Меня словно ножом под рёбра пырнули. Не ведая, что творю, я выхватила из сумки одну из немногих оставшихся в ней склянок — с тьмушкой — и с силой швырнула прямо в лицо тёмному магу, благо подъехал тот достаточно близко для меткого броска. Зуруб завопил так, что встрепенулись кони, и я увидела, как чёрная жижа остервенело впилась ему в нос… Первые мгновения он ещё боролся, но потом неуклюже свалился с коня и больше не издавал ни звука.
— Не стрелять! — рявкнул названный Маашем. — Вы двое, быстро помогите мастеру!
Он даже не представлял, с чем связался. Хотя Зуруба и оттащили, я видела краем глаза его дёргающиеся ноги и тьму вместо головы.
— Но господин… — дрожащим голосом произнёс мужчина. — Это ведь помесь энергий, мы не можем… не знаем, как…
— Исполнять! Если нужно, принесите жертву! — он посмотрел на Ракха с ненавистью. — Мы расправимся с тобой, Эм Рат. Ты должен понимать, что не спасёшься и не спасёшь жену, так отдай нам сына добровольно! Будешь сражаться — и он может пострадать!
— Ты никогда не коснёшься моего сына, Мааш. Твои воины никогда не тронут мою жену. Любой, кто приблизится — погибнет. Если бы Зуруб мог видеть, он бы понял, что лучше вам всем уносить ноги. Хотя, уже поздно.
Мааш ответил что-то на стеакском, и Ракх тотчас парировал невидимый, но ощутимый удар, чтобы ударить в ответ с такой силой, что первый ряд воинов просто смело. И, пока они приходили в себя, мужчина подъехал близко-близко и сжал мои плечи.
— Ничего не бойся, мой лисёнок, — тихо сказал он. Посмотрел мне в глаза и улыбнулся так, как прежде не делал этого: с настойчивой, ласковой силой, которая должна была родить прощальную магию. — Скачи в Зальмит, держи малыша крепче. Благодаря зелью ты выдержишь любую нагрузку. Тэм, иди к Розе!
Птица повиновалась неохотно, и я, дрожа от ужаса, посмотрела на мужчину.
— Ракх, я люблю тебя!
— И я тебя, Роза. Ты знаешь, что всегда будешь жить в моём сердце спасительным теплом. Но иначе эта история закончиться не может. У меня просто нет другого выхода… Прощай, Тобиас Тиэл. — Он коротко коснулся моей щеки кончиками пальцев, нежно погладил по макушке спящего малыша. — Уезжай быстро. Ты не должна быть ко мне ближе, чем на пятьсот шагов.
Отвернулся, тяжело вздохнул, и выпрямился, высокомерно глядя на то, как пытаются спасти Зуруба, чьё лицо превратилось в обглоданную чёрную кочерыжку. Я толкнула Сахара пятками — и мы понеслись прочь, прямо меж не пришедших в себя десятков воинов, что валялись на траве. Быстрее, и ещё быстрее, словно коню тоже дали испить волшебного зелья.
Я не верила, что козырем Ракха в этой битве будет смерть. Вспоминала все предсказания, что были даны ему, лихорадочно пыталась что-то высчитать. Если бы не Тиэл, я бы осталась с ним. Но я должна была сберечь сына. В спину ударила волна густого жара, и мне стало страшно.
— Быстрее, Сахар! Кутерьма, держись!..
Я обернулась на холме: Ракх держал на ладони яркий огонёк, и тот стремительно разрастался. В мага пытались стрелять, некоторые даже пробовали подойти с мечами, но сияние не позволяло им приблизиться. Гибли стрелы, люди отскакивали прочь с ужасными ожогами. А звезда разбухала, вздрагивая и суетясь, превращая мага в живой белый факел, и слетали с широкой ладони всё новые сияющие нити, которые охватывали мир прочными губительными сетями… Это была глубинная, тайная магия ночного неба, принесённые из иных измерений чары, что Ракх хранил в стуке сердца и недрах души. Это было волшебство, которым он прощался со мной и сыном, доказывая, что любовь — то главное, ради чего стоит умереть. И одновременно восставало из земли мрачное пламя, которое странно подпитывало мощь растущего светила, ускоряло биение серебряного сердца, вынуждало твердь мучительно и гулко дрожать от боли…
Тэм рванул с моего плеча — и вскоре исчез меж пульсирующих нитей света. Он не пожелал оставить хозяина в его последний миг, просто не смог.
— Вперёд! — отчаянно выкрикнула я, едва справляясь с рыданиями. — Не останавливайся! Он делает это ради нас. Ради нас…
Вслед неслись дикие вопли, грохот и скрежет. Я даже на расстоянии чувствовала исходящий от магии жар. И рванула бы назад, в эпицентр белого шара, если бы не дитя, что спало у меня на руках… Я должна была сберечь нашего сына, малыша, так похожего на отца. Должна была найти для него безопасное место, новый дом. Я должна была справиться несмотря ни на что. И пусть погибнет моё сердце, но душа будет жить.
Я обернулась уже у самой расщелины, и слёзы хлынули градом: Ракха не стало. Звезда поглотила его целиком, сожрала сиянием, выжгла. А попутно прихватила тёмных, всех приведённых ими воинов, и край леса. Она продолжала расти, превращаясь в невероятно огромную огненную птицу, взмахивала крыльями и опаляла перьями небо, и казалось, будто даже свет лун и небесных очей подчиняется её величию. Она была невероятной, и рождала под собой смерч из множества энергий. Новорождённая птица-душа улетала в небо, унося с собой пепел сердца моего любимого человека. Что она знала? Что помнила? Кто мы были для неё? Наверное, она уже не знала своего прошлого, не знала нас… и это была самая страшная боль — быть забытыми навсегда.
Никому не под силу победить смерть. Ракх спас меня, спас сына, но он не мог спасти себя. Когда творишь судьбу уверенно и скоро, ты обязательно чем-то жертвуешь. И он отдал всю свою силу, чтобы сотворить для нас это последнее волшебство. Я знала, что свет его сердца всегда будет жить со мной, помогая не заблудиться в самом непроглядном и злом мраке.
Глава 26
Мне нельзя было оставаться на поле — жар, исходящий от гигантского костра, был слишком силён. Наверное, и видно это пламя было издалека — мало ли кто приедет? Помня своё обещание, я поехала прямо к Вратам, и вскоре оказалась под сводами каменного прохода. Я не ждала милосердия от неведомой магии Зальмита, но, почувствовав дуновение, поняла, что чужой мир впустил нас быстро и безболезненно…
…В зиму. Вокруг лежало полным-полно снега, хотя стоял не слишком крепкий мороз. Без звезды было холодно, и хорошо, что свой плотный плащ я не потеряла во время скачки. Слёзы, что продолжали катиться по щекам, мёрзли на щеках, и внутри меня разрасталась болезненная пустота.
Ушёл. Теперь уже точно навсегда. В сердце Ракха, такого сдержанного и спокойного, всегда жило пламя, и пламя же его забрало. Всхлипывая, я огляделась: лес, голосов деревьев совсем не слышно, а на небе россыпи ярких незнакомых звёзд и серебристая дымка туманности, напоминающей стрелу. Одна. Только тихо дышит Тобиас в тёплой перевязи, и Кутерьма, прижавшаяся к моему боку, встревожено пыхтит. Давясь рыданиями, я с трудом запихнула в себя кусок хлеба с сыром и мясом. Пропадёт молоко — и вовсе нечем будет кормить малыша. Не дичь же ему пихать! Да и кто станет бить птиц? У меня был только маленький двухзарядный арбалет и кинжал.
Я не знала, куда ехать. Ракх сказал, что волки живут на Севере от Врат, и я, чувствуя, как накатывает усталость, попыталась сориентироваться. Вроде бы зелье должно было действовать долго, почему же мне с каждой минутой становилось всё хуже? Возможно, это местные силы не дремали, и лишили меня всякого чужого волшебства. Я решила, что нужно где-то передохнуть. Например, посидеть на бревне хотя бы пять минут.
Огромные жёлуди и шапочки от них, часы — подарок сестры, немного вещей для малыша, бабушкин золотой с изумрудами браслет, семена, Ракхов сундук, котомка еды — вот и всё, чем я была богата, всё, что мне удалось сберечь. Я привыкла слышать, что вещи не имеют значимости, но теперь поняла, что это неправда. Никто не сможет ухватиться за время, вернуть давно забытое чувство без явного напоминания о нём. И это были мои счастливые огоньки прошлого, моё материальное тепло, вещи с особой энергией, что берегла нас четверых. Кутерьма голодно поскуливала, и я всё-таки отпустила её в лес. Если повезёт, она поймает под снегом мышь, а Сахара чем кормить? Вряд ли здесь росли вардарские коренья и ранние травы…
