Ни слова о смерти Стефы. Ни слова о том, где он побывал и куда утащила его Смерть. Ни слова о том, как снова оказался в лесу рядом со мной, хотя…какая теперь разница, если мы вместе?
«Ненадолго!» - напомнила себе и решение, которое я приняла, пока Смерть вышвыривала меня из Нави, напомнило о себе дикой головной болью, сдавившей лоб и виски.
Возвращались в деревню не спеша. Вставало солнце, омывая розовым теплым светом вершины деревьев, даря тепло и надежду всему живущему своей улыбкой, а я сидела перед Вацлавом и то и дело оглядывалась назад, туда, где на телеге ехал Арон, держа в руках, хвала богам, спящего сына. Он отказался ехать верхом, сказав Трайлетану, что хочет побыть с женой. Всадник смерти был единственным, кто говорил с ним. Мы с Вацлавом продолжали молчать.
Когда вдали показались первые дома, я ощутила растущий внутри меня ком, полный горечи и страха. Даже представить не могла, как сейчас посмотрю в глаза матери, как объясню, что не смогла уберечь ее любимую младшую дочь.
«Не смогла!» - пронеслось в голове, прошелестело сухой умирающей листвой и неожиданно стало страшно снова обернуться, и посмотреть на тело Стефы. Я пыталась успокоить себя, твердила, что благодаря нашему провальному плану выжил сын Стефы, ее продолжение на этой земле, но получалось как-то плохо и жалко. Мне показалось, что я просто пытаюсь снять с себя вину за то, что оказалась такой слабой и никчемной сестрой.
Мы проехали мимо домов, по единственной улице деревеньки. Я видела, как просыпаются первые жители, как гремит цепями кто-то из соседей, выгоняя коров на выпас, а затем дорогу нам перебежала тетка Серафина. Сперва она хотела поприветствовать меня, узнав, но едва увидела телегу и мрачное лицо Арона, сидевшего на ней, а затем и всадника смерти, как тут же побросав ведра, стремглав побежала на свой двор и закрылась в доме, хлопнув дверью.
Мы встретили еще несколько жителей, только они обходили нашу процессию стороной. Я же смотрела только вперед, туда, где сперва показалась крыша родного дома, а после вырос и он сам, с просторным двором, где всего несколько месяцев назад играли свадьбу Стефы.
Ворота были распахнуты настежь и первым, кого я увидела, был отец. Он стоял к нас спиной, запрягая лошадь, а когда услышал шум копыт и скрежет колес, повернулся.
- Валеска! – произнес, глядя на меня.
- Отец! – я хотела сказать больше, но не вышло. Язык онемел и не желал шевелиться, а рот попросту открылся и закрылся снова, как у рыбы, выброшенной на берег из родной стихии.
- А где Стефа? – спросил пан Каревич, а затем взгляд его нашел Арона с младенцем на руках. Переместился дальше и улыбка, было тронувшая губы отца, стала гаснуть на глазах.
Арон слез с телеги и медленно направился через двор в сторону дома. Еще до того, как его ноги ступили на первую ступеньку крыльца, двери дома распахнулись и на пороге появилась матушка. Мне показалось, она все сразу поняла по одному взгляду Арона, потому что сразу же с криком, полным горечи, ринулась вниз, пересекла весь двор и остановилась перед телегой каменным изваянием.
Я следила за ней сидя перед Вацлавом в седле, а она продолжала стоять и лишь смотрела на тело Стефы. Глаза нашей матери были сухими и какими-то пустыми, отчего стало страшно и холодно на душе.
- Я хочу спешиться! – проговорила тихо, обращаясь к князю.
- Это плохая идея! – отозвался он еле слышно.
- Я должна! – ответила я и князь молча согласился. Он спрыгнул на землю, а затем помог мне выбраться из седла. Его руки, горячее прикосновение, придали мне силы, и я направилась к матери. Отец пошел за Ароном и скоро оба мужчины скрылись в доме. Я поняла, что они уложат малыша и вернуться, сама же на негнущихся ногах, приблизилась к матери и встала за ее спиной, бросив взгляд на ту, которая покоилась на дне телеги.
Сколько мы так простояли, не знаю. Не уверена. Кажется, из дома вышли отец и свояк, кажется, Трайлетан о чем-то переговаривался с Вацлавом, но я не слышала никаких звуков и не видела ничего кроме прямой спины матери и Стефы за ее плечом. А затем мать повернулась ко мне. Сделала она это неожиданно резко и быстро, так что я даже не успела удивиться и что-нибудь понять. В воздухе мелькнула ее рука и секунду спустя мою щеку опалило огнем от сильной пощечины.
- Мама! – только и проговорила я, накрыв ладонью горящую половину лица.
- Дрянь! – вырвалось у пани Каревич и она снова замахнулась, а я зажмурилась, ожидая второго удара и готовая принять его, но удара не последовало и тогда я, спустя три удара сердца, открыла глаза.
Мать так и стояла с занесенной для пощечины рукой, но ее остановило совсем не мысль о том, что я, как и Стефа, являюсь ее ребенком, нет, ее остановила рука Вацлава, который сейчас встал между нами и перехватил руку моей матери в замахе.
- Хватит! – произнес он и отпустил резко руку пани Каревич. – Хватит! – повторил, а глаза матери вспыхнули злыми искрами.
- Она тоже ваша дочь! – напомнил князь. – Она сделала то, что смогла. Скажите Валеске спасибо за то, что у вас остался внук, если бы не она…
- Как смеешь ты разговаривать со мной? – закричала мать и отскочила назад с неожиданным проворством. – Такая же тварь, как и моя дочь, - она метнула в меня уничижающий взгляд, - хотя нет! Разве может быть это создание ада моим ребенком!
Я открыла было рот, чтобы сказать что-то в свою защиту, но тут же закрыла его, понимая, что только напрасно потрачу слова.
«Мне здесь не место!» - подумала я и уронила руку, ту самую, которой держалась за горящую от злой пощечины ладонь.
- Вацлав! – проговорила тихо. – Забери меня домой.
Он посмотрел на меня. В глубине синего взгляда расцвело что-то особенное, а сам взор потеплел.
- Ты убила свою сестру! – крикнула мать, но я смотрела только на своего мужчину и слышала голос Смерти, твердивший мне о том, что я стану той, кто убьет Вацлава. На душе поселилась тяжесть, а во рту собралась горечь, но я продолжала смотреть на князя, уже заранее зная, что будет дальше и какая судьба ожидает нас обоих. Только сейчас я была не готова это признать. То ли врожденный эгоизм был тому виной, то ли желание оттянуть неизбежное, но я шагнула к Вацлаву и повторила:
- Забери меня домой! – уже зная, что больше никогда не вернусь в деревню, которую считала родной и в этот дом, где останутся мои близкие, хотя…может и не такие близкие, раз я для них стала хуже убийцы.
- Матушка, прости! – сказала я матери прежде чем Вацлав взял меня за руку и повел назад к своему жеребцу.
Трайлетан уже был в седле и с трудом удерживал черного коня, рвавшегося в дальнейший путь. Князь помог мне сесть в седло, а затем взлетел в него единым плавным движением и уже привычно, обхватил мою талию свободной рукой.
- Видеть тебя более не желаю! Ты не дочь мне! – вот что кричала нам в спину матушка, пока мы покидали двор.
Отец и Арон стояли молча, но я знала, что они разделяют гнев и горечь матери.
Я не хотела оставаться на погребение сестры. Это было только ее тело, не душа.
- Не слушай ее глупые слова! – сказал Вацлав уверенно, направляя коня в сторону леса, туда, где вдалеке на скале виднелся черный замок, заменивший мне дом. Теперь я это точно знала.
- И никогда не возвращайся! – это были последние слова, которые с слышала от матери, а затем, спустя некоторое время ее крики, уже неразборчивые, но полные яда и страха, стихли, а мы въехали в лес, скрывшись в его тенистой тиши.
Трайлетан молчал, Вацлав прижимал меня к себе, а я плакала. Только сейчас, когда дом и родные остались за спиной, я плакала о том, что потеряла и еще не понимала, что нельзя потерять то, что никогда не имела.
- С возвращением, Ваша Светлость!
Элкмар был первым, кто поприветствовал нас, а следом за ним, в просторном холле замка, это сделали и остальные слуги. Они выстроились в два ряда, создав своеобразный коридор, и все он улыбались, глядя на меня и князя.
