— Опасные слова, Аджава, — ответил дядя ровно. — О чём же таком ты хочешь поговорить со мной, что не садишься за мой стол?
Аджава прицокнул языком:
— Ты, Джума, важный стал человек. Приходить страшно! Да только законов чести для тебя никто не отменял. И для детей твоих.
Дядя нахмурился:
— О чём ты?
— Я, как честный человек, сговорил свою дочь за твоего птенца. К свадьбе потихоньку готовился. И тут он назад начал сдавать; нехорошо, не по-людски, но я это проглотил. Только вот мальчишке твоему мало было мою Акиву унизить. Он её ещё и обманом к себе заманил и соблазнил. Так вот я тебе и говорю, Джума: или пусть твой птенец женится на моей дочери, или быть кровной вражде.
Вот это, что говорится, приплыли.
Дядя нахмурился.
— Лисси, — позвал он. — Мой ученик был с Буджо в мастерской. Проверь, там ли он, и позови сюда. А сама поднимись, пожалуйста, к себе: нам надо это между собой обсудить.
— Всё верно, — сказал Аджава важно. — Нечего дочерям слушать такие разговоры! Даже если они певички.
Ну-ну… Сцепив зубы, я решительно направилась в сторону мастерской, где Бэн с папой увлечённо возились с новой музыкальной шкатулкой.
— Бэн, — позвала я. — Прошу, скажи мне, что у тебя ничего не было с дочкой Аджавы.
Он с неохотой оторвался от артефакта и удивлённо посмотрел на меня:
— Нет, — сказал он, — ничего.
— Совсем-совсем? — уточнила я с надеждой.
Бэн поморщился.
— Ты о том случае, когда она пришла ко мне, да? Ну, может, поцеловались пару раз. Она меня поцеловала, если что. Просто пришла в нашу вторую мастерскую, когда я там работал, села ко мне на колени с сказала, что хочет, чтобы наш брак состоялся.
Вот же гадство!
— А ты что?
— А что — я? Отстранил её, попытался выгнать, но она не уходила. Плакала, говорила, отец будет её ругать, если она так рано вернётся. Ну я и не стал выгонять: посадил на стул у себя в мастерской, приготовил ей чаю, дал послушать новые мелодии… Мне стало её жаль. Я… в общем, я вспомнил Дайяну. Как её… Не важно, — он сжал кулаки и отвернулся. — Просто я много думал и понял, как иногда девушке бывает тяжело отказать родителям. Вот и всё. А в чём проблема-то?
Я вздохнула.
Неоднозначная, однако, ситуация.
— Там пришёл Аджава, требует, чтобы ты женился на его дочери. Дескать, ты её соблазнил.
— Что?! — он был искренне возмущён. — Какой Бездны?!
— Бэн. Иди наверх, но не кричи и не злись. Позволь говорить дяде, сам отвечай только по существу. Не ври, всё равно бессмысленно. Понял меня?
— Понял, — Бэн зло тряхнул головой. — Но это всё какой-то бред! Надо разобраться в этой дурацкой ситуации. Я же сказал ей, что не собираюсь на ней жениться!
Он вышел, сердито хлопнув звуконепроницаемой дверью.
Мы с папой Буджо переглянулись.
— Плохо дело, — сказал он. — Если дело дойдёт до клятв, Аджава наверняка задаст вопрос вроде “Случилось ли между вами что-то?” или “Прикоснулся ли ты к ней?”. Ещё и обнаружится какой-то свидетель (наверняка почтенный человек), который подтвердит, что девушка долго была у парня. И всё, картинка сложилась. Мне приходилось наблюдать такие трюки и раньше, увы.
Я сдавленно простонала.
— Как же он так влип-то, а?
Папа грустно покачал головой:
— А откуда мальчишке, выросшему в драконьей стране, знать такие тонкости? Драконы сами, как известно, сторонники свободной любви, их культура воспевает чувственность и не видит в интимных связях ничего преступного. Понятно, что и нравы в Империи вполне свободные. Мальчик мыслит, как имперец; или как коренной вел-лерец. Но на деле ситуация может стать намного сложнее…
Я вздохнула, слабо улыбнулась папе и пошла наверх. Мне надо было оказаться рядом с ребёнком, подумать немного. Когда я проходила мимо комнаты, услышала голос Аджавы: “Как можешь обвинять мою дочь?! Скажи, что не сватался к ней. Скажи, что не прикасался к ней, не обнимал, не целовал! Поклянись! А если не можешь, то и не говори, что женщина тебе виновата!”
Вздохнув, я покачала головой и поднялась в свою комнату.
— Какой же ужасный день, — прошептала я, упав на кровать.
Щёку мою обдало морозом. Я удивлённо обернулась и увидела, что лёд на стене сложился в надпись: “Алиссия?”
53
Я могла бы усомниться в том, кто сейчас со мной говорит, но прикосновение знакомой магии расставило все точки.
— Или? — выдохнула я удивлённо.
“Да, он самый. И да, я многого ожидал, но не надписей на стенах. Как ты это делаешь?”
О, так у него тоже…
— Знаешь, не уверена, что это вот прямо я.
“Ребёнок? Это может быть не очень хорошо. Если он в утробе…”
— Он уже в яйце.
“О… и какое оно?”
— Красивое. Светится, покрыто льдом, окружено магической энергией. Внутри можно разглядеть контуры малыша.
Разговор двух идиотов, правда.
“Скоро и я это увижу. А у меня будет возможность с ним общаться? Он ведь до пяти лет не сможет превращаться в человека. Значит ли это, что связь с ним будет только у тебя?”
— Нет, конечно! — удивилась я. — С чего ты взял эту ерунду про пять лет?!
“У драконов, если детёныш вырос в яйце, человеческий облик он получает не раньше, чем через пять лет.”
— У селенити иначе, — вздохнула я. — Ребёнок сможет принимать человеческий облик с первых дней. Яйцо нужно только для того, чтобы ребёнок в утробе не выпил из матери все силы. Мы же энерговампиры, как ни крути. То время, что он был внутри меня, мне тяжело далось. Если бы не помощь Мория…
Я запнулась, удивлённая накатившей на меня злостью. Вроде как даже не моей. На грани сознания замаячила мысль, что я что-то вот совсем не то сказала.
“Ну конечно, — надпись на стене была буквально пронизана ехидством. — Я очень счастлив теперь это узнать. Он покупает тебе дом… Точнее, его стряпчая нагло уводит дом посреди торгов. А теперь я узнаю, что он подпитывает моего ребёнка. О котором я даже понятия не имел. Как это всё мило! Что ещё я должен знать о ваших отношениях?”
Н-да. Но тут, кажется, я сама дала маху.
— Вся наша связь заключается в том, что я однажды свалилась ему на голову, — сказала я примиртельно. — Вот и всё. А помогает он мне, потому что мы друзья.
“Ты это серьёзно? Морий Бакарийский — опасное существо, коварный игрок, который бросил вызов драконам. Уверен, у него есть на тебя далекоидущие планы!”
Э-э… Это Глубоководный-то у нас — коварный игрок?! Что за странные идеи?!
— Всё не так, — сказала я. — Вот вообще не! Он очень простой фомор. Ему наплевать на все эти ваши политические игры, он просто хочет поддержать других фоморов!
“Ты или морочишь мне голову, или глупее, чем я думал!”
Правда?
— Кто бы говорил, мистер семь-миллионов-за-особняк!
“Я заплачу и больше за особняк, на который променяли меня!”
Да что ты будешь делать?!
Мне отчаянно хотелось превратиться в фомору и запустить в стену ртутными иглами, разрушая лёд. Но я вспомнила разговор с тётей Ленной и… не стала.
— Не складывается у нас с общением, — вместо того сказала я тихо. — Не знаю, как мы дальше будем парой.
На стене долго не появлялось надписей. Я уж решила, что разговор окончен, когда он всё же отозвался.
“Прости. Ты права, мы ходим по кругу, и это неуместно. Давай попробуем начать этот разговор с самого начала. Чем этот день так плох? Тебе не хватает энергии? Или дело в тавельнских писаках? Если волнуешься из-за газет, то забудь. Наши уже над этим работают.”
— И как они могут это сделать? Газеты уже написали такое, и…
“Общественное мнение переменчиво, милая. Им бывает поразительно легко манипулировать — если не доводить до края, конечно. И я тебя уверяю: уже завтра о нас будут говорить, как о самой красивой истории любви.”
Меня посетили смутные сомнения:
— Как было с Марджаной Лофф?
“Именно. Так что не позволяй им испортить твой день.”
