Она слушала недоверчиво и постоянно сглатывала, стеснялась шмыгать носом.
— Ты уже прошла этот урок — попала в Коридор, научилась здесь жить, нашла себе занятие, все это время читала. И теперь настало время новой части загадки, но это совсем не значит, что, решая ее, ты должна находиться здесь…
— Но где еще?
— Не перебивай. Еще раз повторяю — давай вернемся в мой мир вместе, расскажем твою историю моему Начальнику, дадим ему шанс подумать. Пусть он найдет на это время не сразу, так как у него первостепенно будут другие заботы — думаю, он будет носиться с тем ответом, который я принесу ему в кристалле, — но как только все успокоиться и утихнет, уверен, он найдет на тебя время и приложит усилия, чтобы помочь. А если…
— Но у меня мало времени.
— Ты опять перебиваешь? Я знаю, что у тебя мало времени, но не сомневаюсь, что Дрейк среагирует быстро — он вообще не любит затягивать с чем бы то ни было. Так вот… А если, — с нажимом повторил он начало той фразы, на которой прервался, — он не сможет тебе помочь, то уж точно сможет вернуть тебя назад в Криалу.
— Думаешь?
— Уверен. Меня же он сюда прислал? Так что, если тебе вдруг приспичит искать того же самого муара, хотя я почему-то уверен, что в ответе говорилось не об этом, ты благополучно вернешься назад и будешь делать то, что считаешь правильным. Но. НО! Гораздо больше шансов на благополучный исход появляется тогда, когда ты позволяешь кому-то оказать тебе помощь и когда вместо одной головы над проблемой думают две. Или три, или сколько понадобится. Согласна?
Кивка он не увидел, но Тайра хотя бы перестала плакать.
— Еще раз говорю — мне, наоборот, показалось, что тебе дали хороший ответ. Как бы сообщили «все будет хорошо», а уж метод — это дело второе. — Добавил Стив мягко. — Ну? Высушивай слезки и протягивай мне руку, я нацеплю на нее браслет.
— Стив… — Прошептала Тайра испуганно. — Я боюсь. Я всего боюсь — идти в твой мир, оставаться здесь, боюсь того, что будет дальше.
— Ты всегда всего боишься. — Проворчал он ласково. — Я уже заметил. Но дальше все будет хорошо. Однако оно будет хорошо только в том случае, если ты нажмешь кнопку одновременно со мной.
На тонком запястье со щелчком сомкнулась застежка — браслет Канна временно обрел другого хозяина.
— Ты ведь ее нажмешь?
Глядя на ремешок с кнопкой, Тайра молчала.
— Нажмешь?
Он снова разволновался, хотя до этого испытывал одно-единственное преобладающее над всеми остальными чувство — желание податься прочь отсюда, прочь из опостылевшего Коридора, домой, на свободу.
— Не знаю…
— Если ты ее не нажмешь и не появишься со мной там, в Нордейле, я буду вынужден вернуться за тобой, Тайра.
— Ты не придешь.
Теперь она улыбалась сквозь слезы — радостно и грустно одновременно.
— Приду. Будь уверена, приду. Пришел же я сюда один раз, думаешь, не смогу второй?
— Ты что, правда?…
— Правда. — Он не дал ей договорить. Просто положил ее голову себе на плечо, прижал ее ладонью и поцеловал в макушку. — Приду и вытащу тебя отсюда силком. Буду годами рыскать в тумане, спать на песке и жрать сухой паек или же вовсе, как ты, не жрать, но однажды я тебя отыщу и заставлю отправиться со мной.
— Ты не врешь. — Изрекла она глухо и удивленно.
— Не вру. Поэтому будь добра, не заставляй меня снова спускаться в эту поганую дыру и нажми на кнопку. Хорошо?
Он все-таки добился своего — ее голова согласно качнулась.
— Молодец.
Кажется, он охрип. Может, от волнения, а, может, от того, что через несколько секунд ему — им вместе — предстояло отправиться домой. Как же хорошо, Боги… Как же хорошо, что он, наконец, дожил до этого момента.
— Вот на эту. — Указал Стив пальцем на всякий случай. — Видишь? Нажимай до самого конца. На счет «три».
И принялся считать.
Уровень 14. Нордейл.
Ледяные дожди, которые без перерыва шли все последние дни, изменили цвет древесных крон с зеленых на бурые, а после и вовсе, как старость прореживает волосы на голове старухи, заставили деревья полысеть. Груды красно-коричневых, непривычных по цвету в это время года листьев плавали в мутных лужах вперемешку с мусором; которые сутки на работу не выходили дворники. Вообще никто не выходил.
Печально.
Дрейк стоял на крыше «Реактора» и смотрел на внезапно возникшие в облаках просветы. Тут и там тучи разошлись, будто в насмешку обнажив голубое небо — смотри, мол, оно еще существует, но ненадолго. Многочасовой ливень прекратился.
Что это — затишье перед бурей? Передышка перед началом глобальной катастрофы? Напоминание о былом? Последние пять минут, чтобы вспомнить самое важное и попрощаться — дымящаяся в руках будущего висельника сигарета?
Он все еще верил, но уже вяло, призрачно. Как будто то была не вера даже, а ее отголосок, тающий в небе след — память о настоящей уверенности, знании о том, что все будет хорошо. Но прощаться он не будет — не готов. И никогда не будет готов.
Дрейк, возможно, погряз бы в мрачных мыслях окончательно, если бы не раздавшиеся за спиной спешные шаги. Быстрые и неровные — шаги крайне взволнованного человека. Уже по коснувшемуся затылка полю Дрейк понял, что это Джон.
Взволнованный нервный Джон? Это уже интересно. Что-то случилось?
— Сигнал! Пришел сигнал, Дрейк!
Начальник резко развернулся — забыл и про небо, и про конец света, хотя тот все еще насмешливо пялился на мелких людишек сквозь образовавшиеся в облаках рваные дыры.
— Сигнал от Стива?
— Да, от обоих…
— Что? — Дрейк мигнул. — От обоих Стивов?
— Нет, от Стива и кого-то еще. Пришло два сигнала — второй с браслета Аарона. Похоже, у нас гость.
— Собирай машину. Едем!
И откуда только возникла в голосе прежняя сталь, в руках сила, а в сердце та самая уверенность, которую Дрейк тщетно силился отыскать внутри себя все последние часы?
Вот оно — свершилось. Нет, конечно, еще ничего неизвестно, совсем ничего, но все же концу света уже можно показать если не средний палец, то хотя бы кулак.
* * *
Все, что происходило после нажатия на кнопку, Тайра помнила расплывчато.
Первое и болезненно яркое ощущение — это холодный, почти ледяной влажный воздух, окутавший неготовое к резкой смене температурного режима тело. Она моментально задубела, и ладно бы только это, но уже через секунду после того, как ее ступни коснулись не менее холодной комковатой сырой земли, все внутренние органы вдруг налились свинцовой тяжестью, руки и ноги прибавили в весе, голова отяжелела. Что это — незнакомое притяжение поверхности чужого мира, к которому она оказалась неприспособленной, или же нагрянувшая за беглянкой смерть?