— А у меня бывало и хуже, но это длинная история, которая включает стадион Уэмбли, неудачное путешествие по подземке и слишком много шашлыков.
Я поднял свой рюкзак, покрытый грязью:
— Где Люсиль?
Линк оглянулся:
— Кто знает? Эта кошка вечно исчезает. Теперь я знаю, почему твои тетушки держали ее на привязи.
Я свистнул в деревья, но ее и след простыл:
— Люсиль! Она была здесь, когда мы встали.
— Не переживай, друг, она нас найдет. У кошек есть шестое чувство, помнишь?
- Она, наверное, устала идти за нами, потому что мы так никуда и не дошли, — сказала Ридли. — Эта кошка гораздо умнее нас.
Дальше я не слышал их разговора, меня куда больше интересовал разговор, прокручивающийся в моей голове. Я не мог избавиться от мыслей о Лене и о том, что она сделала для меня. Почему я так долго не замечал того, что было прямо перед глазами?
Я знал, что Лена корит себя все это время. Добровольная изоляция, причиняющие боль фотографии надгробий, приколотые на стенах, символы Тьмы в ее блокноте и на теле, ношение одежды ее умершего дяди, даже общение с Ридли и Джоном — все это было не из-за меня. Это было из-за Мэйкона.
Но я никогда не осознавал, что я был в том же списке наказаний. У Лены было постоянное напоминание того преступления, за которое она себя осудила, и за которое наказывала себя раз за разом. Постоянное напоминание о том, что она потеряла.
Я.
Ей приходилось каждый день смотреть на меня и целовать меня. Неудивительно, что она была такой противоречивой: то пылала страстью, то отстранялась, в одну минуту целовала, в следующую сбегала от меня. Я вспомнил слова из песни, многократно написанные на ее стенах.
Бежать, чтобы не двигаться.
Она не могла сбежать, и я не отпустил бы ее. В последнем своем сне я сказал ей, что знаю о сделке. Снился ли ей тот же сон, знала ли она, что я разделяю с ней ее тайное бремя, что ей больше не надо нести его в одиночку?
Мне так жаль, Ли.
Я прислушался, стараясь услышать ее голос на краю своего сознания, уловить хоть малейшую вероятность того, что она меня слушает. Я ничего не услышал, но увидел что-то — быстро мелькавшие картинки, проносившиеся перед моим боковым зрением. Кадры неслись мимо меня на скорости автомобилей на федеральной трассе.
Я бежал, прыгал, двигался так быстро, что не мог сфокусироваться. Пока мое зрение не настроилось, как предыдущие два раза, и я не начал различать формы деревьев, листьев и веток, проносившихся мимо. Сначала я слышал только хруст листьев под ногами и ветер в ушах, потом я услышал голоса.
— Мы должны вернуться, — это была Лена. Я пошел на звук ее голоса.
— Мы не можем, ты же знаешь.
Солнечный свет легко пробивался сквозь листья. Я видел только обувь — поношенные ботинки Лены и черные тяжелые бутсы Джона. Они стояли в нескольких метрах от меня.
Потом я увидел их лица. Выражение лица Лены было упрямым. Я знал этот взгляд.
– Сарафина нашла их. Они могли умереть!
Джон подошел к ней поближе и едва заметно поморщился, как в прошлый раз, когда я видел их в спальне. Это был невольный рефлекс, реакция на какую-то боль. Он заглянул в ее золотые глаза:
— Ты имеешь в виду Итана?
Она отвела глаза:
— Я имею в виду всех их. Неужели ты ни капельки не волнуешься за Ридли? Она пропала. Тебе не кажется, что эти две вещи связаны?
— Какие две вещи?
Плечи Лены напряглись:
— Исчезновение моей сестры и внезапное появление Сарафины.
Он взял ее за руку, сплетая с ней пальцы, как раньше делал я:
— Она всегда где-то неподалеку, Лена. Твоя мать, пожалуй, один из самых могущественных Темных Магов в мире. С чего бы ей хотеть причинить боль Ридли — одной из своих?
- Не знаю, — Лена покачала головой, ее напор стал слабеть. — Просто…
— Что?
— Пусть мы не вместе, но я не хочу, чтобы он пострадал. Он всегда защищал меня.
- От чего?
От меня самой.
Я услышал эти слова, хотя она и не произнесла их вслух.
— От многого. Все было по-другому тогда.
— Ты притворялась тем, кем не была, пытаясь сделать всех счастливыми. Ты не думала, что он не защищал тебя, а тянул назад?
Я чувствовал, как заколотилось сердце, и напряглись мышцы.
Это я тянула его назад.
— Знаешь, у меня однажды была смертная девушка.
Лена была ошарашена:
— Правда?
Джон кивнул:
- Да. Она была милой, и я любил ее.
— Что случилось? — Лена ловила каждое слово.
— Это было слишком тяжело. Она не понимала, какая у меня жизнь, что я не всегда делаю все, что захочу…, - это было похоже на правду.
— Почему ты не мог делать все, что хотел?
— Меня воспитывали, как бы ты сказала, в строгости. На уровне свободы в смирительной рубашке. Даже у правил были правила.
Лена выглядела озадачено:
- Ты о свиданиях со смертными?
Джон опять поморщился, чуть съежившись на этот раз:
— Нет, не в этом дело. Меня так воспитывали, потому что я был другим. Человек, который вырастил меня, был единственным отцом, который у меня когда-либо был, и он не хотел, чтобы я причинил кому-либо боль.
— Я тоже не хочу никому причинять боль.
- Ты другая. То есть, мы другие.
Джон взял Лену за руку и притянул ее к себе:
— Не переживай. Мы найдем твою сестру. Она наверняка сбежала с тем барабанщиком из «Испытания», — он был прав насчет барабанщика, только не того, о котором он подумал. «Испытание»? Лена проводила время с такими как Джон, в местах под названием «Изгнание» и «Испытание». Она думала, что она это заслужила.
Лена не сказала больше ничего, но и не отпустила его руку. Я попытался заставить себя идти за ними, но не мог. Я ничего не контролировал. Это было очевидно, хотя бы тому странному углу зрения, под которым я на них смотрел откуда-то с земли. Я всегда смотрел на них снизу. Совершенно непонятно почему. Но это было неважно, потому что сейчас я снова бежал сквозь темный тоннель. Или это была пещера? Я чувствовал запах моря, проносясь мимо черных стен.
Я потер глаза, удивляясь, что иду следом за Лив, а не лежу на земле. Невозможно было осознать, что я наблюдал за Леной и одновременно шагал за Лив по Туннелям. Как такое может быть?
Странные видение под непонятным углом зрения, мелькающие картинки — что это такое? Почему я мог видеть Лену и Джона? Надо было разобраться.
Я посмотрел на руки. Я держал только Светоч. Я пытался вспомнить первый раз, когда увидел Лену таким образом. Это было в моей ванной, и тогда у меня не было Светоча. Я прикасался только к раковине. Должно было быть какое-то связующее звено, но я не видел его.
