– Боже милостивый! – воскликнул он.
Ферфакс заволновался:
– Вы знаете ее?
Майкл нахмурился:
– Я не уверен, но мне кажется, я видел ее в окрестностях деревни.
– Тогда почему вы так удивились?
– Всему виной ее красота, – быстро ответил Майкл, стараясь скрыть свое замешательство, – она поистине просто чудо.
– Идет война, – укоризненно ответил сэр Томас, – и мы здесь для того, чтобы сражаться, а не восхищаться хорошенькими женщинами, – но тут его лицо смягчилось. – Однако признаю, она действительно невероятно красива. Как тебя зовут, девочка?
– Бетси, сэр, – ответила Николь и с удовлетворением отметила про себя, что Майкл усмехнулся.
– Мне кажется, ты совсем непохожа на Бетси, – сдержанно произнес Ферфакс, и, повернувшись к вошедшему охраннику, спросил: – Ну?
– Лошадь очень выхоленная, сэр, и на ней очень дорогое седло, она явно не фермерская.
– Так-так, – протянул сэр Томас, складывая вместе кончики пальцев, – на этот раз Руперт сплоховал.
Волна справедливого гнева подкатила к горлу Николь, но она, решив не усложнять ситуацию, промолчала.
– Что же это он так! – многозначительно произнес Майкл.
– Можешь на коленях благодарить своего глупого Бога за то, что мы с уважением относимся к нашему врагу, девчонка, – продолжал сэр Томас, – в противном случае я послал бы тебя на допрос, а допросы не всегда заканчиваются благополучно.
– Что же, в таком случае, вы собираетесь со мной сделать? – спросила Николь с облегчением.
– Придется тебе провести эту ночь закованной в цепи, – почти ласково ответил Ферфакс – Не могу рисковать и дать тебе возможность сбежать, чтобы ты рассказала своему хозяину обо всем увиденном. Ну, а завтра посмотрим.
Майкл поднялся и спросил:
– Куда вы хотите ее поместить, сэр Томас?
– Да все равно, ведь она будет связана.
– Не хотите ли, чтобы я ее покараулил?
Знаменитая улыбка искривила губы Ферфакса:
– В этом нет необходимости. Я позову сержанта. Тем более что наш разговор еще не закончился, полковник. – Ферфакс позвонил в колокольчик, который лежал на соседнем столе вместе с принадлежностями для письма. – Уведите пленника, – приказал он солдату, появившемуся в дверях, – да, и закуйте ее в кандалы с ног до головы, – генерал одарил Николь плотоядным взглядом. – Спокойной ночи, Бетси, – сказал он и повернулся к бумагам, разложенным перед ним на столе.
Ситуация, в которой оказалась Николь, была, пожалуй, самая страшная, в которой ей когда-либо довелось побывать. Она поняла это, когда ее приковали к столбу недалеко от места, где стояли лошади. Она почувствовала такую слабость, что опустилась на землю, потом решила, что ей необходимо облегчиться, что она и сделала тут же, надеясь, что поблизости нет никого из солдат, и на нее никто не смотрит. После этого она, стоя у столба, долго глядела на одинокую луну и на еле заметную красную полоску рассвета, означавшую, что самая ужасная ночь в ее жизни подходит к концу.
Потом в темноте, перед самым рассветом, появился Майкл, он почти вплотную наклонился к ней, чтобы никто не мог услышать их тихой беседы. Сначала он грубо обругал ее за то, что она так жестоко обманула его в Хазли Корт, потом сменил гнев на милость и с глубокой нежностью спросил, как поживает дочь. Наконец, мужчина, ставший когда-то первым любовником Арабеллы, страстно припал к губам Николь, и на этот поцелуй она, учитывая ее положение, не могла не ответить.
– Будь все проклято, но я все еще люблю тебя, Арабелла, – пробормотал он. – Бог свидетель, клянусь, что если я встречу на поле боя твоего мужа, то, не задумываясь, убью его.
Уверенная в том, что он представления не имеет, как выглядит Джоселин, Николь ответила:
– Это ваше личное дело и дело вашей совести, полковник Морельян.
Он посмотрел ей прямо в глаза и спросил:
– Послушай, что это в тебе за дьявольская сила, которая до сих пор держит меня в твоей власти? Я молил Господа, просил его избавить меня от этих чар, но теперь мне совершенно ясно, что этого никогда не произойдет.
Спрашивать его о том, что будет с ней дальше, освободят ли ее или нет, показалось Николь не очень уместным для такой «торжественной» минуты, поэтому она промолчала, и Майкл, бросив на нее хмурый взгляд, ускользнул прочь. Когда он ушел, Николь вспомнила, что какие-то двадцать четыре часа назад нечто подобное ей говорил Руперт, и она с горечью подумала о том, что и в этом столетии ей удалось собрать «коллекцию». Но на этот раз она не получала от нее никакого удовольствия.
– Я ненавижу тебя, Николь Холл, – произнесла она, опустив голову и чувствуя, как слезы катятся градом по немытым щекам.
На рассвете пришел тот самый сержант, который надевал на нее цепи. Он вытащил связку ключей, с помощью которых открывались замки.
– Тебе надо присоединиться к другим женщинам, – сказал он, снимая с нее оковы. – Это приказ полковника. Да, и, между прочим, он сказал, что тебе лучше не представляться вражеской шпионкой. Скажи, что ты пришла из деревни, а то тебе все волосы повыдергают.
«О, Господи!» – подумала Николь, заходя в палатку, где несколько откровенно недружелюбно настроенных женщин тут же начали подозрительно ее осматривать.
– Пришла помочь? – спросила одна из них.
– Да. Что бы вы хотели, чтобы я делала?
Раздался взрыв смеха, а чей-то голос произнес:
– Вычисти ночной горшок сэра Томаса, вот что. Ведь у него слишком изысканные манеры, и он не может, как все, ходить на двор.
– И где же вы хотите, чтобы я это сделала? – спросила Николь, уперев руки в бока, совсем так, как это сделала разговаривавшая с ней женщина, и в палатке повисла тишина.
В десять часов – гораздо позднее, чем назначил Руперт, – Николь с того места в лагере, где ей приказали наводить порядок, увидела, что на гребне одного из холмов появились всадники принца. Заметив их, из лагеря им наперерез помчались всадники парламентариев, и сразу после этого со всех сторон начали появляться отряды «круглоголовых». Ей казалось, что их армия покинула Марстон-Мур, расположилась где-то около Тадкастера, но теперь она увидела, что дело обстоит совсем иначе.
Около полудня появился маркиз Ньюкасл с четырьмя отрядами; два из них состояли из «белых накидок», прозванных так потому, что они носили некрашеные куртки из грубой шерсти. Николь ясно могла видеть, что «круглоголовые» уже навели порядок в своем войске: сэр Томас Ферфакс выстраивал их перед лесистым холмом под названием Марстон-Хилл, на котором, к своему глубокому удивлению, Николь увидела зрителей, наблюдавших за происходящим, как спортивные болельщики на стадионе.
