хоть денечек… Я знаю, что вы его любите.
— Ката, ваша вольность не оправдывается даже благими побуждениями. Лучше оставим этот разговор.
— Простите, милорд. Мне так жаль, милорд. Себастьян вас любит, так любит. Простите, милорд… Я пойду, да? Простите меня.
Оливия продолжила спускаться как ни в чем не бывало, и они с графом столкнулись на лестнице.
— Доброе утро, дорогая. Надеюсь, сегодня ты хорошо спала? — точно подачку, бросил ей Колдблад, не замедляя шага.
— В этот раз вполне сносно.
— Значит, нет нужды распоряжаться, чтобы твои вещи перевезли в другое крыло?
— Пока нет. Но я хочу дать себе возможность передумать.
— Как пожелаешь, — пожал плечами граф, пропуская ее вперед в зал столовой. — Как прошло твое знакомство с замком?
— Замечательно. Я обошла все галереи и комнаты, за исключением тех, которые вы не велели. А потом выбирала себе гардероб на новый сезон. Раз уж мне не велено выезжать в город, то модистка приедет сюда завтра с образцами тканей.
— Я рад, что ты постепенно осваиваешься в Колдфилде.
Оливия обворожительно улыбнулась, но граф смотрел прямо перед собой, и ее усилия прошли даром:
— Я чувствую странное родство с этим местом, как будто уже была здесь раньше, — сказала она. — Все кажется знакомым, как из старого сна. Как это чудесно и странно, не правда ли? Мне здесь нравится, здесь я чувствую себя как дома, хотя небольшая смена обстановки бы не повредила, — не моргнув глазом, солгала Оливия. Она решила, что оригинальная похвала в адрес замка послужит хорошим началом для разговора о перепланировке. Ее ложь, как и ее лесть, была экспромтом, сиюминутной фантазией, но Колдблад застыл на месте как вкопанный. В чем дело, испугалась Оливия, неужели я опять сморозила глупость?
— Как ты сказала, «из старого сна»? Ты видела замок прежде? Видела его в своих снах? — со сдавленной настойчивостью спросил Колдблад. Лакей отодвинул перед ним стул, но он и не думал садиться, а вместо этого, развернув корпус, сверлил ее своими бесцветными глазами.
— У меня такое ощущение, что видела, — настороженно прищурилась Оливия. — Увы, я не помню этих снов в деталях. Только общие впечатления.
— Разумеется, — кивнул лорд Колдблад. К нему вернулся скучающий вид. — У тебя нет планов на это утро? Я бы хотел показать тебе кое-что.
— Вообще-то есть, но я могу их отменить ради особого случая, — понизила голос она, загадочно улыбаясь. Ложь. Снова ложь. Очередная попытка начать игру, в которой Колдблад рано или поздно будет вынужден принять участие.
— Это было бы весьма кстати.
Сегодня молчание, с которым проходил завтрак, раздражало: время тянулось так медленно, что Оливия со скуки принялась складывать из салфеток птичек и остановилась, только натолкнувшись на уничижительный взгляд графа. Кажется, я превращаюсь в Хэлли, отругала себя она. Ей необходимо держать себя в руках, иначе она рискует попасть впросак. Но как невыносимо долго длятся минуты, когда чего-то ждешь! Что хочет показать граф? Возможно, одну из секретных комнат? Как же быстро он изменил свое решение!
Вскоре оказалось, что Оливия поспешила с предположениями: намерений посвящать ее в свои секреты у Колдблада не было. Вместо этого, пройдя по длинным галереям, они вышли к застекленной двери, открыв которую, оказались в оранжерее. Удивительно, но вчера, во время прогулки по окрестностям, Оливия упустила ее из виду.
После полумрака замка свет помещения показался леди Колдблад мучительно ярким, а от душного, наполненного благоуханием воздуха закружилась голова. Щурясь, она оглядывалась по сторонам, точно мышь, выглянувшая из норы.
Узкая дорожка несколько раз разветвлялась, проходя под витиеватыми арками, увитыми плющом. Вдалеке слышалось журчание воды и плеск фонтана. Растительность была буйная, но однообразная: ее основу составляли кусты белых роз, рассаженные вдоль тропинок с идеальной симметрией. Оливия мимоходом подумала, что место смотрелось бы куда лучше, допусти Колдблад немного художественного беспорядка: тогда не было бы столь раздражающей взгляд искусственности, когда взгляду не за что зацепиться.
— Так значит, вы любите розы, — многозначительно протянула она, будто это о чем-то ей говорило.
— Только белые.
Граф заложил руки за спину и медленно пошел по дорожке, поскрипывающей насыпным гравием.
— Мне нравится белый цвет, — сказал он. — В отличие от других, в нем есть логическая завершенность. Поглощая все остальные цвета, взамен он предлагает пустоту. Никого не вводит в заблуждение, никого не щадит. Бездонный и беспристрастный, это цвет начала и конца, постоянства и времени, холода и солнца. Он напоминает нам, что в истоках всего лежит ослепительное и прозрачное ничто. Что наша жизнь — искра, снежинка, раз преломившая солнечный луч.
Оливия кивнула с задумчивым видом, пряча скучающий взгляд. Модным нынче беседам о высоких материях она предпочитала светскую болтовню о пустяках. Разговоры ни о чем были для нее покровом, за которым она могла спрятать сокровенные мысли. Ей оставалось лишь беспечно играть словами, поочередно меняя маски, оберегая то хрупкое внутри от чужих липких и любопытных пальцев. Возвышенные размышления требовали осторожности, плохо сочетавшейся с остротой ума, и она всегда пасовала, даже если у нее было что сказать.
— А почему розы?
— Прихоть.
Оливия, почувствовав, что момент подходящий, перешла на доверительный тон и пошла в ногу с графом:
— Ваша светлость, я чувствую, что сейчас самое время мне узнать о том, зачем я здесь. Я знаю, вы не любите расспросов, а малейшее проявление любопытства кажется вам серьезным проступком, но держать меня в неведении относительно моей доли, как минимум, жестоко и, совершенно точно, не достойно джентльмена.
— Когда ты негодуешь, дорогая, то выглядишь гораздо старше своих лет, — улыбнулся Колдблад. — Складочки, которые появляются на лбу и около губ, со временем, конечно, превратятся в морщины. Но не стоит волноваться на этот счет: тебе это только добавит шарма.
— Не дразните меня, — нахмурилась Оливия. — Ваше попытка увильнуть от разговора неубедительна.
— Также неубедительна, как твоя игра в очарование?
— Я не удостою ответом это замечание, — вскинула подбородок девушка. — И я все еще жду вашего ответа.
Они вышли к фонтану и остановились, любуясь переливающимися на свету брызгами, а потом, пройдя несколько шагов, расположились на стоявшей здесь же неподалеку скамье.
— Иногда правда приносит лишь разочарование и сожаления. На твоем месте, я бы предпочел жить в счастливом неведении, — сказал граф, уставляя трость в землю, а подбородок упирая в набалдашник. Его взгляд застекленел, дыхание потяжелело.
— Нет, ваша светлость, это не тот случай. Туману я всегда предпочитала ясность.
— Ты полюбишь меня, — сказал граф.
— Я не знаю, — растерялась Оливия. — Все может быть… когда-нибудь. В любом случае, это не ответ.
— Нет, дорогая, это и есть ответ. Вот почему ты здесь. Ты
