молния под колпаком… У любой системы гашения и блокировки есть предел прочности, когда энергия внутри достигнет критической массы…
— Я понял, но опасность темного треугольника не в источниках опорах, а в его центре, фокусе, который будет не здесь.
— Неверно выбранный ведущий круга, а там будет круг, иначе такое не подавить, может натворить больше, чем если бы оно само рвануло. Догадайся, куда хлынет откат, если не выйдет сбалансировать систему?
— К самому сильному источнику…
— А это…
— Тот, что заперт под водой безднову прорву лет. Неверно выбранный? Опыта и силы разве не достаточно?
— Идеальный ведущий сам должен быть треугольником сил: доминирующий темный и две любые равнозначные опоры. Такие интуитивно находят баланс. Если их вовремя обучить. В противном случае — это просто неуравновешенный одаренный с хромающим контролем. Инквизиторы не любят смесков, черномаги опасны, нестабильны, но из них как раз и получаются идеальные ведущие круга. Отец мог бы много рассказать о комбинировании темных даров. Любой глава любой из первых семей. Крево, Нери, Двирен…
— Холин?
— Холин, — скалился костистый остов лица, а черные когти драли по горлу, но ошейник долга вплавился в суть, словно вся его суть и была — долг, добровольное рабство. — Семья превыше всего. Сын Эленар — идеальный ведущий круга: тьма, тень и эхо вечного пламени.
— Твой?
— О нет, все было бы куда проще, будь он моим. Он дитя рода. Я был только сосудом для ритуала, инструментом. Отец не должен был прикасаться к ней сам, он должен был поступить, как другие, и воспользоваться моим телом, чтобы быть с ней, но… У него всегда и на все есть план, а если план не удался, он не станет мстить или переживать, он проанализирует и составит десяток новых с учетом новых вводных.
— Зачем ты пришел за ней? Что тебе было нужно?
— То же, что и тебе, демон. Свет и тепло. Дом. Тишина. Прощение. Последнее я даже получил, — сказал он и посмотрел мне на дно души, ведь мы оба были на пороге и оба прикованы. — Спасибо, что пришла на мой зов, моя рыжая Эленар. Мне приятно видеть, как ты сияешь, и горько, что не для меня.
Ветер грани ударил, обнажив грудь с дырой, темный спекшийся ком распускался дрожащими бледно-лиловыми незабудками.
— Я увидел то, за чем пришел, — добавила тень и снова укуталась в обрывки тьмы. — Довольно.
— Я тебя не отпускал, — оскалился Ине, линии фигуры у ног Драгона вспыхнули алым.
— Я пришел не на твой призыв, мне не нужен призыв, чтобы посмотреть на нее, просто так было проще пересечь границу. Живи, Эленар.
Последнее прозвучало будто ветер в щели подул, в фигуре никого не было. Из нее тянуло стылой пустотой грани. Ине разомкнул рисунок острием клинка, линии впитались в него и вместе с ним исчезли, растворившись в живых тенях.
Сокровище. 1. Осколки
1. Осколки
Потом кто-то, не помню кто, сказал мне, что дом зарос снаружи каменными иглами, тонкими и хрупкими, как иней, но так плотно, что они были похожи на непроницаемый панцирь, кокон, а я не знала и толкала неподдающуюся дверь до изнеможения, кричала, звала, просила, руки разбила в кровь, потом устала, переползла от порога в гнездо у камина и лежала в подушках, хранивших запах горячего железа и лаванды, пока мир не перестал дрожать. Или пока я не перестала. А потом поднялась и пошла к детской.
Слушала, прислонившись к косяку, где часто сидел…
Гадала, зачем я все еще дышу, когда его…
Не понимала, почему я — все еще, а он…
Прикрыла глаза рукой, как отец показывал, и смотрела, как тянется вверх сверкающая башня из моей боли и камня, как на вершине холодный ветер жадно целует хрустально-серебряную чашу-колокол, увитую гранатовыми прожилками, похожими на вены, хочет ее опрокинуть, чтобы тишина пролилась в мир, но у него ничего не выйдет, а у меня — да. Только руку протянуть. Я и так почти касаюсь его. Еще немного и…
Я потянулась и поманила вниз лестницу с мансарды. Она скрипнула, мягко ткнулась в пол и продолжилась далеко вниз. Так же далеко, как тянулась ввысь башня с колоколом. Но вниз мне было рано. Сначала — наверх. Там — подарок.
Улыбаясь, я ступала своими босыми ногами туда, куда ступали его босые ступни и жалела, что меня тогда затошнило, и я не узнала, что же такое вопиюще безнравственное он планировал сделать со мной прямо на этой лестнице. Меня и сейчас немного… А ведь даже не видела…
Ловец лежал наверху, на стопке из старой одежды и одеяла. И я поняла, почему я — все еще. Он действительно оставил здесь свое сердце. Но сердца было не достаточно, нужно было кое-что еще.
Спустившись, едва добежала до ванной. Проскользила по все еще мокрому полу до раковины…
Так то лучше. Туда, куда тянула-звала невидимая нить, лучше идти на пустой желудок.
На мансарду пришлось подняться еще раз. За штанами, своей походной сумкой и плащом. Заодно и ловец забрала, старалась не смотреть на него на всякий случай. Меня все еще немного мутило. Вдруг от него. Оставила прямо в детской, он хорошо там смотрелся. Гармонировал с проросшим сквозь раму цветком орхидеи, такой же черно-красный, отталкивающий и вместе с тем — упоительно красивый.
Одевшись, я собрала в сумку еды и воды, еще в одну флягу заварила чай, перекопошила и перенюхала бутыльки, которые остались лежать на полу в гостиной, выбрала те, у которых гадостный запашок был знакомым, и вышла через заднюю дверь. Погладила дом по перилам, наказав приглядывать за хозяйством, пока не вернусь, кивнула незабудкам, взяла понурившуюся у калитки “золотко”.
Сначала она дичилась и задирала нос, потом оттаяла.
— Вот и чудно. Девочкам лучше держаться вместе, — сказала я ей.
Кто-то окликнул меня, но мне сейчас не было дела до живых.
Я вышла за границу поселка и мне ничего не мешало. Поводок исчез. Я была свободна.
Лезвие лопаты поскребывало по камням, ветер запускал в волосы прохладные пальцы, гладил по щеке. Я остановилась у края тропы, намечая, как удобнее будет спуститься по склону. Я еще никогда не ходила никуда одна так далеко, а мне нужно было за озеро. С обрыва я видела — куда. Туда указывала прямая, как стрела, тень от дома-башни и там все было серым от пепла, а поверх будто ловец лежал. Такой же, как мой.
И вокруг было серое, бесцветное даже, я еще во дворе по незабудкам заметила, только красный видела хорошо.
