А сейчас из врат Тартара сочилась первобытная жуть — и месть всему живому уже не казалась ни Афродите, ни Аресу такой уж хорошей идеей.
Повернув златовлосую голову к темноволосой и уперев руки в бока, прекрасный и неистовый Афроарес принялся обсуждать сам с собой новый план.
***
Персефона
Персефона не знала, стоит ли ей всерьез рассматривать версию, что Афроарес собирается открыть Тартар — возможно, что Гера, которая мерила все по себе, переоценила кровожадность тандема. Они с Гекатой признали этот вариант маловероятным, но все же решили отработать. Царица подозвала к себе Миноса для инструкций…
И вдруг на неё внезапно нахлынуло — спешить, мчаться к Тартару, не тратя время на грешников на Полях мук, не отвлекаясь на бестолковых подземных, не собирая в кучу союзников.
Шагать сквозь пространство — одной, и не ждать никого, шагать, сплетая в пальцах чужой двузубец и улыбаясь чужой улыбкой.
Пугающе-острой улыбкой Аида.
Когда он успел разделить это с ней?..
Наверно, он просто слишком много отдал, пока спасал её дочь, её подругу, её саму, потом — её мир, потом — снова ее. Отдал, пока завоевывал для неё право на месть. Пока решал её проблемы, не думая о своих. Пока воспитывал её дочь. Пока был рядом и был для неё всем.
Он ничего не просил взамен. Пожалуй, он не просил даже её любви — нет, она же сама пришла к нему.
И вот, отдавая все, он, видимо, как-то случайно отдал ей и часть своей страшной ноши. Своей великой и почетной должности вечного охранника Подземного мира в целом и Тартара в частности. Едва ли он брал эту ношу с собой в изгнание — нет, кажется, тогда для него был уже перебор — но, вернувшись в Подземный мир спустя тысячу лет, он первым же делом снова в неё вцепился.
А, вцепившись, поделился и с Персефоной.
«Я должен подарить тебе что-нибудь».
Чего он только ей не дарил!.. Самое ценное, дорогое и важное — это возможность снова обнять любимую дочь. Потом — возможность отомстить Афродите и Аресу. Любовь, доверие и возможность спать без кошмаров. Так стоит ли ей удивляться, что вместе с этими, без сомнения, замечательными вещами у неё оказалась доля его ответственности за его мир?
Шагая сквозь пространство к отчаянно зовущим её тартарским вратам, шагая, оставив за спиной и Макарию, и Гекату, Персефона думала не об Аресе (и уж тем более не об Афроаресе) — об Аиде. Но вот она шагнула на обнаженную черно-серую землю преддверий Тартара, пошатнулась, пытаясь совладать с головокружением (она не так часто ходила по-божественному, чтобы привыкнуть)… и ощутила на горле огромную волосатую лапу.
— Попалась! — пропищал Афроарес пухленьким ртом Афродиты.
Пожалуй, царице все же не следовало идти одной — но кто мог подумать, что гнусный гибрид уже полностью освоился с новым телом и сумеет использовать те доли секунды, когда только что пронзившая пространство Персефона наиболее уязвима?
— Убери лапы! — прохрипела царица. — Тебе всё равно не открыть…
Она попыталась отцепить от горла могучие лапы гибрида, но с четырьмя конечностями тот явно выигрывал — сопя в два носа, он отвел назад её руки, и, стиснув шею Персефоны так, что у неё потемнело в глазах, а ноги подкосились, швырнул её на землю.
Или нет?..
Хватаясь за пережатое горло и пытаясь восстановить дыхание, Персефона не сразу поняла, что лежит на металле — Афроарес швырнул её на кованую бронзу.
— Мы знали, что кто-то из вас тут же появится, стоит нам полить врата Тартара нашим зельем, — сообщила голова Ареса. — Рассчитывали, конечно, на дядюшку…
Царица, не слушая их, пыталась встать на ноги… но колени предательски подгибались. Тело не слушалось — казалось, что где-то поблизости притаилась Деметра с букетом ядовитых цветов, но нет, это сосущая бездна Тартара там, под тонкой бронзовой «крышкой», тянула её к себе.
— Что вы натворили, дебилы? — прошептала царица.
— О, тебе интересно! — умилилась голова Афродиты. — Мы полили врата Тартара остатками нашего зелья и сняли с них защиту. Ну, знаешь, когда Аид, Зевс и Посейдон спустили в Тартар Крона и мятежных титанов, они сначала запечатали Тартар своей силой, и только потом Гефест уже тут все медью обковал.
Афроарес поковырял медь одной ногой — остальные надежно стояли на чёрной земле. Там, за тонкой полосой меди, рвалось и металось что-то безумно страшное. Персефона, чьи силы таяли с каждой секундой, не знала, кто или что это. Крон? Титаны? Гекантохейры? Возможно, Аид бы и смог разобрать голоса, но для неё за вратами Тартара ревело безликое «оно».
Оно хотело… что оно хотело? Прорвать тонкую полосу защиты, скованную Гефестом не для защиты, а чтобы прикрыть бездну, зияющую раной на теле Подземного мира, и вырваться на поверхность? Или напротив, втянуть в себя Персефону, Афроареса и вообще все, что окажется поблизости — втянуть и похоронить навечно?.. А, может, выплюнуть из себя Крона, безумного Повелителя Времени, и снова покорить мир?
И то, и другое, и третье, и, желательно, одновременно.
— Так вот, мы не очень хотим знакомиться с титанами, — кокетливо продолжал Афроарес, пока Персефона пыталась совладать с притяжением бездны и отползти с медной крышки, излишне пафосно названной «воротами», — поэтому, будь добра, позови дядюшку. Мы знаем, он услышит. Мы хотим, чтобы он видел, как мы спихиваем тебя в Тартар.
— Обойдетесь, — прошипела царица, кое-как вставая на четвереньки. — Как есть, так и спихивайте… — она хотела поделиться с гибридом соображениями о том, что если она окажется в Тартаре, то и Афроарес тоже надолго в этом мире не задержится, но рядом с гибридом вдруг появилась колесница с Гекатой, Макарией и Герой (очевидно, из-за последней они не стали шагать сквозь пространство).
— Мамочка, нет! — завопила царевна, спрыгивая с колесницы. — Папа, пожалуйста, папочка!..
— Так вот как ты заговорила, — ухмыльнулась Аресова половина тандема. — Был «мерзкий Арес», а теперь «папочка», да?..
— Я не тебе, идиот! — от возмущения Макария взяла себя в руки и остановилась в трёх шагах от Афроареса. — И вообще, отпусти маму, иначе справедливость восторжествует!..
— Любовь — вот высшая справедливость, — фыркнула женская половина тандема. — А любовь — это я.
Прежде, чем кто-то успел что-нибудь предпринять, Афроарес достал из воздуха копьё и поддел стоящую на коленях Персефону под живот. Задыхаясь, царица опрокинулась на бок возле трёх ног тандема, и вторым тычком гибрид подтащил её ближе к себе.
Персефона сразу поняла, что он этим добился — пожалуй, даже чуть раньше, чем застывшая в немом испуге побелевшая Гера, чем завизжавшая в ужасе Макария, чем схватившаяся за голову Геката.
«Сейчас он откроет врата и сбросит меня в Тартар», — мрачно подумала царица, пытаясь найти в себе остатки выпитых Тартаром (а, может, вратами?) сил и, преодолев отвращение, вцепиться в ноги гибрида.
Но думалась почему-то не о том, что нужно бороться, хвататься на мерзкие конечности Ареса, ну, или прощаться, или хотя бы успокоить визжащую в ужасе Макарию (она, похоже, подумала, что её уже спихивают в Тартар), а о том, что она больше никогда не увидит….
Аида.
Аида — в варварской куртке и, конечно, в штанах, с саблей в опущенной руке, с волосами, собранными в косу, с тенью на скулах и бездной в тёмных глазах.
Аида, шагнувшего — нет, бегущего — сквозь пространство.
Аида, хватающего за руку мгновенно переставшую визжать Макарию и тихо роняющего в глаза Афроаресу:
— Ты что делаешь, идиот?..
Аида — и пыльную серую степь у него за спиной.
***
Аид
Аид быстро взглянул через плечо — разрез в пространстве быстро затягивался — и успокаивающе провел рукой по голове Макарии. Чьи-чьи, но её вопли он услышал бы не только из мира смертных, но и, наверно, из Тартара. Подумалось было, что он опять исчез без предупреждения — ну что ж, Гэсэр и Другмо уже, наверно, привыкли.
