* * * * *
Аэлла долго не могла заснуть, всё тело дрожало от непонятного ей возбуждения, которого она не испытывала ещё ни разу в жизни. Сердце стучало, озноб охватил её всю, аж зубы звенели друг о друга, сердце перехватывало от воспоминаний, пережитых за вечер.
Она осторожно касалась губ кончиками пальцев и не могла поверить, что пережила поцелуй мужчины, настоящий поцелуй того мужчины, который стал для неё вдруг таким близким, таким родным. А ведь она хотела убить его…
И смерть отца, и боль утраты, и даже это покушение на жизнь Мирона — всё ушло куда-то назад, на второй план, вперёд вырвалось последнее — поцелуй, прикосновения его, лёгкие и осторожные, огромные взволнованные глаза. И было стыдно даже, что она думала сейчас именно об этом, хотя эти три дня так страдала.
Душа замирала от внутренних чувств, она испытывала восторг и смятение одновременно. Понимала, что он враг, что он из Мирополя, что он косвенно виновен в гибели отца, но ничего не могла с собой поделать… Может, он и будет думать, что она доступна, что она простодушна, и он легко добьётся её расположения. Тем более, что она никогда никого не любила, не имеет опыта… Она даже не дружила никогда с мужчиной, и, вернее всего, отец бы не одобрил то, что она делает. Но она любит, просто любит… А разве это плохо? Разве она в этом виновата, что сердце её потянулось к первому мужчине, отличному от всех, кого увидела, да, чужого, да, противника, но именно он заставил её думать и дышать по-другому.
Она влюбилась.
* * * * *
Целых два дня она не видела его, извелась и измучилась вконец, думая об одном и том же: где он, что с ним, почему он не ищет встречи с ней? И когда вечером третьего дня её пригласили на ужин, она не смогла удержать в груди сумасшедшее сердце, бьющееся оглушительно громко. Она готова была бежать тут же, ей было всё равно, что на ней надето, что у неё с волосами, пока служанка не осадила её. Аэлла замерла, осознав вдруг, куда она бежит, как она будет выглядеть в его глазах, важно ли это. То, что было два дня назад, это совсем не то, что сейчас… А, может, всё уже изменилось, может, всё показалось ей в ту ночь? Ничего не было, а эта любовь её — просто ошибка? Она возомнила себе, навоображала невесть что, какая может быть любовь в её положении? Она здесь в плену, она под арестом, участь её ещё не решена, может, по приказу короля её ещё казнят. Она ничего не знает об Айриле, страна её в руках врагов, отца нет в живых. Какая вообще может быть любовь?
В столовую она зашла сдержанной и прямой в глухом тёмно-бордовом платье с золотой отделкой. Мирон по-прежнему в белоснежной рубашке, брюках, сапогах, смотрел сверху такой же, сдержанный и прямой. Будто и не было ничего. Не было того поцелуя, того похода по лестнице в темноте, не было горящих глаз, от которых, казалось, с ума сходишь. А ведь это был её первый поцелуй в жизни! Первый мужчина рядом! Не слуга, не приставленный отцом рыцарь, а чужой молодой человек… О-о-о…
За ужином она заговорила вдруг:
— Вас долго не было видно…
— Два дня, — он ответил не глядя, ломая пальцами печенье, украшенное сверху орешками. — Мы объезжали земли вокруг города, смотрели подступы, мы ждём князя с его войсками…
— Айрила? — она подалась вперёд, сминая салфетку. — Что вы знаете о нём?
Идвар помедлил с ответом.
— Мы думаем, что он где-то на севере княжества, собирает войска…
— На севере? — она переспросила озадаченно. — Князь этих земель давно порывался выйти из-под власти отца, вряд ли он сейчас поддержит Айрила, это будет чудом… Скорее всего, как мне кажется, он где-то на востоке, у местных маркграфов, они охраняют границы… у них постоянно есть войска… Правда, не знаю, сумеют ли они договориться, они постоянно требуют новых земель, да и… — она покачала головой с сомнением, исподлобья посмотрела в лицо Мирона.
Тот усмехнулся и заговорил, двинув подбородком:
— На востоке, значит… Это хорошо… Надо усилить сторожевые посты с востока, послать отряд навстречу…
— Зачем? — она перебила его резко, с вызовом. Мирон пожал плечами:
— Для безопасности.
— Вся страна у вас, сидите в городе укреплённом, войска вон какие, и вы ещё чего-то боитесь? Чего-то боитесь?
— И ваш брат поступил бы точно так же… — он был спокоен, хотя было видно, что слова её не прошли бесследно, под глазами какая-то тень пролегла.
— Я… — она растерялась, несколько раз моргнула, дрожа ресницами. — Я вам просто рассказала, по простодушию, даже не думала, что вы так… что использовать мои слова начнёте… — бросила салфетку на тарелку. — А вы ведь просто убьёте его… Просто — убьёте… — прошептала последние слова.
— Даже, если я его не убью, даже, если в плен возьму… отец его казнит, а он военный, он рыцарь и князь, это его долг, он будет сражаться до последнего… — тряхнул головой, отбрасывая пряди волос со лба, повторил упрямо, настойчиво, через зубы:- И я на его месте поступил бы так же…
— Да что вы заладили? "Так же… Так же…" Надоело! — она резко поднялась из-за стола, громыхнув стулом, сверкнула сверху глазами, — захватили город, спрятались за такими стенами, всю территорию под контролем держите, понаслали отрядов по округе, а ещё боитесь чего-то… Тошно аж! — она повысила голос, кривила губы. — Нашли себе противника! Да ваша армия, те, с кем вы сюда пришли… — усмехнулась. — Нашли себе врага, вы сюда-то пришли… С кем воевать? — она торопилась, заговаривалась, срывалась на шёпот. — Вы убьёте его… Просто убьёте его… А потом… меня…
— Ещё ничего не известно… — он смотрел снизу, стуча подушечками пальцев по столешнице. — Может быть, мы ещё сможем с ним договориться, хотя… — он сделал паузу, пожал плечами. — Я не думаю, что он на это пойдёт…
— А, может, его вообще здесь не будет? — она сузила глаза, сдерживая в себе ярость. Каким уверенным, каким сильным он выглядел здесь, в Райроне, за высокими стенами, с огромной армией за спиной.
— Будет, — и голос такой уверенный, всё-то мы знаем, всё нам известно. И, наверное, он говорил правду, военного опыта у него было достаточно, несмотря на молодость. Миронами у них становятся в шестнадцать лет, у него опыта лет десять… Он может предугадать действия противника, может защитить своё положение, тем более что сейчас оно у него более чем выгодное. А, значит, что бы она ни делала сейчас, что бы ни говорила, её слова ничего не изменят, если Айрил решится прийти сюда, он погибнет, и его армия тоже. И никого, никого из Райронских князей не останется… Одна она, и то, что с ней будет дальше неизвестно…
Она встала боком, отвернулась, опуская голову, чувствуя, как глаза сами собой заполняются слезами, слезами боли, отчаяния, жалости к себе самой, к своим близким, которых она потеряла и никогда больше не увидит. Ярость её, злость выходили сейчас слезами бессилия и тоски, хотя стояла она неподвижно.
