приоткрыла губы.
Но я еще не закончила.
– Более того. Я не уверена, стоит ли беспокоиться о том, что случившееся в Пустошах получит огласку. Насколько понимаю, вольвены преданы мне и не станут делать ничего, что мне навредит. Верно, Киеран?
– Верно, – отозвался тот.
– Присутствовавшие там атлантианцы преданы Кастилу, и вряд он считает, что они его предадут, – продолжала я, по-прежнему смотря на королеву. – Кастил, я права?
– Да, – подтвердил он таким же сухим тоном, как и Киеран.
Тем не менее в его голосе прозвучала знакомая мне пылкость.
– Все остальные свидетели, за исключением короля, мертвы, и можно с уверенностью предположить, что они в ближайшее время не станут ни с кем делиться подробностями той ночи, – продолжала я. Я так сильно сжимала пальцы, что они заныли. – Если же случится маловероятное и события получат огласку, я все равно не думаю, что есть повод волноваться. Похоже, народ Атлантии достаточно умен, чтобы понимать: поскольку у меня нет клыков и я могу выходить на солнце, я не вампир. Или я недооцениваю их здравомыслие?
Никто не ответил.
В комнате воцарилась такая тишина, что можно было услышать сверчка.
Напряженное молчание нарушил Кастил.
– Ты правильно полагаешься на здравомыслие народа, а этот разговор не только бесполезен, он и оскорбителен, учитывая, что на тебя напали наши люди.
– Мы ничего не знали о планах Аластира и о том, что в этом деле замешаны Незримые, – заявила королева. – Он не выказал ничего, чтобы мы узнали, что он замышляет такое.
– Когда Аластир пришел с Киераном предупредить о прибытии Вознесшихся в Предел Спессы, – сказал отец Кастила, – он сообщил о твоем намерении жениться и своей убежденности, что это имеет какое-то отношение к… Малику.
Он быстро отпил из стакана и прочистил горло. Хотя я отгородила чутье ото всех, все равно почувствовала вспышку терпкого, почти горького страдания.
– Он сказал, что не уверен, насколько вы на самом деле привязаны друг к другу.
– Мы привязаны, – сообщил Кастил, и к моему раздражению добавился прилив горячего гнева. – Очень.
– Я в этом не сомневаюсь, – протянул его отец. – Нужно быть слепым, чтобы не заметить.
Я вспомнила, как Кастил целовал меня перед отцом, и к моим щекам прилил жар.
– Это все, что сказал Аластир? – поинтересовалась я. – Он знал, что я потомок божества?
– Аластир рассказал, кто ты и на что способна, – призналась королева Элоана. – Мы знали, что это означает. Обычный смертный с атлантианской кровью не может обладать такими способностями. Это понял бы любой из нас, кто достаточно стар, чтобы помнить божества. Хотя, может, и не сразу. Никто бы о таком не подумал. Но Аластир догадался о твоем происхождении и понял, кто ты.
– Но вы поняли в тот момент, когда увидели меня. – Я вспомнила выражение ее лица так, словно это произошло вчера. – Аластир сказал вам, что еще не поздно.
– Он знал, что это значит для короны, как и я, как только увидела тебя – увидела, как ты излучаешь свет. Я знала, кто ты. Но не поняла, что он имел в виду в Покоях, когда сказал, что еще не поздно. Но, полагаю, он думал, что, узнав о его планах, мы поддержим его, и надеялся привести их в исполнение.
– То есть отдать меня Вознесшимся, чтобы они меня убили? – Я подавила дрожь при мысли, как близок он был к успеху. – Как и те люди в Покоях, которые напали на меня перед вашим появлением. Я пыталась их остановить…
– Пыталась? – переспросил король Валин с недоверчивым смешком, так сильно напомнившем Кастила. – Я бы сказал, что тебе это удалось, Дева.
Кастил резко повернул голову к отцу, его широкие плечи застыли.
– Ее зовут Пенеллаф. Если моя жена разрешит, можешь называть ее так. Если нет, то обращайся к ней «принцесса». Или как-то более почтительно. Но никогда не называй Девой. Ты меня понял?
Я сжала губы. Его слова. Его тон. Не знаю почему, но мне хотелось улыбнуться.
Отец Кастила подался назад, вытаращив глаза, но его жена подняла руку.
– Хоук, ни твой отец, ни я не хотели проявить неуважение.
– Вы не хотели? – выпалила я, и она перевела на меня золотые глаза.
– Нет, – заявила она, сдвинув изящную бровь. – Не хотели.
Я уставилась на королеву – на мою свекровь.
– Когда вы впервые увидели меня, вы говорили так, будто Кастил привез в королевство проклятие, а не жену.
– Я была застигнута врасплох тем, что увидела. Как, полагаю, любой бы на моем месте. – Она еще больше сдвинула брови. – Я… не ожидала твоего появления.
– И я никогда не ожидала ничего из этого. – Я удерживала ее взгляд. Нужно, чтобы она поняла: я не Дева, я не орудие Вознесшихся, как считали те люди в храме. – Аластир этого не знал, но я была в Пределе Спессы, когда Вознесшиеся привезли свои дары.
У меня сжалось сердце при мысли об Элайдже, Магде – всех, кого так бессмысленно убили.
– Я сражалась бок о бок с Кастилом. Убила герцогиню Масадонии. Исцеляла ваших людей, хотя некоторые из них смотрели на меня как на чудовище. Я не вынуждала ваших стражников нападать на меня. Ведь некоторые из тех людей были вашей охраной, да? Стражами короны. Незримыми.
Королева по-прежнему молчала. Я подалась вперед. От меня не укрылось, что король пошевелился, словно хотел загородить собой жену, и что Хиса шагнула вперед. Может, позже я устыдилась бы охватившего меня дикого удовлетворения. А может, и нет.
– Не знаю, что вы обо мне думаете и что наговорил вам Аластир, но я не выбирала быть Девой и носить вуаль. Я не выбирала быть потомком божества или, приехав сюда, рвать узы и узурпировать права других кровных линий. Единственное, что я когда-либо выбирала, – это вашего сына.
Кастил откинул назад голову, и его грудь поднялась в глубоком вдохе, но он ничего не сказал, позволяя говорить мне.
– Рассказывал вам об этом Аластир, когда прибыл из Предела Спессы? – спросила я.
– Нет, – тихо ответил отец Кастила. – Не рассказывал.
– Я так и думала.
Тут вмешался Кастил.
– Мы пришли в надежде, что вы можете помочь нам определить, во что вознеслась моя жена. Я лично надеялся, что вы немного познакомитесь с Пенеллаф, а она – с вами. Но если мы будем ворошить прошлое, то нам ничего не останется, кроме как уйти.
– Но мы должны поговорить о прошлом, – заговорила его мать.
Кастил застыл.
– Только не так, как ты думаешь, – добавила она с тяжелым вздохом.
Я наконец открыла чутье и выпустила его к ней. Терпкость ее страдания была такой сильной, что я чуть не отшатнулась. Она пригладила рукой и без того тщательно зачесанные волосы, а муж подошел к ней так же бесшумно, как часто двигался Кастил, и положил руку ей на плечо.
– Мне нужно извиниться, – сказала она. – Я не хотела оскорбить кого-то, хотя знаю, что оскорбила. Очевидно, надо мной взяло верх потрясение. – Она положила руку поверх руки мужа. – Но это не оправдание. Потому что вы оба правы.
Она перевела взгляд на меня.
– Особенно ты. В том, что произошло, нет твоей вины или вины моего сына,
