Она увидела проезжающий полупустой автобус. Потом прошел высокий прямой старик. Из дома напротив вышли средних лет мужчина и женщина, за ними выскочили ребятишки, мальчик и девочка школьного возраста. Все семейство направилось к стоящему около дома длинному автомобилю вишневого цвета.
Зинаида Васильевна вздрогнула. Неожиданно появились двое вчерашних знакомцев. Криминал шел рядом с родственником ван Густена. Оба были в шляпах, в длинных черных пальто с развевающимися белыми шарфами, беседовали с мрачным видом. Зинаида Васильевна их тут же про себя обругала: «Какие все-таки противные мужики! Гангстеры киношные!» Криминал что-то настырно втолковывал собеседнику, а тот обреченно кивал головой. Криминал вдруг глянул в окно, прямо на Зинаиду Васильевну, и, как ей показалось, довольно злобно ухмыльнулся. Она немедленно закрыла занавеску. Ее опять передернуло — до того гнусная у криминала рожа.
Смотреть в окно расхотелось. Она порылась на полках, где стояли книги Вольфганга и Габи. Обрадовалась, когда нашла среди немецких книг одну о России. Ее написал журналист, работавший в Москве еще при советской власти. Описывал свои впечатления от Красной площади, от Собора Василия Блаженного. Писал по-немецки, не чересчур сложным языком, и Зинаида Васильевна неожиданно довольно много поняла. Это ее порадовало. И лишний раз она пожалела, что плохо учила немецкий язык в молодости.
Утомившись от чтения текста на чужом языке, она решила немного отдохнуть. Откинулась на диванчике, и у нее снова сделалось идиллически безмятежное настроение.
Она закрыла глаза, и тут же появился сын Илья. Он стал еще больше похож на отца, скоро совсем не отличишь. Зинаида Васильевна ощутила прилив такой огромной нежности, что в первую секунду не смогла слова вымолвить. Илья сидел около стола и молча смотрел на нее сквозь очки. И хотя выражение его родного лица было чересчур серьезно, она сказала счастливым голосом:
— Я ужасно рада тебя видеть, сыночек! Теперь это бывает не часто.
— Не так уж и редко, — не согласился Илья, — а Валя вообще звонит тебе почти каждый день.
— Валя всегда звонит, но мне важно, чтобы ты… Я по тебе скучаю.
Илья хотел говорить о другом.
— Ответь мне, почему ты не занимаешься мемуарами, воспоминаниями? У тебя так хорошо все это получается рассказывать. Вот бы и записывала.
Зинаида Васильевна огорчилась:
— Что ты от меня хочешь, сынок?
— Я хочу тебе сказать, что научная фантастика — это не для тебя. Ты в этом не разбираешься. Это не твой жанр!
— Какая научная фантастика, о чем ты говоришь?
— А это что? — Илья снял со стола толстую стопку белых листов и помахал ею в воздухе.
Зинаида Васильевна с досадой покачала головой:
— Ты попросил рассказать, как все было. Я попыталась. Но рассказать невозможно. Мне проще было написать. А ты опять мною недоволен.
— Возникает законный вопрос, — упрямо продолжал Илья, — почему ты по заграницам шатаешься? Значит, дети плохие. Но ведь это не правда! А эти твои Шинель и Бунюэль… Просто смешно…
— Я так и знала, так и знала! — Зинаида Васильевна чуть не заплакала. — Мне Закрёпов все сказал. Он меня предупредил. Я спросила его, можно об этом рассказывать или же дать подписку о неразглашении. А он говорит: «Рассказывайте сколько хотите, вам все равно никто не поверит, поэтому не очень упорствуйте. А то, сами знаете, можно угодить…»
— Ну хорошо, хорошо, — примирительно сказал Илья. — Ладно, не расстраивайся. — Он подошел к матери и погладил ее по голове. — Давай пройдемся конкретно. Я думаю, ты со мной согласишься. Вот у тебя тут дискета…
Зинаида Васильевна открыла глаза, и ее взгляд уткнулся в декоративный камин в стене напротив. Она не любила декоративные камины; если уж есть камин, так надо, чтобы он был настоящий и грел!
После четырех часов Шанталь и Даниэль спустились сверху довольные, умиротворенные.
— Почему у вас такой траурный вид? — спросила Шанталь.
— Да ничего особенного, снится Бог знает что. Ну а вы-то как, хорошо поработали?
Даниэль и Шанталь хитро переглянулись.
— Да мы, честно говоря, хорошо поспали, — сказала Шанталь. — Только плохо, что у меня пилюли цу энде.
— Какие пилюли? — не сразу поняла Зинаида Васильевна.
— Контрацептивы, — просто сказала Шанталь. — Здесь, наверное, есть какая-то фармасия, надо будет купить.
Зинаида Васильевна понемногу привыкала к европейской раскованности в поведении и в разговорах на некоторые деликатные темы. Во многих семьях дети называли родителей не «мама» и «папа», а по именам, будто они были им друзья и подружки. Ее перестала шокировать демонстрация нежных чувств даже у немолодых людей — все эти прилюдные объятия и поцелуи. Она больше не удивлялась, встречая парочки откровенных гомосексуалистов в общественном транспорте. Те не только не скрывали, но вызывающе подчеркивали свою близость. Она не одобряла их показное поведение, но, в конце концов, никто не нарушает порядок, никто ни к кому не пристает. На улицах чисто, в магазинах, больницах, кафе и ресторанах встречают приветливо. Зинаида Васильевна поражалась, как много в городах зелени, какие чистые автомобили. Чистейший воздух, несмотря на огромное количество машин. Под ногами брусчатка вместо дрянного асфальта в заплатках. Почти полное отсутствие злокачественной пыли, прекрасная на вкус вода из-под крана, которую можно пить без страха. Правда, на вокзалах и в метро попадаются прилипчивые наркоманы и попрошайки.
Хотя погода никого не радовала, решили все-таки прогуляться по берегу моря и пособирать устриц после отлива. Даниэль пообещал:
— Я вам приготовлю кое-что необыкновенное! Родители все предусмотрели, здесь есть специальные ножи для чистки устриц, и если мы все втроем поработаем, то быстро управимся.
Но на берегу моря желание собирать устриц быстро улетучилось. Погода становилась столь отвратительной, что даже разговаривать друг с другом стало трудно. Они часто останавливались из-за невозможности двигаться вперед. Чтобы руки не мерзли, все трое держали их в карманах… Именно в то мгновение, когда ветер затих на несколько секунд, они услышали со стороны пляжных строений надсадные прерывающиеся вопли.
По просьбе Зинаиды Васильевны, которая боялась, будучи иностранкой, являться в полицейское отделение без паспорта, заскочили домой за документами и тут же побежали в полицию на соседнюю улицу. Шанталь размахивала найденным на пляже белым шарфом.
После осмотра места преступления и отправки трупа в морг все вернулись в единственный полицейский участок Пфаллинс-Порта. Двое полицейских долго выслушивали, а потом вводили в компьютер сбивчивый рассказ Даниэля и Шанталь о происшествии. Шанталь особенно напирала на необычный вид белоглазого человека. К тому же наблюдательная девушка запомнила номер серебристого автомобиля. Она отдала шарф полицейским, это была первая улика. Зинаида Васильевна уже заметила, что все голландцы говорят по-немецки, а немцы, за редким исключением, по-голландски не говорят. Тут же находился совершенно обескураженный ван Густен. Он рассказал, что его работающий в Брюсселе родственник, Вим Ламбрехтс, приехал неожиданно, без звонка, в ужасном настроении и должен был, как он объяснил кузену, встретиться с друзьями. Сегодня утром за ним зашел человек небольшого роста, одетый почти так же, как Вим, тоже в шляпе и в белом шарфе. Они ушли вместе, а теперь вот… При этих словах ван Густен горестно развел руками. Двое полицейских, отпустив ван Густена, обратили, наконец, свои взоры на Зинаиду Васильевну. Она тоже решила отдать вещдоки. Сначала открыла сумочку, потом вспомнила, что на пляже была без сумки и сунула руку в карман. Вытащила порванную пачку найденных бумажных носовых платков, и… Ее мгновенно охватила паника. Она лихорадочно шарила во всех карманах. Дискеты не было! Ее жест и сумасшедшее выражение в глазах не остались незамеченными.
