— В одной дозе есть половина дневной нормы полезных элементов. За неделю мы наполним вас всеми полезными витаминами, и дав затем «строительные материалы», сможем подкорректировать некоторые выступающие пропорции тела по вашему желанию.
— Если речь о груди и попе, то я буду согласна. Этого нам, девушкам, никогда не хватает. Есть куда стремиться, я имею ввиду.
— И я так думаю, — приставив шприц к шее, Сорта сделала укол. — Вот и все. Насыщение наступит очень скоро.
— Очень экономичное питание.
— Разработку делали для военных пилотов. Им нужно было быстро насыщать новые тела для цикличной работы. Суть в том, что погибая в бою, тот, у кого есть «запасное» тело, пробуждается. Он перемещает свое сознание в него через три секунды после получения последней команды от специального маячка, постоянно фиксирующего все действия и мысли пилота. Ведь самый ценный ресурс войны — это сами воины, а не оружие. Но в хранилище таких тел может быть десятки тысяч. Прокормить их все будет крайне проблематично. Другое дело — настроить капсулы на пару уколов в сутки.
— А еще так можно спасать голодающих. Пусть не полностью накормив, но поддержав их жизнь, — заметила я, вспомнив, как спонсировала приюты для бездомных. — Конечно, если такие инъекции не особо дорогие в производстве.
— Вы правы. При острой необходимости всегда можно поддерживать тело на инъекциях. Порой до трех месяцев без потери веса. Дальше стоит либо увеличить дозу, либо сократить активность, — кивнула Сорта и показала еще одну капсулу, что была зажата в ее руке. — Это успокоительное. Мне вкалывать его вам?
— Нет. Я хочу подумать, — покачала я головой, — вспомнить прошлое, погрустить. Начать планировать свои действия.
— Я все понимаю. Покидать вас я не имею права, но могу притвориться спящей.
Я не представляла, что именно она имеет в виду, но кивнула. Вернув кровать в горизонтальное положение, она поправила странную тонкую простынку, что скрывала от моей слабой психики тело, состоящее из сплошных мышц без кожи. Сорта отступила к своему стулу, и теперь я ее не видела и смогла расслабиться.
Что же мы наделали?! Куда я попала?! Зачем мне одной все это?!
Слезы потекли из глаз, и лицо стало ощутимо щипать. Но разве могло это остановить меня от надвигающейся истерики? Какого черта я повелась на уговоры мужа? Зачем мне жить? Я не могу ничего сделать сейчас! У меня нет дома, и вряд ли компания поддержит мое желание умереть, раз за это ее могут разорить те самые зубастые адвокаты. Нет, меня будут поддерживать и убеждать жить, но ради чего? Я ведь даже не смогу сходить на могилы родителей. Столько лет прошло. На их местах могут быть захоронены совсем другие люди. Да и люди ли?
Если мир так сильно изменился, раз в нем появились новые расы и другие миры, то можно предположить, что и отсталые люди превратились в колонию под властью более развитых цивилизаций. Мало ли что говорит жительница другой системы. С ее стороны может быть видна другая правда. Такая же, как с текущей датой. Если мы стали исчислять сутки тридцатью часами, затем отошли от привычного нам исчисления года, месяца, недели. Да от всего мы отказались! Сдались этим вергенам сразу и бесповоротно. Чем не показатель подчиненной роли землян?
Мне теперь остается только лишь спрашивать, анализировать и действовать в рамках их правил. То есть, поступать так, как я делала в бизнесе, но на порядок аккуратнее. Я собирала информацию о партнерах, строила четкий план, и только потом встречалась с ними лично. Я всегда просила больше и получила именно столько, сколько мне требовалось. Мужчины, а именно они обычно руководили предприятиями, считали, что обыграли меня, глупую и юную женщину. А вот с женщинами этот фокус не проходил никогда. Они и сами любили разыгрывать наивных барышень, если не вцеплялись мертвой хваткой в меня саму.
Закрыв глаза и остановив поток слез, я еще несколько раз прокрутила в голове все полученные данные. Проговорила про себя вопросы к врачу при условии, если он мужчина. Потом составила список таких же вопросов к женщине.
Сейчас я исходила из расчета, что мир изменился к лучшему. Что женщины не работают, а если работают, то строят собственную карьеру с юности. У меня же теперь нет ни опоры, ни опыта, ни защиты.
Конечно, можно давить на жалость к таким потеряшкам, как я… Скорее всего, ничего из них по итогу я не добьюсь. Но попытаться в любом случае стоит. Как говорил папа, кто не рискует, тот не пьет шампанское. Вот и я буду рисковать, раз других способов помочь себе пока не вижу.
Если отбросить чувства, то между мной и клиникой был заключен договор на предоставление четко прописанной услуги. Не просто заключен на словах, но и щедро оплачен с нашей стороны. Не важно, кому принадлежит клиника в итоге. Правопреемник обязан выполнить условия этого договора, либо же вернуть деньги мне. И раз они так долго и тщательно работали с моим случаем, вина за ними имелась немалая.
А еще я не понимала, какую выгоду получили верейцы, ввязавшись в авантюру с замороженными трупами? Не верю я в кристальную честность и порядочность! Миром правят корысть и выгода, все остальное — пустые отговорки.
* * *
Заснуть у меня так и не вышло. Я вспоминала, думала, а затем плакала. И так по кругу до прихода обещанного врача.
Кстати, калейдоскоп чувств и эмоций для меня, полностью здоровой, был не характерен. И этот момент я хотела прояснить.
— Доброго времени вам, Алина. Вы же позволите мне вас так называть? — спросил с порога мужчина с костными наростами на голове.
В остальном он не отличался от людей. Две руки, туловище, две ноги и одна голова. Наш кинематограф даже гоблинов изображал более страшными.
— Можете, наверное, — слегка кивнула я головой. — Представьтесь сами, пожалуйста, мне хочется знать, с кем я говорю.
— Лэф Эрено, ваш лечащий врач, — вытащив из кармана ручку, он растянул ее в сторону, превратив в экран прозрачного планшета без корпуса. — Сейчас я вас просканирую, и мы сможем поговорить. Думаю, у вас много вопросов накопилось.
Он провел своим хитрым устройством от моих ног до головы, и кивнул.
— Показатели хорошие. Все развивается в штатном режиме, и скоро вы станете обладательницей полностью законченного молодого тела. Все как заказывали и оплачивали.
— Скажите, а мой муж, он уже пробудился?
Судя по удивленно вскинутым бровям, такого вопроса доктор не ожидал. Пока он не стал спрашивать у меня подробности, я пояснила:
— Он хотел заморозить свое тело, прожив все отмеренные ему годы.
— А, вы про это спрашиваете… Я в курсе вашей договоренности, так получилось. Но, увы, ваш супруг не заключал договора с нашей клиникой. Я проверял.
— Значит, что-то ему помешало… Просто я так хотела быть не одинокой в этом новом для меня мире… — я состроила жалостную мордашку несчастной дамы, попавшей в беду.
— Не нужно, пожалуйста, — по-доброму улыбнулся Лэф. — Вы не настолько ранимы и чувствительны. Вернее, вы очень нежная и добрая, но мужа никогда не любили. Свое дело, цветы, вы обожали всем сердцем, а вот Петра — нет. Вы позволяли ему себя любить. Считали его соратником и другом. Очень хорошим близким другом, с которым делили постель.
Слова врача задели меня. Он был прав по всем пунктам в своей обличительной речи, но от этого на душе было намного противнее. Меня ткнули носом в мой самый постыдный секрет. В тот, который я никогда бы сама не произнесла вслух.
— Откуда вы знаете? — мой голос сел.
— Я именно тот, кто восстанавливал ваши воспоминания, — понимающе сообщил мужчина. — Понимаете, мозг записывает информацию, разделяя ее по видам испытываемых чувств. Они никогда не бывают однозначны. Можно уважать хорошего знакомого, и одновременно испытывать к нему доверие. Одни и те же воспоминания, подчиняясь эмоциям, дублируются и хранятся в разных чеках памяти. Вот я и работал с вашей памятью, перемещая сломанные кусочки в нужные чеки и дублируя, если находил ваши отголоски в пораженных болезнью участках. Я теперь знаю вас лучше, чем себя. Чем вы жили, к чему стремились, о чем мечтали. Как поднимали собственное дело, сколько плакали, похоронив родителей. Да. Вы нежный цветок, но далеко не наивная ромашка. Предсказать вашу реакцию на сложившуюся ситуацию, я смогу достаточно легко. И я предпочту откровенность.