общей спальне?
- Да… - пробормотала Туруд.
Дверь в общую спальню, тесную, пропахшую потом и притираниями, открылась так резко, что девушки вскочили с постелей, а одна взвизгнула. Всё равно. Всё равно. Уже всё равно.
- Нелха, Мать Даыл благословила тебя. С завтрашнего утра ты принадлежишь гарему Ул-хаса. Поздравляю!
Каждый звук собственного голоса отравлял кровь, обжигал горло и язык, бил по ушам. Нелха, стоявшая в одном нижнем платье у ряда постелей, разложенных на возвышении, замерла, распахнув красивые глаза, гребень, который она держала в руках, с негромким стуком упал на пол. Камайя шагнула наружу, в тёмный коридор, и оттолкнула с дороги Эрту.
- Прочь, - пробормотала она, шагая через двор. - Прочь. Прочь. Прочь.
Накрапывал дождь. Темнота была густой и внутри, и снаружи. Камайя бежала по галерейкам, потом остановилась, рыдая, и ударила со всей силы по штукатурке стены, но боли не почувствовала.
- Госпожа! - Тулым спешила ей навстречу. - Госпожа, ты заболеешь… Пойдём скорее! Ох, ну разве так можно…
Пар над чашей с ачте был густым. Камайя сидела в кресле, и ногти впивались в ладони.
- Тинхэн ушла к себе?
- Пока нет, - тихо сказала Тулым. - Госпожа, я могу отправить туда девушку, чтобы следила… Как только…
- Прочь. - Полынь на языке, крапивой по лицу. - Уходи.
- Повинуюсь воле госпожи…
Камайя обхватила себя руками и смотрела, раскачиваясь, как огонь в очаге превращает дрова в уголь, пепел и золу, как зыбкое тепло смешивается с холодным апрельским сквозняком из приоткрытого окна, и как пламя светильников колышет тени на стенах.
80. Руан.Лунное серебро
- Да ну, дружище, - сморщился Лумыт. - Бабы в Фадо - огонь! Скромные на вид, но как доходит дело до того самого, ну пр-р-росто огонь!
- Да ну… - протянул второй, чьё имя начиналось вроде бы на «п». - Теларские красотки - жарче! Папаша как-то рассказывал, что встретил в степи покойную, да будет её Перерождение достойным, Гатэ. Сказал, таких красавиц нет у нас. Я-то её не видел ни разу. Не верил в его россказни, пока не съездил в Телар… Вот они там горячи!
- А ну не смей трогать Артай-хасэн! - стукнул по столу Нада. - Язы… этого… ка лишишься, понл?
- Охолони, приятель, - сказал Тагат. - Улхасум Гатэ была красива, глупо спорить. Но в Фадо вкусы другие, да?
- Да-а-а… - протянул Нада. - Слушайте… Кто бы сказал - ну вот никогда… Хэй! Верни бутылку!
- Господин, она пустая, - попятился тщедушный слуга. - Я новую принесу. Не изволь гневаться!
- Тащи. - Руан потёр виски, пытаясь вспомнить, какая по счёту эта бутыль, и хватит ли у него с собой серебра, чтобы оплатить этот кутёж.
- У меня с собой три золотых, - тихо сказал Тагат, от которого густо несло хмельным. - Не переживай… Расплатимся.
- Знал бы - зашёл домой, - так же тихо посетовал Руан, копаясь в кармане. - Быстро же Наду пробирает…
- Да на себя то посмотри, - фыркнул Тагат. - Чучело красноносое…
- Я тебе! - возмутился Руан. - А ну, пойдём-ка выйдем!
Возмутительно холодный ночной апрельский ветер жестоко холодил уши. Руан постоял немного снаружи, и, пока Тагат поднимался по лестнице, воинственное настроение немного схлынуло.
- Ты косеешь слишком быстро, - хмыкнул Тагат, закрывая за собой хлипкую дверь уборной, которая в этом дворе представляла из себя нечто вроде очень высокой собачьей будки. - Пойдём вытаскивать этого бедолагу… Его после первого стакана унесло.
- Я просто… голодный, - жалобно сказал Руан, и его желудок сразу же подтвердил слова громкой и не очень мелодичной трелью. - Я крупный мужчина… Мне нужно много есть. Только жена меня и понимает. Знаешь, как здорово, когда жена тебя ужином встречает? - сказал он, взваливая на плечи обмякшего Наду. - Приходишь к ней, уставший, злой, а она посмотрит так…
Слуги Нады, два дюжих парня, которые тоже, по-видимому, успели пропустить по стаканчику, перехватили своего господина наверху, у лестницы.
- Вот так вот, - причитал Нада. - Сын у меня будет… Опозоренный! Позор Соот! Мама, мамочка… Могла ли ты представить?! Гнилое семя… Минуй моих сыновей…
- Заноси, - сказал Руан, придерживая ворота дворца. - Эх… Зря только время потратили. Причитает бессмысленно. Я так и не понял ничего.
- Чушь какую-то лепечет. Да кто ж знал, - развёл руками Тагат, шагая за слугами Нады. - Накормить его надо было… Шесть баб в гареме, а пить голодным отправился. Во-от… Осторожно, тут лестница… Всё. Пусть дрыхнет.
Дверь покоев Нады закрылась за ним и его слугами. Руан спустился по лестнице, прошёл через двор за Тагатом и поднялся к его покоям.
- Давай ачте заварю, - сказал советник, скидывая верхний халат. - Что думаешь, союзник?
- Тайна сия позорна весьма, мнится мне. - Руан зажмурился и потряс головой. - Тьфу. Что-то его гнетёт. И Аслэг не просто так замалчивает причину.
- Он тебя, кстати, зачем оставил?
- Да так… перевести кое-что просил. Тагат, мне так мерзко…
- А мне, думаешь, каково? - скривился Тагат. - Завтра к Аулун пойду, попрошу у неё трав от похмелья… Чую, плохо будет.
- Господин, - послышалось из-за двери. - Срочное.
- Иду.
Тагат вышел за дверь так бодро, будто вовсе и не пил. Руан с завистью проводил его глазами и налил себе чашку крепкого настоя. Из-за неплотно прикрытой двери раздавался женский голос, очень взволнованный, потом наступила тишина.
- Что случилось? - осведомился Руан у вернувшегося Тагата, наливая себе вторую чашку. - В гареме что-то?
- Нет… Да… Нет. - Тагат почему-то выглядел очень потерянным. - Руан, допивай. Уже поздно. Завтра праздник… Мне пора спать ложиться. Давай, давай… Тебя жена ждёт.
Руан, обжигаясь, залил в себя содержимое второй чашки, с подозрением поглядывая на Тагата, который выглядел ещё более напряжённым, чем обычно, и, провожаемый странной кривоватой улыбкой тэкче, вышел в коридор. Он дошёл до выхода на открытую галерейку и обернулся было, потому что за спиной снова померещился женский голос и шум закрывающейся двери, но прямо перед ним из темноты в темноту нырнул паренёк с конюшни, и Руан дёрнулся от неожиданности.
- Высокие небеса и Великий морской зверь, - шёпотом сказал он, поплотнее запахивая халат, потому что сеящийся дождь падал на лицо обжигающе ледяной моросью. - Одари меня покоем.
Темнота внутренних дворов была разбавлена кляксами света из окон, а тишина - негромкими голосами девушек. Руан вышел из ворот дворцовой части и прошёл мимо лечебницы, окна которой были тёмными, кроме одного, в каморке для караульных. К шатрам своей небольшой стоянки он подходил уже с полным осознанием того, что такие частые попойки с Тагатом до добра его не доведут, и если он продолжит в том же духе, лекарское мастерство Аулун будет уже бессильно.
Ночь мигнула, оставшись в памяти теплом кожи Аулун под боком, и просветлела в прохладный рассвет. Постель рядом была холодной. Стакан снадобья от похмелья не излечивал от острого чувства вины. Руан опрокинул в себя вторую половину настоя и вышел наружу, завязывая на ходу халат.
- Я к Оладэ, - крикнул ему убегающий Айтелл. - Там у них ограда чой-та шатается… посмотреть надо бы!
Руан удручённо посмотрел ему вслед и ушёл к большой бочке с водой. Холодные брызги смыли остатки сна и прояснили разум. Он вытерся жёстким полотенцем, развесил его на верёвке, натянутой за шатрами, и повернулся.
