в руках.
Она пытается принять то, что девочки, щебечущие за стенкой, – ее соседки. Первые соседки в жизни! Совершенно чужие ей люди, которые будут спать рядом, на соседних кроватях. Они первыми будут желать ей доброго утра, первыми поздравят ее с девятнадцатилетием. Они должны будут стать ее семьей? Должны же? Она не знает. Понятия не имеет, должна ли с ними дружить, но, наверное, нужно им все рассказать как есть, это было бы справедливо.
– Вокруг так много людей, папочка…
Энграм Хардин, больной, полоумный придурок, не отлипает. Бэли Теран – странная, агрессивная особа. Неизвестный защитник по имени Рейв, который говорил «эта иная». Дружки Хардина. А еще есть преподаватели, однокурсники, и в доме с ней живет еще пятнадцать девочек. И тот охотник, что ее отпустил, кем бы он ни был.
– Я должна просто потерпеть. Полгода. Верно?
Девушка в отражении кивает.
СУЩЕСТВО
Живая особь, человек, животное, оборотень.
– Эй, давайте нормально знакомиться! – Лю тянет Брайт за руку, стоит ей появиться в комнате. – Брайт, это Мелона и Овада, они сестры.
Обе рыжеволосые, с карими глазами. Их носы покрыты россыпью веснушек, лица улыбчивые, даже есть морщинки вокруг глаз. Сестры совсем не похожи, если присмотреться. Одна с кукольным крошечным личиком, у второй крупные черты: нос, широкий рот, темные брови. Мелона совсем маленькая, изящная и чем‐то напоминает Лю, а Овада неторопливая и немного полная.
– Илунженки, – хором объявляют девочки.
– Погодки, – говорит Мелона. – Так вышло, что я пропустила год. Болела огненной экземой в прошлом году, после поездки в Аркаим! Ой… это же ты оттуда, да?
– Да, я знаю, что такое огненная экзема, – улыбается Брайт.
– Ты всегда в очках? – спрашивает Овада.
Да, у меня светобоязнь.
Нет. Просто вы такие солнышки, что я прячусь.
Да, и не спрашивайте, это личное!
Но увы, Брайт приняла решение, что всем будет говорить правду, потому что так проще жить. Скрывать все равно не получится, она слишком странная. Потому тянет очки вниз и откладывает на свою тумбочку, а потом медленно поднимает на соседок взгляд.
– Как красиво-о… – тянут все, кроме девушки-по‐имени-Нем.
– Это Нимея Нока, – спохватывается Лю.
Не нужно гадать, это явно фольетинка-оборотень. Черноглазая, с шоколадными кудрями и смуглой кожей. И судя по тому, что она «всех тут знает», видимо, в Траминере она тоже не новенькая. Нимея поднимает руку и лениво перебирает в воздухе пальчиками.
– Привет, – улыбается она.
– А ты, значит… – Лю мнется. – Аркаимка?
– Нет… Я родилась и выросла в Дорне. – Глупо уходить от ответа до бесконечности.
Брайт падает на свою кровать и начинает заправлять в наволочки подушки, чтобы занять чем‐то руки. Илунженки – Мелона и Овада – делают это при помощи магии. Их постельное само собой укладывается на кровать. Здорово иметь самую универсальную магию в мире. При должной сноровке илунженки могут вообще всё, достаточно только выучить нужное заклинание. Зато они не отращивают перья и когти, когда выходят из себя, и не начинают петь на неведомом языке, вводя людей в гипноз. Они могут всё и не могут ничего. Это так по‐человечески.
Нимея тоже начинает разбирать постельное, но, как и Брайт, вручную. Оборотням колдовать труднее всего. Их потенциал скрыт в животной форме, а человеческая или вовсе лишена способностей, или они имеются на самом зачаточном уровне. Лю же весело что‐то щебечет, и вслед за кроватями сестер все три оставшиеся приходят в порядок. Наволочка вырывается у Брайт прямо из рук и натягивается на подушку, а Нимея падает от неожиданности, когда простыня решает застелиться самостоятельно. Брайт и Нимея переглядываются и синхронно говорят:
– Не делай так больше!
Лю краснеет.
– Простите, хотела помочь…
Нимея усмехается, пристально глядя на Брайт.
– И кто же ты?
Это нагло, но почему‐то ее вопрос смущает гораздо меньше, чем тот, что задала Теран.
– Розовые глаза… волосы длиннющие, кожа будто светится. Я не припомню ни одного класса с такой внешностью. Даже для Дорна это необычно. Разве что…
Но Нимея не решается продолжить. Брайт кивает и сжимает губы, прежде чем ответить. С ее кровати видно зеркало, стоящее в углу, и она долго изучает отражение, которое за всю жизнь успело надоесть. Волосы и правда слишком длинные, но нет смысла их подрезать – это такая же часть ее существа, как перья и когти. Они вьются жесткими ломаными линиями и имеют странный цвет, из‐за которого, должно быть, Бэли чуть было не приняла Брайт за свою. Дюжина оттенков от медового до темно-коричневого мешаются в пеструю гриву, будто кто‐то регулярно каждую прядь отдельно красит. Но самые пугающие – все равно глаза, вот почему люди не всегда могут идентифицировать, кто стоит рядом с ними. Она ничья. У каждого класса свой цвет глаз, волос, кожи. Свои особенности. А Брайт места не нашлось.
– Это не секрет, – выдыхает она, – но я буду благодарна, если не станете болтать.
Девчонки кивают и затаивают дыхание, хоть уже и поняли, что она сейчас скажет. Такие вещи изучают в школьной программе, просто поверить трудно, что такое можно встретить в реальности. Вот прямо в твоей комнате на соседней кровати. Это что‐то из легенд и сказок, вымершая раса, ископаемое существо.
– Я… сирена.
Все понимающе ахают. Сестры удивлены, Лю смотрит с жалостью, а Нимея с интересом.
– Моя бабушка… Брайт Масон – старшая.
В Дорне это многое бы объяснило. Брайт Масон была знаменита. Племянница темнейшего князя Габриэля Гера, первая женщина с генами сирены, известная миру. Только это было слишком давно, чтобы и Траминер что‐то помнил.
– Ты Брайт Масон… – начинает непонимающе Лю.
– Да. И я, и моя бабушка. Меня назвали в честь нее. Моя бабушка – дочь дорнийского дракона Самуэля Масона и чистокровной сирены.
Теперь даже Нимея удивлена настолько, что отшатывается в сторону.
– Но если прабабка – сирена… – Нимея чуть кривится, будто речь о какой‐то нежити. – Разве гены настолько сильны…
– По женской линии внешность и магия передаются полностью, я первая девочка со времен бабушки. Мы отличаемся от сирен только… наличием человеческой личины.
– И ты умеешь летать? – спрашивает Нимея.
Брайт кивает.
– И плавать под водой?
Брайт кивает.
– Неплохо… Будет нескучно. – Нимея щурится.
– В кого ты обращаешься? – спрашивает Брайт, не в силах побороть любопытство. Она никогда не приставала к бреваланцам и фольетинцам с расспросами, но тут атмосфера уж слишком располагающая.
– Волчица, – говорит она с гордостью. – А… ты поёшь?
– Пою.
– Красиво?
– Ну… это красиво ровно настолько, насколько опасно. Чтобы слушать настоящую сирену, нужно ей
