– Думаю, елка не упадет.
Они встретились взглядами. Уилл расслабился, явно радуясь ее появлению. Эсме была не дура и видела, как вервульфен прятался за дома, чтобы избежать встречи с Леной, а та безжалостно его преследовала. Младшая мисс Тодд чувствовала, что смущает его, но не совсем понимала почему.
Уиллу было тяжело довериться Эсме и Онории – что уж говорить о юной привлекательной особе, которая норовила с ним пофлиртовать? Эсме никогда не видела его с женщиной, но знала, что такое, когда молодой человек желает девушку и не знает, как поступить.
– Помоги-ка мне на кухне.
Рип стоял, сложив руки на груди и пристально сверля ее глазами. Его взгляд нервировал. Рип вроде было двинулся следом, но передумал.
Хорошо.
С зардевшимися щеками Эсме прошла мимо Блейда, не обращая внимания на его вопросительный взгляд, и скрылась на кухне.
Там было так тепло. Успокаивающая, домашняя обстановка… ее особенное убежище. Пока мужчины втаскивали дерево в Логово, Эсме целый час жарила кукурузу, и теперь миска на скамейке была полна воздушным лакомством. Потом им украсят елку. Все еще теплые пирожки из духовки насыщали кухню пряным ароматом, и Уилл тут же уставился на них янтарными глазами.
– Ешь, – прошептала Эсме.
Он расслабился, сел и принялся уминать за обе щеки. Эсме с улыбкой убрала волосы с глаз вервульфена. Уилл стал ей братом, которого у нее никогда не было.
– Не надо принимать ее шпильки близко к сердцу, – пробормотала экономка.
Уилл тут же напрягся.
– И пока ты готовишься мне солгать, учти, пожалуйста, что только я это заметила.
– Ниче такого, – ответил он, отряхивая крошки с пальцев. – Лена просто девчонка и сама не понимает, че творит. Не собираюсь я отвечать, хоть и не мешало бы задать ей урок.
– Как бы тебе самому тогда не обжечься. Онория очень заботится о сестре, и поэтому Блейд тоже за ней приглядывает.
В глазах Уилла промелькнуло раздражение. Характер вервульфена всегда был взрывным, и Эсме надеялась, что Лена узнает об этом до того, как Уилл сделает что-то, о чем потом пожалеет. Он всегда так крепко держал себя в руках, зная, что за катастрофа произойдет, если поддастся ярости берсерка. Вервульфены не испытывали жажды крови, но их ярость была почти такой же опасной, как голод голубокровных.
– Я стараюсь с ней не пересекаться, – прошептал Уилл с шотландским акцентом. – Тяжко, что она тож здесь живет. Я тут подумал… пора бы мне подыскать собственное жилье.
– Может, тебе стоит найти себе женщину.
Уилл резко помотал головой:
– Неа, эт не выход.
– А ты вообще был с женщиной? – тихо спросила Эсме, догадываясь об ответе.
Хоть Блейд всего раз упоминал о том случае, она знала, что случилось, когда Уилл в восемнадцать стал его трэлью. Можно себе представить, как невольная реакция на кормление смутила молодого вервульфена. Впрочем, как и ее саму впервые.
Господину удалось сгладить неловкую ситуацию, но Уилл все еще опасался большинства женщин и редко их терпел. Только одна его привлекала – девушка в соседней комнате, пребывающая в счастливом неведении о том, какие эмоции в нем вызвала.
– Эсме, ты че! – В глазах Уилла сверкнула паника. – Не буду я об энтом с тобой трепаться.
– Тебе надо с кем-то поговорить. Может, с Блейдом? – предложила она.
– Он с мя шкуру спустит, ежель смекнет, об чем я думаю, – мрачно признался вервульфен.
– А с Джоном? – настаивала Эсме.
Уилл вскинул рыжевато-коричневую бровь:
– Ага, а то он сам знает, че творит.
– О чем это ты?
Уилл потянулся и накрыл ладонью ее руки:
– Ненавижу, када те грустно.
Обжигающая волна боли накатила на Эсме, но она храбро улыбнулась.
– Уилл, я в порядке. Просто не думаю, что могу сейчас дружить с Джоном. Я пока не готова.
Краем глаза она уловила какое-то движение. Хлопнула дверь. Эсме подняла голову, встретилась взглядом с Рипом и покраснела. Он посмотрел на ее руку, которую все еще держал Уилл. Похоже, Рип услышал ее слова. Эсме судорожно попыталась вспомнить, что еще сказала.
Вошедший опустил глаза.
– Блейду надобно помочь с деревом. Лене охота нацепить ангела на верхушку.
Уилл плавно и грациозно встал и тихонько вздохнул:
– Ну еще бы.
Когда он вышел, Эсме потянула завязки фартука.
– Я не собиралась…
– Я тя слышал, – мягко перебил ее Рип. – Може, эт к лучшему.
Легонько кивнув ей, он повернулся и был таков.
Рип крался по округе, напряженный почти так же, как его нервы. Оглядел обледеневшие крыши, проведя ладонью по «ежику» на голове. Кончиками пальцев ощупал шрамы: по этой причине он и подстригал волосы коротко. Если отрастить, то в черных как смоль прядях все равно проглядывали бы серебристые полумесяцы, а Рипу не хотелось выглядеть по-идиотски.
В привычном ритме, обычно помогавшем прояснить мысли, он помассировал самый глубокий шрам у основания черепа. Полукруг, похожий на след от донышка бутылки. Точнее, разбитой бутылки, судя по рваным краям.
Как бы Рип не пытался сосредоточиться на своем задании – ночном дежурстве, – все равно не мог выбросить из головы Эсме.
«От дерьмо. И че теперь делать?»
Она поцеловала его в губы, прижалась всем телом, будто отчаянно желала. Рип тогда так испугался причинить ей боль, что даже не успел удивиться.
Зато потом у него был целый день на раздумья. От мыслей голова шла кругом.
«Потому что я хотела быть на ее месте…»
Девять тихих слов разодрали его грудь пополам. Неужели Эсме хотела стать его трэлью? Она никогда не намекала, что между ними нечто большее, чем просто дружба. Ведь так?
А теперь не хотела больше с ним знаться.
Хуже всего, что Рип понятия не имел, как все уладить. Да, она улыбалась ему, общалась, но между ними будто стена встала. Теперь Эсме обращалась с ним вежливо – до тошноты вежливо.
Вдали шевельнулись тени, и Рип дернулся, разглядывая покрытые ярким снегом крыши. О деле надо думать, а вовсе не о зеленоглазой ведьме, которая выкручивала его сердце. Так просто погибнуть из-за того, что зазевался.
В лунном свете тени растаяли и пропали. Силуэт слишком большой, значит не кот. Что бы это ни было, оно уже исчезло, а неприятное чувство осталось. Кто еще шастает ночью по крышам? Так, будто имеет на то полное право?
Рип пробирался по трущобам, оставляя за собой цепочку следов. Здешние улицы изгибались, как ухмылка старика, и полнились отбросами, среди которых мерзли бродяги. Наверху же этот мир оставался чистым, и открывался обзор на несколько миль вокруг.