все еще не спешишь убить короля Орфея.
– Отнюдь, – ухмыльнулась белоголовая. – Я убью его быстро, но сначала хочу увидеть его мучения. Он живет в аду, отец. Ждет нашей с ним встречи. И боится. Очень боится.
Слова дались ей легко. Она вновь надела свою любимую маску безразличия, став истинной Королевой Убийц.
– Мы не говорили с тобой в ту ночь, когда Серину убили.
Холодок прошелся по спине девушки. Она невольно поежилась, вспоминая стеклянные глаза подруги, когда та перестала дышать.
– Я знаю, что ее смерть отразилась на тебе, Эла, – сказал Орлон. – Видел сам. И не только я.
– Знаю, что это не делает меня краше, – попыталась отшутиться Гивенс.
– И подрывает авторитет, но все мы иногда теряем близких нам людей. Варн тоже был для меня родным человеком, но теперь он гниет в земле.
– Ты решил поговорить о покойниках? – повторила попытку вновь пошутить Дэни, несмотря на то что на душе скребли кошки.
– Не только о них. Меня, как главу гильдии, интересует, когда ты закончишь дело с молодым королем.
Его голос был тверже стали. Он смотрел на девушку как глава гильдии. Холодно и смертоносно. Но потом в его взгляде что-то промелькнуло.
– А как отца, твое состояние. Ты изменилась, Эла.
Дэниэла Гивенс возразила:
– Нет, я осталась прежней!
– Врешь. Отбор изменил тебя. А может, и король тоже. Я не знаю точно, но что-то в тебе сломалось.
– Давай перестанем говорить обо мне, отец? – не выдержала Дэни, теряя самообладание. – Я здорова, и со мной все хорошо, а король Ричард еще просто не знает, что через несколько дней я приду за ним. Я дала ему время прийти в себя и осознать всю суть происходящего, в открытую заявив, что он уже мертвец.
– В пророчестве говорится, что за ним придет Белая Демонесса. Другими словами, Даркнесса. Мне известно о твоем еще одном даре, но почему-то не от тебя самой!
Она не смогла раньше рассказать приемному отцу об этом сама и теперь жалела. Во взгляде Орлона проскочила некая обида. Дэни знала, каким способом он узнал об этом. Это задело ее.
– Не стоило посылать своих шестерок за этой информацией! – огрызнулась девушка. – Да, я Даркнесса, отец. Это было нелегко принять, но все же! Я такая, какая есть. Однако мой дар все еще полностью не подчиняется мне.
Признания легко слетели с ее уст, когда в душе появилась злость на отца. Она не любила его шестерок, как и они ее. Девушка всегда старалась избегать их в гильдии. Орлон Гивенс не сильно удивился словам дочери, но задумался вновь о будущем.
– И что ты намерена с ним делать?
– Ничего, – более спокойно ответила Эла. – Если дар проснется окончательно, я приму его и овладею полностью, а пока буду той, кем была всегда! Твоей дочерью, Дэниэлой Гивенс, самой известной Убийцей Королей на всем Коррите.
Главу гильдии убийц охватила гордость за ту, что он вырастил. Девушка была его истинной наследницей. Гивенс ни разу не пожалел о своем выборе.
– Приятно слышать, Эла! Можешь идти, – махнул рукой Орлон, не желая продолжать разговор с преемницей.
Дэни вскочила на ноги и, не прощаясь, покинула кабинет приемного отца. Мысли в ее голове вновь крутились вокруг Ричарда. Она понимала, что Орлон Гивенс был прав. Эла просто тянула время, чтобы как можно дольше не убивать короля, ссылаясь на подготовку плана.
Дэниэла Гивенс покинула гильдию. Ей хотелось скорее попасть на свежий воздух. Девушка забралась на крышу гильдии и взглядом прошлась по городу. Он только просыпался. Улицы заполняли люди. Солнце светило ярко, но не грело. Она села на край крыши и стала анализировать прошедший день. Ее руки украшала метка убийцы, сквозь которую не было видно даже детских тонких шрамов.
За время жизни под крылом Орлона у нее было много травм и ран, которые через время исчезли или затянулись, став шрамами. Дэни помнила первые тренировки. Тогда она была слабой маленькой девочкой, но теперь ее величали Королевой Убийц.
– Я Дэниэла Гивенс, – снова напомнила себе белоголовая убийца. – Наследница Орлона Гивенса. Убийца Королей и Королева Убийц.
Это были не просто имена и прозвища. Эти слова были ее жизнью. Но как же Элариэль Рэванс? У девушки был ответ на этот вопрос. Та девочка давно была мертва вместе с родителями.
Неожиданно по ее венам разлилось некое тепло. Спустя минуту она почувствовала жар в груди, который шел от сердца. Дэниэла вскочила на ноги, сделала глубокий вдох, прикрыв глаза, а когда их открыла, весь мир вокруг нее перевернулся. Девушка увидела новые краски, о которых раньше даже не знала. Облака были лилового цвета, который плавно переходил в рубиновый. Здания города стали больше и изящнее, а крыша под ее ногами – серебряной с золотыми вкраплениями. Легкий ветерок подтолкнул ее к самому краю крыши. Он пел Гивенс песню, в которой рассказывалась сказка о трех богах и их дарах. В один миг ей стало так хорошо, что Эла забыла обо всем на свете. Девушка шумно выдохнула и наконец позволила магии выйти в мир, а после сделала шаг и полетела вниз с крыши…
Бес проснулся от некой тревоги в груди. Что-то было не так, и это тревожило его. Он поднялся с кровати и направился в комнату подруги, но та была пуста. Бестал Ганс провел пятерней по волосам, думая о Дэниэле. Неожиданно с улицы послышался крик. Бес бросился на выход из гильдии. Около пятнадцати убийц, в том числе и сам Орлон Гивенс, стояли внизу и смотрели на крышу гильдии, где была наследница Короля Убийц. Дэниэла Гивенс, раскинув руки по сторонам, буквально парила над краем крыши. Ганс боялся дышать и думать о летальном исходе. Он быстро пробрался сквозь толпу, подбегая к самому Орлону.
– Как давно она там? – спросил он, тяжело дыша.
– Несколько минут, – ответил глава гильдии, смотря на свою дочь. – Ее заметил Диего, когда возвращался с задания. Это он поднял шум.
– Ее нужно снимать оттуда!
– Как?! Ее ноги не касаются крыши. Еще немного, и она упадет, – стоило это сказать Орлону Гивенсу, как девушка словно по команде камнем бросилась вниз.
С криком Ганс бросился ее ловить, как и другие. Но в паре метров от земли Дэни повисла в воздухе, находясь в объятиях темной магии.
Все замерли, ничего не говоря. В воздухе витала магия Даркнессы. Каждый чувствовал ее на себе по-своему. Гансу она казалась холодной и мертвой, Диего, который первый увидел дочь Орлона, – злой и колкой, а самому Гивенсу – спокойной и мягкой.
