class="p1">Весь дым в спальне потемнел и задрожал, всё стало расплывчатым.
Артём рывком двинулся к жене, вырвал телефон и со всей силы швырнул об стену так, что экран разбился, а металлический корпус помялся, скривился. Аня посмотрела на телефон, а затем вперила злой взгляд на мужа и дышала всё тяжелее в безмолвной ярости, на шее и лбу вздулись венки, и она всё багровела, накапливая поток ругательств, чтобы извергнуть всё и сразу. Но из её уст так и не вырвалось ни одного плохого слова.
Дым начал светлеть и успокаиваться. Прозвучали взаимные слова любви и прощения. Пошли страстные объятия и поцелуи. Но затем тело Анны стало слишком расслабленным в объятиях мужа, совсем обмякло. Артём отпрянул вдруг увидел, как Аня хватается за живот, а между пальцев вытекает кровь.
— Нет, нет, нет! — Артём прижал свою руку к её ране.
Жена что-то пыталась сказать, но слова тонули в крови, и этот ошарашенный взгляд Анны, направленный на правую руку Артёма, что сжимает большой, кухонный нож. Глаза Артёма застыли на окровавленном лезвии, а язык всё повторял — нет, нет, нет…
— Артём! — Глаза жены закрылись, а сама она начала падать.
Артём не успел схватить её, она провалилась в туман. Артём бросился следом, но туман рассеялся, и его жена вместе с ним. Но он уже знал ответ на вопрос — куда?
Артём преодолел тёмный коридор и зашёл в гостиную. Здесь тоже повсюду был дым. Он окутал огромное зеркало в самом центре у левой стены, тогда как на диване из дыма возникла Аня, его мёртвая жена. Артём подсел к ней и стал гладить её прекрасные белокурые волосы. Глаза её были широко открыты, а дыхание… а дыхание было предсмертным. Она истекала кровью, и кровь эта быстро сворачивалась и странно темнела. Артём поцеловал жену в лоб и сел на пол, опираясь спиной о диван. Из окна в комнату лился оранжевый свет уличного фонаря. Этого света хватало, чтобы разглядеть дым и очертания предметов. Очертания совместно прожитых лет.
Две настенные полки и долгий спор, куда их присобачить. Помню, с каким упоением Аня раскладывала на них коллекцию своих очков с закрытых распродаж.
А это здоровенное зеркало со встроенным телевизором, какие мучения оно нам принесло, пока мы его заносили.
Долгие совместные вечера с просмотром фильмов, и, всласть пообсуждав характеры героев, игру актёров и развитие сюжетов, мы погружались в ночь, в обнимку, целуясь и любя друг друга. Я помню это, объятия и поцелуи обнажённых тел, и всю тогдашнюю любовь, тепло, уют.
Артём взглянул на Аню. Она совсем притихла. Это и есть конец нашей истории? При этой мысли Артём вздрогнул.
— Артём! — Донёсся голос из зеркала.
Артём поднялся и медленно подошёл к нему, чтобы получше разглядеть стеклянную поверхность, но видел лишь дым, как вдруг голос снова заговорил.
— Нет, ты не сошёл с ума, ты протрезвел от лжи, которой тебя пичкали всю жизнь!
Артём резко отшагнул.
— Кто ты и что тебе нужно?!
— Я твоё отражение, а что до моих желаний… Мне нужен мир во всём мире! И защита. И ты можешь её обеспечить. Внутри себя. Внутри твоей жизни, тела, дома, имени, работы и души. Прошу, только впусти меня! Гарантирую, это лучшее предложение, которое ты когда-либо получал.
Артём рассмеялся.
— Можешь смеяться и гоготать, но я-то прекрасно знаю, каким ненужным ты чувствуешь себя в своей жизни. А я могу помочь обрести цель и указать к ней путь. Или могу подарить счастливую жизнь с твоей любимой…
Артём умолк и посмотрел на Аню.
— Но я убил её… — Сказал Артём, и голос в зеркале хмыкнул.
— А если скажу, что могу вернуть её… для тебя? — Произнёс голос, и Артём застыл. — Если последуешь моему пути, не стану лукавить, он тернист, но разве счастье того не стоит?
— Что я должен делать?
Из клубящейся пелены дыма вырвалась рука, схватила Артёма и ударила лицом об зеркало. Он упал, но осколки не посыпались, и никаких звуков не последовало, а когда поднялся, всё было в дыму, и всё в комнате переместилось слева на право. Артём посмотрел в зеркало и увидел себя, лежащего на полу без сознания.
— Я полагаю, это значит да? — Спросил лысый карлик, он скалился и улыбался.
Артём отпрянул, а карлик, посмеиваясь, указал рукой на Аню теперь уже по ту сторону зеркала. Артём не мог оторвать глаз от её мёртвого тела, словно завороженный.
— Если ты согласен, скажи это вслух, я не намерен читать мысли! — Закричал карлик.
— Я согласен… — Артём обессилено рухнул на колени. — На всё. Только помоги моей жене!
— Прекрасно! — Злорадно процедил карлик, расплылся в реверансе и протянул ручонку.
Артём ответил на рукопожатие, и карлик потянул его к себе, прижал лицом к зеркалу.
— Ну, смотри, ты сам попросил… — Сказал он и притих, а там, по ту сторону зеркала, квадрат оранжевого света на полу вдруг ярко вспыхнул, начал переливаться, и всё стало напоминать сон.
Тени вокруг будто ожили и заплясали в жутком хороводе. Вся темнота комнаты начала сгущаться над женой, окутывать и пропитывать её, заставляя мёртвое тело то вздрагивать, то растворяться в этом теневом марше. Но уже мгновение спустя, игры закончились, и, казалось, ничего и не было.
Только Анна восстала и снизошла к свету. В его оранжеве на бледном, обнажённом теле расползались тёмные сгустки вен. Глаза, чёрные и пустые, нашли тело Артёма и вытащили из тьмы на свет, уложив на спину. В руках Анны блеснул окровавленный нож, когда она оседлала мужа и впила острие ему в грудь. Затем она начала делать это — выводить ножом витиеватые, на первый взгляд бессмысленные символы, чем-то напоминающие древние руны…
Артём видел, как сверкает лезвие, отбрасывая оранжевые отблески на его собственную плоть, и как от движений ножа выступают алые капли, и кровавые линии складываются в узоры. Он морщился, вздрагивал и весь съёживался, чувствуя как нож прорезает кожу… И кричал. Хоть здесь, в зазеркалье, раны не показывали себя, а только боль. Боль, которая его преследовала. В руках, икрах, бёдрах, спине, шее и лице. Казалось, плоть вот-вот развалится кусками, и ты всё никак не можешь выбраться из этой мёртвой хватки, так порой тебя хватает сама жизнь, и ты оказываешься бессилен перед этой властной госпожой.
Так и Артём не мог освободиться и смотрел на то, как собственная жена его обстругивает. Артём слабел и чах, в глазах всё расплывалось и от ужасов увиденного, крови и боли он проваливался в тайные, тёмные глубины подсознания,
