Холодок прошел по спине.
– Какие вопросы, Хельми?
– Разные. – Сменщица поджала губы. – Не было ли чего необычного ночью, не слышал ли кто подозрительных звуков, шума, выстрелов и все в том же духе.
– И что, кто-то что-то слышал? – напряженно уточнила я.
Саул и Хельми, пара цивилизованных шейдеров, жили в одном квартале от клиники. Если моего будущего пациента подстрелили где-то неподалеку, они и правда могли оказаться свидетелями перестрелки.
– А то как же!.. – фыркнула она. – Слышали. Дождь этот шиссов. Вчера, позавчера, да и вообще каждую вторую ночь. Как будто у нас, в семнадцатом, бывает по-другому.
Хель усмехнулась, но взгляд ее остался серьезным и настороженным. На заднем фоне мелькнули высокие непропорциональные тени. Мне показалось, будто за беседой наблюдали со стороны. Или не показалось.
Я притворно тоскливо вздохнула.
– Это точно. Вот так всегда – дождь, дождь…
– Так что, – продолжила Хель, многозначительно указав взглядом на кого-то за пределами экрана, – как дежурство-то прошло? Видела чего?
– До самого конца смены все было тихо, – сказала я чистую правду. – Ни шороха.
На несколько секунд изображение пропало – медичка отключила видеосвязь и прикрыла рукой микрофон, не обрывая звонок. Я различила недовольное ворчание Хельми, густой бас Саула и два незнакомых голоса с механическими нотками – литиане говорили через коммуникатор экзокостюма.
Полиция. Они все еще были там.
Не успела я вслушаться в разговор, как экран снова вспыхнул, показав лицо Хельми. Медичка выглядела еще более раздраженно, чем полминуты назад.
– Сола, – сухо проговорила она, – понимаю, что у тебя выходной после вечернего дежурства… – На самом деле по просьбе Саула моя вчерашняя смена продлилась несколько дольше положенного, но Хель четко дала понять, какой легенды придерживаться, если у полиции возникнут вопросы, и я не стала ее поправлять. – Бравые литианские манны желают пообщаться с тобой лично. Они уже осмотрели клинику и убедились, что все в порядке – настолько, насколько может быть в порядке без достойного финансирования со стороны властей нашего любимого мегаполиса, – но все равно требуют вызвать тебя.
– Прямо сейчас? – обреченно уточнила я, мысленно прощаясь с тихим выходным и длинным списком уже не первый день откладываемых домашних дел.
Хель кивнула и, получив подтверждение, что я скоро буду, отключила связь.
Оживление вокруг клиники я заметила сразу же, как повернула на нашу улицу. Дорогу с двух сторон перегородили два ховера, около десятка полицейских-литиан в полном облачении маячили у входа. За желто-черным ограждением печально и покорно толпились нор-ры, тоскливо взирая на попавшие внутрь оцепления дома и магазинчики, из которых всех безжалостно выдворили прочь.
Стоило только приблизиться, как два полицейских в экзокостюмах преградили мне путь.
– Проход закрыт, – проскрежетал из-под гермошлема страж порядка. – Доступ только сотрудникам полиции и авторизированному персоналу.
Я бы и сама не отказалась уйти, но…
– Меня вызвали, – ответила я, игнорируя попытки отогнать меня от голографической желто-черной ленты. – Шей Солана Диаз. Я работаю в клинике.
Из экзокостюма послышался треск – похоже, манн фыркнул или недовольно выдохнул прямо в микрофон коммуникатора. Полицейский набрал на прикрепленной к запястью панели несколько команд и замер в ожидании ответа. Секунду спустя раздался короткий писк полученного сообщения.
– Шей Диаз? – переспросил страж порядка. Я кивнула. – Вам разрешен вход на территорию. Предоставьте доступ к ид-чипу для сканирования и удостоверения личности.
Я закатала рукав куртки и вытянула вперед правую руку. Полицейский коснулся моего запястья небольшим сканером, встроенным в перчатку экзокостюма. Под кожей вспыхнул зеленый огонек – идентификационный чип, который с рождения имплантировался каждому горожанину Абисс-сити, передал информацию на внутренний дисплей гермошлема.
«Шей Солана Диаз, двадцать пять стандартных лет. Место работы – частная клиника Шей С. Михеля, место проживания – семнадцатый район Абисс-сити. Партнерские отношения не зарегистрированы, детей нет. В розыске не состоит, к уголовной ответственности не привлекалась. Последняя инъекция блокиратора – пятнадцать дней назад».
Все в пределах нормы.
– Подтверждаю, – закончив изучать полученные данные, полицейский кивнул и посторонился, пропуская меня за ограждение. – Поторопитесь, капитан Ли Эббот ждет вас.
Ли Эббот, ну конечно! Будто мало было за прошедшие сутки неприятностей – теперь еще отчим нарисовался.
Я стиснула зубы, сдерживая всколыхнувшуюся внутри ярость, усиленную пробужденным шейдом, которого больше не сдерживал блокиратор. Ли Эббот… прошли годы, но до сих пор одного имени хватало, чтобы поднять в душе то, что я годами пыталась забыть. Но… нельзя. Нельзя было поддаваться эмоциям, особенно сейчас. Неконтролируемая трансформация на глазах у десятка полицейских-литиан – катастрофа, полная катастрофа.
«Не состоит, не привлекалась» – кажется, так должно быть указано в идентификационном чипе. Одно неверное движение – и буду и состоять, и привлекаться. Если стражи закона поймут, что в моей крови не осталось блокиратора, со мной поступят как с любым выявленным вольным шейдером. Арестуют, запрут в клетку два на два. И хорошо, если кормить будут…
Нет, хорошо, если не пулю в голову.
Как и все в Абисс-сити, я знала – литиане патологически не выносили неподчинения правилам цивилизованного общества. Их правилам. Им всегда было проще показательно уничтожить нарушителя – железными кулаками вбить науку в головы непокорных.
Я хорошо это знала. Слишком хорошо…
«Спокойно, Сола. Ты давно уже не заперта в золотой клетке в Центре, и тебе не десять, не двенадцать и даже не пятнадцать. Ли Эббот уже давно не может ничего сделать».
Пусть первые пятьдесят шагов за оцепление стоили немалых усилий, к клинике Саула я подошла, уже полностью владея собой. Дверь приемной была распахнута настежь, внутри громыхали тяжелые шаги литиан, слышался скрип отодвигаемой мебели и треск сканеров, обследовавших каждое из четырех небольших помещений. На пороге, тщательно отмытом от крови шейдера, стояли Саул, Хель и полицейский в экзокостюме. При виде меня все трое, как по команде, повернулись.
Саул, высокий крепко сложенный шейдер средних лет – что при его врачебной практике и тяжелой жизни в трущобах без слов говорило об исключительной живучести Шей Михеля и прочных связях как среди дневного, так и среди ночного мира Абисс-сити, – кивнул в мою сторону.
– Вот сотрудница, которая работала вчера вечером. Это…
Продолжение фразы утонуло в шипении и свисте. Раздался щелчок, и матовое стекло гермошлема откинулось вверх, открывая до боли знакомое лицо литианина.
– Солана.
– Ли… Эббот.
Как я ни старалась, скрыть неприязнь в голосе не удалось. Всем своим видом – надменным, полным уверенности в собственном превосходстве выражением на холеном, гладко выбритом лице, вызывающей позой, подчеркнутой массивным экзокостюмом, и вечно презрительным взглядом высшего существа, вынужденного по долгу нелегкой службы опускаться до общения с примитивными тварями, – Ли Эббот вызывал почти инстинктивное желание сопротивляться до последнего.
Отчим никогда не отличался терпением: ни на работе, ни – особенно – дома. Правила, правила, правила – с каждым разом они становились все абсурднее, с каждым днем все больше отдавали унижением и садизмом.
«Нельзя беспокоить главу семьи, когда он не настроен на общение».
«Нельзя приступать к трапезе, не поблагодарив хозяина дома, милостью которого на этом столе есть еда».
«Нельзя забывать, что основное предназначение феммы – обслуживать и ублажать манна».
«Нельзя отказывать ни в чем».
Нельзя, нельзя, нельзя…
