одиночество не страшно, ведь рано или поздно это всё равно закончится. Но быть богом значит не иметь такой роскоши.
Он сидел на своём троне после долгого дня судебных разбирательств, и молчание давило на него. Число душ словно бы выросло в геометрической прогрессии за последние несколько веков. Или ему так казалось теперь, когда он один, без Персефоны. Его жены, его друга, его партнёрши — он зависел от неё даже сильнее, чем полагал раньше. Даже зная, что она никогда бы не ответила ему взаимностью, он держался за память о ней, храня её в сердце, как любой другой цеплялся бы за счастливые моменты своей жизни.
Тем не менее, он сдержал слово, данное самому себе, и ни разу не ходил к ней. Это слишком мучительно — знать, что она так близко, но в то же время влюблена в другого. На это невыносимо смотреть. Раны только-только начали заживать, и пускай шрамы останутся в любом случае, если ковырять едва затянувшиеся порезы, они могут никогда не закрыться.
Вместо этого он позволил себе мечтать о ней в те немногие часы, которые он отводил себе на сон. Он позволил себе мечтать о жизни, которая у них могла бы быть, если бы он не наделал столько ошибок — если бы угадывал её желания, говорил правильные слова и вообще не соглашался бы на договорной брак, предложенный Деметрой. Если бы он сам спросил Персефону, чего она хотела тысячи лет назад, до того, как они нанесли друг другу неисправимый ущерб…
В эти короткие часы мечтаний он был счастлив.
Откинувшись на спинку трона, он тяжело вздохнул, неподъёмные веки опустились. Ровно пятьсот лет. Столько прошло с того дня, как он отпустил её, но боль оставалась такой же яркой, как в ту минуту, когда она умерла у него на глазах. Какие уж там шрамы, раны не зажили совсем. Он уже сомневался, что ему хоть когда-нибудь станет легче.
Двери в тронный зал распахнулись, и с усталым вздохом он выпрямился. Следующая партия душ должна появиться не раньше утра, а Джеймс прекрасно знает, что к нему лучше не лезть. И хотя у него было догадок, кто именно мог к нему прийти, он точно не ожидал девушку, стоявшую в дверном проёме на дальнем конце дорожки к трону.
— Гера. Каллиопа, — произнёс он, тут же поправив себя, и встал. — Рад тебя видеть.
— Взаимно, Аид, — она подошла к нему и склонила голову, он ответил тем же. Много веков прошло с тех пор, как они последний раз оставались наедине… Что было ещё до брака с Персефоной, это напоминание неприятно кольнуло. — Я не помешала ничему важному?
Он покачал головой и взял её ладони в свои, приветственно сжав.
— Нет, вовсе нет. Мой рабочий день окончен. Как раз собирался пойти отдохнуть.
— Ах, — её улыбка слегка померкла. — Я надеялась, мы сможем поговорить.
— Конечно.
Он предложил ей руку и, как только она приняла её, вывел из тронного зала. Коридоры были освещены никогда не потухающими факелами, создавая довольно жуткую атмосферу, но он предпочитал именно их. Он мог бы запросто организовать свет без всех этих танцующих теней, но от этого его одиночество только усилилось бы.
Как только они ступили в уютную гостиную, которой он уже давно не пользовался, Аид окинул её взглядом, как и Каллиопа. Забавно, как рутина может превратить что-то столь хорошо знакомое в нечто чужое. Он наколдовал чай и разлил в две чашки, сев рядом с Каллиопой на диванчик. Отметил, как она подвинулась ближе к нему. Возможно, она просто соскучилась. Или почувствовала, как сильно он нуждается в поддержке.
— Это место не сильно изменилось, — произнесла она между глотками. — Как ты, держишься?
— Давно меня об этом не спрашивали, — ответил он со слабой улыбкой, хотя не было ничего весёлого ни в её беспокойстве, ни в его словах. — Я бы сказал, что бывало и лучше.
Лицо Каллиопы помрачнело.
— Да, определённо, — она накрыла его ладонь своей. — Я могу что-нибудь для тебя сделать?
Он покачал головой.
— При всём твоём могуществе и очаровании, боюсь, что никто мне не сможет помочь.
Она покраснела и опустила голову на мгновение. Застенчивость была ей не к лицу.
— Ты слишком добр.
— Едва ли. Это не моя вина, что Зевс… то есть Уолтер не ценит то, что имеет.
Её губы скривились от раздражения — или даже более сильной эмоции.
— Нет, не ценит. Ты ещё не выбрал себе имя?
— К сожалению, у меня нет времени. Или достаточно данных для выбора.
Она фыркнула.
— Ты каждый день общаешься с сотнями людей. Наверняка был кто-то, чьё имя тебе понравилось.
— Их имена — это их имена. Я не могу просто взять и украсть чьё-то имя, как Диана украла у Эллы.
Каллиопа ухмыльнулась.
— Мне кажется, она специально сделала это, чтобы побесить Эллы, после тех её намёков о Диане и Уолтере.
— А ты разве не согласна с Эллой? — удивился Аид. — Я думал…
— Я знаю, чем занимается Уолтер, — она пожала плечами. — Нет смысла бороться с этим.
После стольких историй, пересказанных через третьих лиц, о легендарной ревности Каллиопы — да он и сам был тому свидетелем, — это было весьма неожиданно. Аид помолчал, обдумывая эти внезапные перемены.
— Значит ли это, что ты кого-то нашла?
Странное выражение пересекло её лицо. Она вздёрнула подбородок на дюйм выше обычного.
— А если я скажу, что да?
— Я буду только рад, — сказал он, несмотря на горечь, распиравшую его изнутри. Даже Каллиопа нашла свою любовь, а он останется в плену одиночества до скончания времён. А то и может быть так, что даже потом он не обретёт покой. — Могу я узнать, как зовут этого счастливчика?
Пауза. Это не похоже на Геру… Каллиопу — уклоняться от ответа, если только она не преследует какую-то цель. Но что ей может быть нужно? Может, её новый возлюбленный — смертный? И она хочет, чтобы Аид не забирал его, пока они вместе?
— Можешь, — медленно произнесла
