Элор не прогуливался возле приземистого корпуса боевых магов. Как показал визит на крышу административного корпуса, не сидел ни на одной из соседних крыш. Я сходила и в лес возле Академии, но там Элора тоже не было.
Лес радостно шуршал, чирикали птички, бесились насекомые, и нос щекотал грибной запах. А из-под кустов то и дело выглядывали магические паразиты. Я поспешила уйти.
Вернулась в кабинет, перебрала отчёты нанятых специалистов, заглянула в письма от вассалов, распорядителей, казначея, прочитала рекламные проспекты от Нового банка, бегло ознакомилась с предложением о сотрудничестве от Тарлона.
Время тянулось невыносимо медленно, и меня уже мутило от волнения. Хотелось сбежать. Но бежать некуда, несмотря на открытую мне запасом кристаллов свободу передвижения. Потому что страх был не снаружи, не в Академии, он жил внутри меня. Предчувствие беды, от которого хотелось лезть на стену, рычать, всё крушить.
После обеда я отправилась в лес. Кулаками разбивала в щепки дерево, швыряла камни – словно бессильная ярость Элора передалась мне, словно вместо него сегодня ломала и крушила я.
Мне не хватало только голема, чтобы тренировка стала полноценной, сходство – полным.
Камни защёлкали, скатываясь друг к другу, формируя голема. Сердце ёкнуло, я замерла, так и не нанеся удар расщеплённому стволу. Свет вечернего солнца золотил разбросанные по мху щепки. Я судорожно вдохнула пропитанный смолой запах, огляделась. И меня затопило разочарование.
Прислонившись к дереву, неподалёку от меня стоял Дарион. Тень листьев пятнала его лицо и широченные плечи, сложенные на груди руки. Глаза Дариона с большими, как у всех медведеоборотней, радужками казались тёмными провалами.
Это он создавал голема, и тот поднялся надо мной: большой, наверняка сильный и ловкий.
Хотела бы я знать, что сейчас думал Дарион, но это невозможно. Нашла себе мужчину – хуже для менталиста просто не придумаешь.
Голем медлил. Дарион медлил. И я ударила первой. Прямо с места, рывком – в солнечное сплетение из мелких и крупных камушков. Боль, пронзившая руку до плеча, помогла забыть обо всём и сосредоточиться на каменном воине.
***
«Сегодня принца Арендара выпустят из Башни порядка, – эта мысль пронзила меня, как иголками, я села на кровати. Задремала я после восхода и, судя по проникающему сквозь щель между портьерами солнечному свету, проспала. – Может, уже выпустили, и он, наконец, оградит Элора от Валерии».
Недолгий сон помог восстановиться после изнурительной тренировки до глубокой ночи, и я чувствовала себя очень неплохо. Да и примирительный секс с Дарионом немного снял напряжение, но сейчас оно возвращалось, словно чья-то когтистая рука проникала внутрь и царапала, сжимала, норовила выпотрошить вживую.
С каким удовольствием я бы снова уставшая, обессиленная от бесконечных ударов и уворотов, рухнула в объятия Дариона, в горячий водоворот его чувств, но… Но сейчас не ночь, а день, у него занятия, и я никак не могу утащить их с него.
А было бы здорово, потому что даже разногласия не погасили чувств Дариона, и они… они мне нужны, чтобы избавиться от моих гадких тяжёлых чувств. И это непростительная слабость, мне следовало усмирить чувства так, как учил дедушка, но я позволяла им брать верх. Позволяла им сжигать себя…
Зачем?
Я поднялась с постели, задавая себе этот вопрос. Я приводила себя в порядок, задавая себе этот вопрос. Я обмазывалась зельем, задавая себе всё тот же вопрос.
И только когда полностью оделась и взглянула на Халэнна, меня обожгло осознание: потому что он свободно жил эмоциями. Он не был менталистом, и он позволял себе всё – и наслаждения, и горести. Халэнн жил чувствами, он черпал в них силу, даже в боли. Он наслаждался ими и всегда осуждал мои попытки взять эмоции под контроль…
Халэнн не стал бы обрубать чувства, чтобы ощутить себя спокойнее.
Внизу что-то грохнулось.
Нервы натянулись.
Снова загрохотало. Там, судя по всему, крушили мебель.
А ведь Вейра, Диора и Сирин собирались на прогулку по столичным магазинам, если они не успели уйти… Три усиленные родовым артефактом драконессы должны с Элором справиться.
Снова что-то разбилось.
Дом содрогнулся, и с растрескавшегося потолка посыпался белый порошок, осел размытым облаком на моём рукаве.
Я зажмурилась, но так только громче показался следующий удар. Элор метался там в ярости и боли, и сердце разрывалось. Так не должно быть, но мне больно слышать этот грохот, этот крик, выраженный в стоне содрогающегося дома.
Осознала я себя уже идущей в коридоре. Перепуганная Сирин, трепеща рюшами и оборками, налетела на меня, спряталась за мою спину. И не пошла за мной, когда я двинулась к лестничной площадке.
По полу холла, громыхая, пролетела золочёная посуда, следом полетела бутылка. Стул. Ещё один стул. Вещи вылетали из столовой, разбивались, скользили по начищенному паркету.
Распахнутые двери столовой задребезжали. Глухой рык вклинился в грохот.
– Вейра и Диора там, – послышался за моей спиной слабый голосок Сирин Ларн.
В столовой что-то с грохотом хрустнуло. Кажется, стол. И точно – кусок столешницы вылетел в холл.
– Сделайте что-нибудь, – Сирин Ларн ухватила меня за рукав рубашки. – Я никогда Элора таким не видела… мне страшно.
Я не удержалась от ёрничанья:
– Толкать сюзерена под нос разгневанному дракону правящего рода – как-то это противоречит клятве верности, ты не находишь?
– П-простите, я не… – Сирин Ларн уставилась на меня своими огромными светлыми, слишком перепуганными глазами.
Из нас она меньше всех напоминала драконессу – слишком нежная. Даже не знаю, за кого её такую замуж отдавать, чтобы не переломали.
Отцепив её тонкие пальчики с длинными ноготками, я спустилась вниз. Элор как раз вышвыривал в холл последний кусок стола и снова перешёл на стулья.
Пробравшись вдоль стены, я дождалась, когда в дверной проём вылетит стул, и заглянула, тут же нырнула внутрь.
Вейра и Диора стояли в уголке. Вполне живые, невредимые, просто благоразумно не отсвечивали, в отличие от меня.
– А ты вообще уйди! – рявкнул Элор, подхватывая очередной стул.
Глаза его снова казались чёрными, рыжие волосы торчали во все стороны и искрили, лицо налилось нездоровой краснотой. Кажется, он был пьян.
Из мебели осталось всего несколько стульев и буфет.
Оглянувшись через плечо, велела драконессам:
– Брысь!
Подхватив расшитые камушками подолы, Вейра и Диора ринулись к двери, в проёме чуть не столкнулись, но разминулись и, судя по цокоту каблуков, ускакали наверх.
– Они тебя слушают! – взревел Элор, и стёкла дрогнули. – Попробовал бы я сказать им «брысь!» Почему мои любовницы слушаются тебя?!
– Наверное, я страшный.
– Ты… – Элор зарычал. – Ты… – Он судорожно вздохнул. – Ты изумительно красивый. И вот это, откровенно говоря, меня уже бесит. Какой Бездны ты весь такой… такой…
Я набросила на нас звукоизоляционный купол и сглотнула, избавляясь от неприятного ощущения в ушах.
Взвыл ветер, задребезжали стёкла, заскользили, скрипя ножками, по полу стулья, и дверцы буфета судорожно захлопали. А двери в столовую захлопнулись резко. Но мои волосы колыхались лишь слегка. Волшебный ветер кружил по периметру комнаты, завывая, дёргая мебель, но не касаясь меня. Я была в эпицентре этого шторма, и Элор надвигался на меня.
Ветер усиливался, полетели и разломились стулья, оторвались дверцы буфета, выскочила посуда и с грохотом раскололась. Всё это летело на бешеной скорости, расшибалось о стены, рвало ткань обоев, вышибало куски побелки.
– Может, это из-за тебя у меня не может быть избранной? – цедил сквозь зубы приближающийся Элор. – Как у Данарра и Альвира. Может, это твоя близость разрушает любые попытки связи? Может, Шадары и Мэграны были правы в своих предположениях?
