Что о них рассказывать? Маги жизни рождаются довольно редко, но зато во всех расах. И знаешь, тебе это покажется смешным, что каждый народ, вампиры, оборотни, демоны, атаны… Все в тот или иной период своей истории устраивали, как вы, люди, говорите, охоту на ведьм.
Ромка закинул ногу на ногу и мелкими глоточками потягивал чай, а я слушала, завороженно открыв рот.
– Видишь ли, маг жизни может быть только магом жизни. Рожденные в семье оборотней виталии не имеют животной формы, вампирки не обладают сверхспособностями, демоницы лишены любой магии, а драконицы…
– Никогда не взлетят в небо? – Еще вчера я об этом и думать не думала, а теперь внезапно стало грустно.
– А ты бы хотела? – Я пожала плечом. Может, и хотела бы, да что толку теперь об этом думать. – Пару тысячелетий назад вампиры таких девочек изгоняли из клана, тем самым обрекая на смерть, потому что поодиночке мы не выживаем…
Ромка осекся. Почесал переносицу, чем вызвал мою непроизвольную улыбку. Этэль всегда так делала, когда не знала, что сказать. Боже, мы говорим о гнусных вещах, а я думаю о том, как часто бывают похожи супруги…
Тряхнула головой.
– Кто выгонял? Родители?
– Родители… – Ромка невесело хмыкнул. – Лучше смерть, чем жизнь в позоре… Мой народ не гордится этим пятном – увы, не единственным – на нашей истории, но и забывать об этом мы не хотим… Страшно представить, сколько девочек погибло. К счастью, не все… Выжившие сбивались в общины. – Вампир тряхнул головой, отгоняя грустные мысли, и тон его повествования изменился. – Кстати, виталии и сейчас предпочитают жить в закрытых общинах. Закрытых и очень богатых. Догадываешься, чем они зарабатывают?
– Свою кровь продают что ли?
– Нет, конечно. – Рассмеялся Ромка. – Все не настолько брутально. Вены себе виталии не вскрывают. Им достаточно просто захотеть помочь. А хотят они довольно часто и за неумеренную плату. Настолько неумеренную, что даже мне это было бы не по карману, а моя семья, мягко говоря, не бедствует. Так вот даже я не смог бы согреться в огне их магии, а она греет. Их магия греет… Но ты… твоя магия, Варенька… ты, как солнце. Наверняка ты замечала, что люди тянутся к тебе. Постоянно, везде. Все! Каждый работник «Мерцающего», каждый гость, даже этот мальчишка – оборотень, который пытался тебя похитить. Да и я не исключение…
То, что он говорил, было похоже на страшную сказку, с той лишь разницей, что собственная память ненавязчиво подбрасывала мне эпизоды из прошлого, свидетельствующие в пользу того, что все это правда.
Все так и есть на самом деле. Как страшно жить…
– А дракон? – боясь смотреть в сторону Ромки, спросила я. – Дракон ведь не поэтому? На драконов ведь магия не действует… Он же не из-за магии… Ты же сам говорил, нет?
Роман тряхнул головой а потом вдруг наклонился и постучал указательным пальцем мне по лбу.
– Эй, есть кто дома? Ты вообще слышала, что я только что сказал? Ты не такая, как они. Ты другая. Не знаю, с чем это связано. С тем, что ты не росла в их общине. Или, может, потому, что родилась на Земле… Те виталии, которых мне приходилось встречать, «включались» по щелчку. Заплати, поверни тумблер и пользуйся, пока деньги есть. С тобой же все иначе. Ты излучаешь более глубокое тепло, не знаю, как объяснить. Ты ярче, ты искреннее, ты настоящая. Ты уникум. С тобой приятно разговаривать, ты греешь даже без магии, неосознанно, сердцем… Думаю, Макс поэтому тебя и прятал здесь. Боялся, что грязь большого мира погасит твое внутреннее солнце… А насчет своего дракона не переживай. Никакая магия не способна вызвать чувства. Теперь поняла?
Я смущенно улыбнулась и кивнула.
– В общих чертах.
– Тогда допивай чай, приходи в себя и звони своему ненаглядному. Постарайся ненавязчиво узнать, как скоро он вернется в замок.
– Почему «ненавязчиво»?
– Потому что нам нужно успеть убрать из «Мерцающего» твоего несостоявшегося блохастого женишка… Если ты все еще хочешь, чтобы он дожил до суда.
Я охнула и стыдливо спрятала улыбку за чашкой чая. Страсти какие!..
Роман пробыл со мною до тех пор, пока я не допила чай, а затем сам вызвался отнести посуду на кухню, дав мне возможность поговорить с Тимуром без свидетелей.
Вынув из кармана «Фантазию», я, пользуясь отсутствием моего заботливого медбрата, вышла на балкон и подставила улыбающееся лицо свежему ветерку. Нет, не стану я Тимуру звонить. То, что хочется сказать, по телефону не скажешь. А все остальное – мишура. И телефон отправился обратно.
Я почувствовала легкий сквозняк и шорох осторожных шагов за спиной и успела подумать, что Ромка сейчас мне всыплет за то, что встала с постели без разрешения…
И тут вдруг по спине словно огненной плетью полоснули, боль вспорола кожу, скрутила внутренности и парализовала дыхание. Не выдохнуть, не вдохнуть, ни звука не издать… А перед глазами черные мушки, и звон в ушах. Если это снова откат, то, может, стоило позволить Роману прикончить Люта…
– Все-таки я достал тебя, сука! – Чужой шепот отравил меня ядом ненависти, и, ощущая, как на языке горчит чужая злоба, я поняла, что падаю. – Из-за тебя все…
Удара о пол я уже не почувствовала. Обидно, если это смерть. Сейчас, когда я только начала жить заново.
Я в праве плакать, но на сто частей порвется сердце прежде, чем посмею я заплакать.
Уильям Шекспир
Тимур сидел в неудобном кресле на чердаке дома Варькиных родных и напряженно прислушивался к звукам дома. Он боялся, что с ним и вовсе не захотят разговаривать, но генерал Александр Викторович, дедушка номер один, выслушав по телефону короткую речь Кострина, отдал по-военному четкие указания насчет того, как проехать к их вилле.
Вилла… Надо же! Тимур представил себе огромное каменное здание, окруженное высоким забором, с камерами слежения и злобными доберманами, снующими по периметру, и был приятно удивлен, когда увидел каменный дом в испанском стиле с большими окнами, террасой и круглым бассейном на заднем дворе.
Артур Владимирович, дед-профессор, встретил Кострина у ворот.
– Машину тут оставьте. – Кивнул на отмеченную белым квадратом зону парковки. – Не скажу, что мы рады принимать вас в своем доме, но раз уж так случилось, будьте любезны не светиться. Не хотелось бы объяснять детям, кто вы и зачем приехали.
Дракон внутри возмущенно шевельнулся. Еще бы. Столь откровенное недовольство, и напряжение, и раздражение из-за с трудом
