волшебству, а еще тому, что вода в фонтане была ледяной и чистой, а вот конь получался каждый раз бурым и плотным, да ещё слегка пах торфом и тиной. Кикимора подошла к лошади, похлопала по морде и скормила кусок сыра, припасенный к обеду.
– Садись! – строго взглянула она на сержанта.
Гомез неохотно забрался на бортик фонтана, а уже оттуда плюхнулся на коня. Не доверял он болотному чуду. К тому же сержант и сам неплохо бегал, но в городе оборотням запрещалось менять облик без особой причины. А несущийся по центральной улице волк – не то зрелище, которое оценят горожане.
Карина фыркнула, еще раз похлопала средство передвижения по морде и ловко запрыгнула перед сержантом:
– Вперед! – звонко скомандовала она, и лошадь, постепенно набирая ход, затрусила по улице.
Ехать без поводьев и седла – то еще удовольствие, но нечисть болотная прогулкой наслаждалась, так что сержанту приходилось терпеть и думать, а еще выдвигать предположения.
– Стражники ничего не написали про ценности. Может, это было ограбление?
– Зато написали про то, что все члены семьи, кроме бабки и младшей внучки, работали вне дома. Если бы хотели ограбить, проще было прийти утром, когда все уходят.
– Верно. Тогда зачем? Может, под домом зарыт клад?
– Тогда вообще незачем убивать. В воскресенье вся семья ходила в храм, даже старуху с собой везли в кресле на колесиках.
– Тоже верно. Но тогда зачем? Я не понимаю.
– Вот на месте и посмотрим, – фыркнула кикимора, – у меня есть два варианта, и оба мне не нравятся.
Гомез демонстративно засопел, потом протянул:
– Ну я же терплю!
Карина фыркнула, но признала – напарник даже не ворчал, забираясь на болотную лошадь.
– Это либо какой-то ритуал, чтобы призвать кого-то или что-то. Либо, что еще хуже, попытка запугать жителей, чтобы провернуть что-то тайное и страшное.
– Вот любишь ты ужас наводить! Нечисть болотная! – буркнул Гомез и поежился.
– Правда, есть и третья возможность…
– Ну?
– В Западном завелся маньяк, но это маловероятно.
Оборотень призадумался и признал, что версия так себе. В школе сыска маньякам посвятили всего несколько занятий. Опытный сыскарь, читающий лекции о типах преступников, признал, что поймать реального маньяка очень трудно, потому что истинные сумасшедшие дьявольски хитры и осторожны. Их часто заводит сама игра в охотника и жертву, и случается, никто, кроме самого убийцы, не подозревает о его секретах.
– Ты права, – согласился сержант, отвлекаясь от неровной тряски волшебного коня, – район для маньяка неподходящий. Не трущобы, но и богатым его назвать сложно. Живут ремесленники крепкими семьями. Одиночки редки, стражники ходят регулярно. В основном драки среди подмастерьев по пятницам, да семейные разборки или мелкие кражи.
Ох, знал бы он тогда, как ошибался!
Еда у папаши Хименеса все же нашлась. Бурча себе под нос, хозяин трактира лично разбил на сковороду полдюжины яиц, дополнил их луком, перцем, помидорами, тонкими кусочками бекона и щедрой жменей зелени. К пыхтящей на сковородке яичнице папаша принес пару ломтей грубого хлеба, головку чеснока, оливковое масло, кувшин сангрии со льдом и пригоршню маринованных оливок. Аугусто сел за стол и признался себе, что давно так хорошо не завтракал. Еще бы вот пирожков с фруктовым мармеладом от Ниньи, но увы!
– Эй, хозяин! – после еды дон смягчился. – Подайте мне что найдется из фруктов, кофе и разговор.
Хименес поднял седые кустистые брови, однако спорить со столичным гостем не стал – быстро приготовил на жаровне чашечку крепкого кофе, разрезал гранат и принес все к столу, за которым расположился приезжий.
– Какой же разговор вы хотите, благородный дон?
– Да просто новости, – тонко улыбнулся Медина, крутя в пальцах крупный серебреник. – Я у вас человек новый, но пробуду долго, так что хотелось бы узнать, кто с кем дружит, кто кого не полюбил, чтобы не угодить под копыта несущейся лошади…
Намек на традиционную казнь предателей в некоторых кланах папаша понял сразу. И Аугусто сделал вывод, что не ошибся. Когда-то Хименес не просто служил на корабле, а был не прочь взять на абордаж приблудившееся торговое судно. Впрочем, грехи молодости легко списывает старость – так иногда любила говорить Нинья.
– Что ж, благородный дон, – папаша тяжело опустился на скамью, потирая ногу, – если уж вы к нам надолго, то должны знать, что стражники и сыскари не дружат. Одним приходится целый день ноги бить или ночью носы морозить, охраняя покой жителей нашего славного города. Другие же приходят только на трупы или уж какие-то большие кражи и руки марают редко. Правда, вот парень, который вас привел, и девчонка, напарница его, те руки испачкать не боятся. Их и стражники уважают, и если дельце какое заковыристое вырисовывается, сразу их зовут.
Медина медленно кивнул. Значит, ему действительно предоставили лучших. И, судя по болтовне стражника и хозяина таверны, эта странная парочка достойно служит, отлавливая не только преступников, но и нечисть. С другой стороны – почему капитан сразу приставил к столичному сыскарю лучших? Чтобы что-то ему не показать? Скрыть от глаз за болтовней и байками о подвигах? Ну-ну! Аугусто отхлебнул кофе и уставился на Хименеса своим особенным взглядом:
– А скажите мне, любезный, что у вас в городе произошло сегодня?
* * *
На место преступления сыщики добрались в четвертом часу пополудни. Жара еще калила камни, но солнце уже немного склонилось к горизонту. Спрыгнув с лошади, кикимора огляделась, нашла фонтанчик и хлопком по крупу направила коня туда. Лошадь недовольно фыркнула, но все же склонилась к тонкой струйке, наполняющей неглубокий бассейн – и через миг магическое создание исчезло, а вода выплеснулась на мостовую, забрызгав все вокруг на пару-тройку ярдов. Гомез поморщился – такой финт кто-то мог и заметить, но, по счастью, в этом углу города не нашлось идиотов, желающих прогуляться в жару. Кроме, конечно, господ сыщиков.
Они подошли к дому, на котором болталась черная лента, и принялись внимательно осматривать здание снаружи. Обычный дом в ряду почти таких же. Домики различались цветом герани, растущей в горшках на подоконниках и у порогов, да количеством синьки, добавленной хозяйками в побелку.
В центре Овьедо хватало каменных зданий, окраины же традиционно застраивались кирпичными домиками, которые для тепла покрывались штукатуркой, а для защиты от палящего солнца – побелкой. Крыши тут, правда, были черепичные – в отличие от трущоб. И двери добротные, из тяжелых плотных оливковых досок, готовых служить много лет. А еще рачительные хозяйки этих домов разводили в тени собственных жилищ маленькие садики
