— Тебе следует присесть.
Я не могла пошевелиться.
— Арахис не был настоящим?
— Арахис настоящий, — поправил он. — Он, ну, в общем, плод моего воображения. Проявление или проекция меня, когда я был… моложе, гораздо более раздражающим ангелом, склонным ко всяким вещам.
— Например, прокрасться в ванную, когда Зейн принимал душ? — я завизжала, как настоящий птеродактиль.
— Когда ты так говоришь, это звучит извращённо.
— Потому что это извращение.
О, боже, зачем мне вообще объяснять это кому-то, не говоря уже об архангеле?
— Мне было любопытно узнать о человеке, который, как я знал, будет владеть сердцем моей дочери. Не то чтобы я смотрел туда, куда не следовало, — он пожал плечами. — Кроме того, в этом мире нет ничего, чего бы мы не видели миллион раз раньше.
— Почему-то от этого становится только хуже, — пробормотала я.
Одна сторона его губ скривилась.
— Это так по-человечески с вашей стороны намекать, что буквально за всём стоит сексуальная мотивация. Новость, Тринни, — сказал он, и каждый мускул в моём теле сжался. Он так походил на Арахиса. — Это не так.
— Думаю, мне нужно присесть.
— Присядь.
Я этого не сделала.
— Ты смотрел, как я сплю! То, как ты говоришь? То, что вылетает у тебя изо рта, ужасно!
— Как я уже сказал, Арахис-плод моей юности, — объяснил он. — Я был довольно несносен, когда был молодым ангелом. Спроси Люцифера. Он может это подтвердить.
— Но все эти вещи 80-х годов…
— 80-е годы всегда забавляли меня. Музыка. Волосы… — он сделал паузу. — Трико. Очень интересное десятилетие, которое доказало, что вы не видели всего этого, когда думаете, что видели.
О, боже.
Арахис был моим отцом.
Мой отец был Арахисом.
Тогда я действительно села, прямо там, на пол.
— Возможно ли, что у меня был, я не знаю, инсульт, и это всё объясняет?
— Это даже не имеет смысла, — прошло мгновение, и мой отец выглянул из-за кровати. — Тебе было бы легче видеть во мне Арахиса? Я могу снова превратиться в него. Я просто не могу поддерживать проекцию очень долго.
Понимание ударило меня по голове.
— Вот почему ты всегда исчезал! Даже в общине. Я просто думала, что ты уходил заниматься… призрачными вещами.
— Проекция требует моего внимания. Не очень много, но достаточно, чтобы это могло отвлекать. Ты хочешь, чтобы я снова превратился в него?
— Нет. Это было бы… это было бы ещё более странно, и я не думаю, что смогу с этим справиться.
Он кивнул и сел в ногах кровати. Он молчал.
А я — нет.
— А как насчёт всего этого чистилища? Когда ты сказал, что тебя втянули в это?
— Это случилось, когда Зейн Пал. Не со мной, а с тем, кто не двигался дальше, — он положил руки на колени. — Я подумал, что для тебя было бы важно знать последствия его Падения, даже если оно было временным.
Хорошо. Что ж, воздействие понятно. Не знаю, что это изменило, и по какой-то причине это казалось случайной, бессмысленной вещью, которой родитель попытался бы научить ребёнка.
— Ты избегал Зейна после того, как он Пал, потому что он бы знал, не так ли?
— Он бы не знал, что это я, но он бы почувствовал, что что-то не совсем так, как кажется. Это было бы ненужным осложнением.
— А Джина? Она не призрак. Это было просто оправданием того, почему тебя не было рядом, — это стало ясно. — Из-за того, что рядом был Гавриил? Так вот почему ты… уходил на дольше, чем был здесь?
Он кивнул.
Меня поразила ещё одна вещь.
— Моя мама…
— Она обрела покой, — быстро ответил он. — Счастлива и довольна.
Моё сердце снова колотилось, и я даже не была уверена, замедлилось ли оно.
— Ты её видишь?
— Да, — сказал он, удивив меня. — Она мне нравится. Её выбрали не случайно.
— Нет?
Михаил покачал головой.
— Нет.
Я начала задавать больше вопросов по этому поводу, а затем решила, что в этот момент я не думаю, что смогу вынести, услышав о любовной связи моей матери и отца.
Я могла справиться только с таким количеством.
Мне нужно было кое-что спросить.
— Почему она никогда не навещала меня?
— Это та же самая причина, по которой отец Зейна не видел его, когда он был на Небесах, — сказал он, и я вздрогнула. — Потому что она знала, что ты не сможешь её отпустить. Ты бы застряла, и эта боль, это горе, эта любовь и желание поймали бы её в ловушку. Она бы так с тобой не поступила.
У меня в горле образовался комок.
— Она знает, как мне жаль…
— В том, что с ней случилось, твоей вины нет. Она никогда так не думала. Ни на секунду, и она была бы в ярости, если бы узнала, что ты в это веришь.
Слёзы застилали мне глаза. Она точно будет в ярости.
— Действия других людей стали причиной её смерти. Ты была просто звеном в этой цепи, как и она. Виноваты были те, кто владел этой цепью. В глубине души ты это знаешь. — Его голос смягчился. — Но иногда отсутствие ответственности в конечном результате хуже, чем чувство вины за существование причины.
Тьфу.
Он звучал так… так мудро, и это было странно и замечательно, но в основном странно.
Я вытерла слёзы.
— Почему?
Казалось, он знал, о чём я спрашиваю.
— Потому что это был единственный способ наладить с тобой отношения. Только так я мог узнать тебя.
В горле у меня встал комок.
— А Зейн? — хрипло спросила я. — Ты позаботился о том, чтобы он мог Пасть, чтобы быть со мной.
— Это был небольшой подарок, который я мог обеспечить.
Небольшой подарок? Влажный смех покинул меня.
— А звёзды? Это был ты.
Он кивнул.
— И ты… ты — причина, по которой я сейчас жива.
— Отчасти.
Я моргнула.
— Отчасти?
— Мне помог один человек с новой жизнью.
— Старуха, — поняла я.
Михаил склонил голову.
— Зелье, которое она дала тебе, не просто привело к тебе Зейна. Это связывало тебя с ним. Похоже на Защитную связь, но сильнее. Ты несёшь в себе часть его сущности. Пока он жив, живёшь и ты. Ты отмечена.
Я прижала покалывающие пальцы к груди, туда, где сформировался странный шрам, прямо туда, где свет, исходящий от Зейна, ударил меня. Внезапно я вспомнила взгляд, который Тони бросил на Старуху, когда она сказала мне, что мне нужно взять собственную кровь.
Мои широко раскрытые глаза метнулись туда, где сидел Михаил.
— Я… я, значит, не умерла?
Он покачал головой.
— Ты была ослаблена и потеряла сознание, пока связь восстанавливала нанесённый ущерб.
— Но я думала, что ангельский клинок может убить кого угодно?
— Связь между тобой и Зейном превосходит всё, — он помолчал. — Ну, почти всё. Если бы тебя обезглавили, тогда…
Я медленно моргнула.
— У тебя есть его жизнь, Тринити. — Эти совершенно белые глаза впились в мои. — Ты понимаешь, что это значит?
Моё сердце пропустило удар.
— Я… Я бессмертна?
Он улыбнулся, и у меня защемило в груди. В изгибе его губ была такая семейная нежность.
— Ты бессмертна, как любое ангельское существо.
— Я не буду… стареть?
Он снова покачал головой.
— Большинство ангелов перестают стареть, как только достигают определённой зрелости, — сказал он, что объясняло, почему так много из них выглядели так, как будто им было под тридцать. — Но ты перестала стареть в тот момент, когда была создана связь.
Всё, что я могла сделать, это смотреть на него, и я делала это, вероятно, в течение нескольких минут, пытаясь заставить свой мозг осознать тот факт, что я не состарюсь и не сломаю бёдра, в то время как Зейн останется молодым и восхитительно свободным от сломанных костей. То, что я не старею после девятнадцати, означало, что меня, вероятно, будут спрашивать удостоверение личности целую вечность…
О, боже, как настоящая целая вечность. Или пока мне не отрубят голову по-горски, или пока Зейн… Я даже не собиралась туда идти. Было гораздо хуже, чем никогда не выглядеть старше, чем сейчас.
