Быстрый бег по пустынным улицам уже мог показаться полетом. Казалось, ноги сами несут меня вперед, подошвы едва касаются камней мостовой, а ночной холод не в силах заморозить меня. Я запыхался только тогда, когда вспомнил, что, возможно, сейчас, вися в воздухе в нескольких футах над этой же самой мостовой, за мной мчится Даниэлла, и волосы ее полощутся на ветру, как волны жидкого серебра, а потухшие мертвые глаза высматривают меня в темноте. В этих глазах, как будто, поселился демон. Мой личный демон, которого Эдвин дал мне в наставники и советчики. Я даже на секунду остановился, вспомнив про Эдвина. В голову ударила потрясающая мысль, а что, если написать на него анонимный донос, но только, каким образом, ведь я не знаю ни где он живет, ни кто он в действительности, есть ли у него более полное имя, титул, постоянный дом, и не обратит ли он мигом в горстку пепла всю стражу, которая явится его арестовать. До сих пор он пытался щегольнуть изысканными манерами, вел себя как дворянин, но не может же это продолжаться вечно, когда — нибудь его истинные повадки проявят себя.
Я споткнулся о камень, выпиравший из мостовой, чуть не упал, кажется, даже поранил ступню, но мужественно продолжал путь. Поверят ли мне в храме, если я попытаюсь рассказать, что господином всех проклятых ко мне теперь приставлен мой собственный демон — наставник?
Золоченый шпиль колокольни резко выделялся на фоне темного неба. Я ускорил бег, чтобы скорее очутиться возле входных дверей. Даже в столь поздний час они были приоткрыты, какие-то люди выходили из собора. Где-то в глубине мелькнула ряса священника. Еще несколько шагов, и я переступлю порог. Внутри все вздрогнуло от волнения. Я приближаюсь к тому месту, куда, по словам призрака, путь мне заказан. На всякий случай, я обернулся через плечо, не идет ли за мной статная дама в красном бальном наряде, но на улице, за моей спиной, никого не было, никто не шел и уж тем более не летел за мной вдогонку. Все спокойно, если только призрак не затаился на одной из бесчисленных покатых крыш. Значит, я могу спокойно идти дальше, не опасаясь преследования. Я облегченно вздохнул и хотел было уже войти в распахнутые створчатые двери, как вдруг заметил, что у самого порога алеет что — то гладкое и атласное, похожее на шлейф. Чья-то худая ободранная рука судорожно держалась за косяк двери, будто специально, чтобы преградить мне проход. На тонкой кисти поблескивал то ли ободок бриллиантового браслета, то ли свившийся кольцом червь. Мне стоило труда поднять голову и взглянуть в глаза Даниэлле. Она стояла прямо на пороге и преграждала мне вход. Как и обещала, она не допускала меня в храм.
Те, кто выходил, изумленно посматривали на меня. Им, естественно, казалось странным то, что я стою на морозе, усталый и продрогший, и боюсь переступить через порог. Они же не знали, что Даниэлла не пускает меня. Я ее видел, они нет.
Из приоткрытых дверей меня манили тепло и мягкий свет лампад, но не мог же я оттолкнуть со своего пути призрак. Пришлось разворачиваться назад. Я шел, как в бреду. Голова нестерпимо болела, руки опускались от ощущения собственного бессилия. Как бы хотелось вдруг проснуться и обнаружить, что все события ночи оказались всего лишь кошмарным сновидением. Да и может ли такое твориться в реальной жизни. Все больше похоже на сон, и, тем не менее, это действительность. Просто мне в одночасье открылось все то, чего другим людям видеть не дано. Я один увидел могущественных представителей другой расы, которые веками живут рядом с людьми, но которых людям видеть не дано. Я узнал о колдовской силе, которая, возможно, уже давно дремлет во мне, ожидая, когда ей предоставят свободу и возможность для дальнейшего развития. Может быть, когда-нибудь я стану таким же могущественным и независимым чародеем, как и Эдвин.
Так я думал, пока брел вперед по улице, не разбирая дороги, как вдруг у двери какого-то до сих пор приоткрытого кабака я увидел фигуру Шарло. Он стоял чуть поодаль от крошечного островка света, лившегося из окон, и в своем черном костюме выглядел пугающим, адским существом, но я чуть было не издал возглас радости и облегчения. По крайней мере, Шарло уж точно мне поверит, и, может, даже мне удастся уговорить его оказать мне посильную помощь. Уж он - то точно знает поболее меня о сверхъестественных явлениях, он сам к ним относится, так с кем же, если не с ним, можно об этом потолковать.
Я махнул ему рукой в знак приветствия и крикнул, чтобы он подождал меня. Раньше он был единственным, кто сможет указать мне логово дракона, теперь он стал еще и последней надеждой что-то прояснить. Возможно, пока я буду с ним, с представителем нечеловеческой расы, Даниэлла не посмеет приблизиться к нам.
Осталось только добежать до него и обо всем рассказать, а, может, даже и не придется рассказывать, так как Шарло легко удается угадывать, о чем я думаю. Он стоял недвижимо, как столб, пока не различил в тишине мои шаги и, возможно, почти неслышную поступь кого-то второго, следовавшего за мной. Я заметил, как навострились под полями шляпы его уши, будто ловя какие-то едва различимые, потусторонние звуки. Широкие ноздри Шарло раздулись, пытаясь различить в воздухе аромат смерти. Он сделал неуверенный шаг назад, потом другой, как огромный черный кот, почуявший опасность, а через минуту его уже и след простыл. Я опять остался один, точнее, почти один, ибо за мной следовала смерть. Стоило только обернуться, как за углом я заметил край алого подола, кудрявую головку, прячущуюся за поворотом стены, половину лица и один голубой глаз, по-кошачьему внимательно и хищно смотревший на меня издали. Очевидно, Даниэлла тоже была не рада встрече с Шарло. Ее ногти с досады царапали стену, и на кладке камней оставались неглубокие, неровные борозды.
Вдруг она подняла руку и, как будто, погрозила мне, а потом безвозвратно нырнула за угол, во тьму, но я знал, что стоит мне попытаться войти хоть в какую-нибудь часовню, и Даниэлла будет тут как тут, встанет у дверей и закроет мне вход.
Так и прошла вся ночь, в попытках бегства от призрака, от собственной судьбы и от угрызений совести. Уже под утро я остановился у торца какой-то базилики, заглянул в зарешеченное окно и тут же отпрянул. Мне почудилось, что в стекле промелькнуло отражение моей сестры неестественно бледное и далеко не доброжелательное.
Никому в театре не нравилось, что я хожу, как в воду опущенный. Знали бы они, что я не спал почти всю ночь. Я первым ухватился за предложение какого-то эксцентричного вельможи сыграть спектакль в его поместье. Жервез утверждал, что все это не к добру, что посыльный, принесший послание, выглядел очень странно и был подозрительно молчалив, но к его доводам никто не прислушался. С недавних пор, точнее, с самого моего вступления в труппу все начали привыкать к тому, что Жервезу ничем не угодишь. Он во всем видит какие-то скрытые подвохи, в каждом вельможе подозревает колдуна и ворчит каждый раз, когда для него хотят сделать что-то хорошее.
