Он взглянул на любимую, и в его взгляде она вдруг почувствовала некую многозначительность, предвосхищавшую что-то необыкновенное и таинственное…
Она задумчиво спросила:
— Интересно, кто был тот обросший тип в рубище, который пытался вскрыть себе вены? Такой странный…
Маэстро набрал воздуху и ответил:
— Я думаю, это был Агасфер — человек, осуждённый на вечное скитание. Он помечен клеймом, дабы его никто не трогал — ни звери, ни змеи, ни люди. Отказавший Христу — вот его бремя…
Он замолчал и повернулся к Юлиане. Она с изумлением вымолвила:
— Ничего себе…
Она прижалась к любимому и тихо выдохнула:
— Ангел мой…
Он ответил ей жертвенным дыханием:
— Мы будем жить, моя родная…
— Мы будем жить светло и вольно, — продолжила она.
— И ветер гнёзда нам совьёт, — он перешёл на шёпот…
И когда их дыхания сомкнулись, превратившись в неопалимую силу единства, опора ушла из-под плоти… Они взлетали всё выше и выше, не чуя под собой ничего, врываясь телами в свободу, где била, жгла и штормила любовь, и, оглушая, колокольно голосила Вселенная, укачивая их в летучей колыбели, и плыли они в бесконечность…
Юна уснула, как ребенок, — откинув голову, с чуть приоткрытым ртом. Маэстро спал и видел, как в комнату плавно вошёл высокий человек в белой одежде и с перевязью на челе. В руке он держал массивный тройной канделябр с пылающими свечами. Человек подошёл совсем близко к спящим, и Маэстро услышал чеканную гулкую фразу:
— Смотри!..
Комнату начал обволакивать полупрозрачный дым. Очертания её размылись, и Маэстро оказался на хорошо освещённой обширной местности, покрытой густой сочной травой и небольшими зеленеющими кустарниками… Воздух был насыщен каким-то зыбким туманом, и казалось, что неба нет, а всё наполнено этим призрачным маревом, тем не менее, очень светлым, и свет этот исходил непонятно откуда… Неожиданно на этой пустынной местности начали появляться люди, причём странным образом — один за другим, с вытянутыми вперёд руками. Они как бы множились, возникая один за другим от простёртых вперёд рук… Постепенно неисчислимая толпа разного пола и возраста заполнила эту странную местность; и тут Маэстро увидел, что перед каждым из них лежит его собственная одежда, и одежда каждого помечена своим номером. Это было похоже на какую-то неотвратимую, тотальную кодировку… Вдруг Маэстро увидел перед собой тоже свою одежду — светлую ветровку с широким воротом. Но на ней не было номера… Он окинул взглядом толпу, затем приподнял голову и невольно отпрянул… Его взору во всём своём величии предстали семь Ангелов с семью чашами… Они, чуть вскинув крылья, зависли в воздухе над людьми в безмолвном и грозном призыве, но никто на них не обращал внимания. Все о чём-то говорили, лепетали, смеялись, суетились, шумели; и звук человеческих голосов, нарастая, переходил в какой-то зловещий гул… Затем каждый, как по мановению, поднял с земли свою одежду; и толпа начала хаотично растекаться в разные стороны… И тут произошло непостижимое. Семь Ангелов подняли свои чаши, озарив пространство ослепительно золотым сиянием, и опрокинули их на землю. Всё перемешалось — воздух, земля, казалось, слились воедино, превратившись в пылающее месиво… Затем начался шквал грохота, как от бури, и, казалось, неистовый шторм безумной силы всё сносит на своём пути… Он затих так же внезапно, как и начался. Дым рассеялся, и Маэстро опять увидел ту странную пустынную местность, но ничего прежнего на ней не осталось, — всё было преображено… Вдалеке, над горизонтом, полыхало и клубилось огромное огненное зарево… Интуитивно посмотрев направо, Маэстро вдруг увидел каких-то людей. Их было совсем немного, они медленно брели, скорее — плыли куда-то вперёд. Но их становилось всё больше, — мощная световая волна выхватывала людей откуда-то из небытия, причём свет исходил от мысли каждого идущего человека и создавал новый образ, который озарялся и оживал… Так продолжалось некоторое время. Наконец, Маэстро понял, что он находится в бескрайнем Саду, а светлые люди, шедшие некогда вдалеке, заполнили пространство этого чистого мира, причём совершенно не мешая друг другу и не создавая никакой суеты. Далеко впереди вздымался туман, и сквозь это манящее марево светилось нечто умиротворяющее и нетленное…
Сверху веяло чем-то тёплым, и это тепло обволакивало голову очевидца великого таинства. Золотые лучи вошли в сознание, и Маэстро невольно улыбнулся. Он открыл глаза и увидел лик Юлианы… Она поцеловала его и мягко произнесла:
— Ангел мой, пора вставать.
Маэстро осмотрелся… Комнату заливал солнечный свет…
Юна встала, набросила халат и ушла в ванную. Маэстро сидел на диване и улыбался, глядя в оконное чудо. Уже вовсю светило солнце, сквозь гардину феерически озаряя комнатный антураж. С патриархальной церкви, расположенной неподалёку, доносился плавный колокольный звон… Маэстро погрузился в настроение этого весеннего утра…
Эх, весна! Весна — как много в этом звуке… Пришла-таки. Наконец-то. Разверзлась муть окаянная, порасхлябилась жуть стоеросовая. Птицы расщебетались. Апрелем повеяло. Пришла пора откровений. Открылась душа, распахнулась неистово. Ожил народ, меха посбрасывал, загудел, разулыбился. Заблагоухали обворожительницы, мужиков осоловевших пораззадорили. Кошаки на солнышке залоснились, разомлели. Вороны — и те отупели, клювами отяжелели, растащились по канавам… Свищи, кричи по округе — не найдёшь ни одного с трезвым рассудком, — все в беспамятстве. Преображение…
Друзья, где вы? Один спился, другой свихнулся, третий на американке женился, четвёртый стал «крутым»… Эх, мелодрама суеты… Но не беда. Главное — Юна! О, Юлиана, — мечта поэта! Мы с тобой ещё заапрелимся, овеснимся, споём ещё… Мы живы! И нет никого — только мы, пульсирующие этим неистовым раненым блюзом, этой сумасшедшей, неутолимой любовью — всепоглощающей музыкой жизни…
На улице клокотал весёлый весенний день. Наши герои были в приподнятом настроении. Они пили кофе, разложив по блюдцам бутерброды с сыром, и весело разговаривали. Они чувствовали умиротворение в себе и повсюду. В комнате был порядок. На столе лежал тетрадный лист со стихами-посланием.
— Какой чудесный день сегодня, — лепетала Юна.
— Да, весна, — отвечал Маэстро и, жмурясь, глотал крутой обжигающий кофе. — Пора начинать новую жизнь.
— Что, интересно, там решат насчёт цен наши предприниматели?.. — размышляла Юна, методично жуя бутерброд.
— Наши кудесники чудят с песней по жизни, — самозабвенно отвечал Маэстро. — Они скоро устроят закат солнца вручную и исчезнут на Бермудах. А бомжи возьмут штурмом кухню «Кнорр» и объявят себя «вне закона»… А всем террористам построят террариум.
