Видимо, он хотел, чтобы я осталась. Хотя я не давала своего согласия, а он не потрудился спросить меня об этом, спорить я не стала. Мне некуда было идти. Не было другого места, где я чувствовала бы себя в безопасности.
Спустя еще две недели я стала задаваться вопросом, побеспокоит ли меня Кир снова. Сначала я предположила, что он выжидал подходящего случая, чтобы нанести удар. Но я знала, что он не настолько терпелив, чтобы не появляться целый месяц.
Ночи стали значительно короче: приближалась весна. Ремонт в книжном магазине был почти завершен. И я осознала, что с удовольствием работаю с Натаном, составляя опись товаров для предстоящего открытия. Но все же, просматривая стандартные международные номера книг, я с трудом могла унять мучительный страх того, что в любой момент Кир может вернуться за мной.
Я нервничала уже четвертый день подряд, когда однажды проснулась и увидела возле себя на маленькой двуспальной кровати Натана.
Он не спал.
— Натан, что случилось?
Он наклонился ко мне сзади, положив свой подбородок мне на руку.
— Завтра приедет Макс. Мы отложили миссию, когда я рассказал ему, что случилось с тобой. Но «Движение» начинает терять терпение.
— Мы все еще должны убить Кира? — Спокойствие, которое только начало укореняться во мне, тут же исчезло. Я повернулась, чтобы посмотреть Натану в глаза, стараясь не столкнуть его с кровати.
Выражение его лица подтвердило мои опасения еще до того, как он произнес:
— Нам лучше убрать Кира с пути сейчас. Прежде чем Макс отправится за Пожирателем Душ.
— Хорошо. — Я попыталась улыбнуться и казаться беззаботной. — Так какой план?
Мне не нужно было переживать за свой внешний вид. Он не обратил на это никакого внимания.
— Постараться не быть убитыми.
— И как мы это сделаем? — Мой голос дрогнул, когда грудь заполнил огромный ком страха.
Натан ответил не сразу. Он теребил лямочку моей сорочки, которую я надела в постель, снимая ее с моего плеча, а затем надевая обратно. В полутемной комнате он выглядел усталым и расстроенным.
— Я не знаю.
Он был уверен, что потеряет меня. Его страх волнами накатывал на мое тело. Страх, что он ощутит ту же боль, что при потере Зигги. При потере Марианны.
Но Натан никогда не признается, что чувствует ко мне что-то еще, кроме как ответственность создателя по отношению к своему дитя. Но я не была уверена, что согласна на другие чувства.
Я повернулась и позволила ему прижать меня к своему телу. Он крепко обхватил меня руками, как будто я собиралась убежать, но немного расслабился, когда я положила свою руку на его.
Принять от него что-то большее, чем дружбу, я не была готова, поскольку сама пока не могла признать глубину своих чувств к нему. Пока мы оба игнорировали наши чувства, мы могли жить с трудностями, но все же счастливо, хотя и без физической близости.
Рабочие уже заканчивали отделку, когда мы спустились в магазин той ночью. Пока Натан о чем-то увлеченно разговаривал с ними, я направилась к почтовому ящику. Бросила пачку различных счетов и каталогов на прилавок, заинтересовавшись большим толстым конвертом, который был среди них. Конвертом, адресованным доктору Кэрри Эймс.
Я подождала, пока ушли рабочие, прежде чем передала его Натану.
— Не собираюсь открывать его. Он выглядит так, как будто в нем бомба, если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Очень смешно, — сказал Натан, забрав конверт у меня. Он разорвал коричневую оберточную бумагу и поймал предмет, который выпал из нее. — Это для тебя. Здесь нет ничего опасного. Я надеюсь, ты не слишком разочарована.
Он передал мне еще одну копию «Сангвинара». Она была немного более потертая, чем предыдущая.
Натан нахмурился и направился в складское помещение.
— Почти так же хорошо сохранилась, как и моя задница! «Bluebird45»(прим. переводчика: чей-то ник в сети Интернет, в переводе означает «голубая птичка45») получит от меня очень плохой отзыв.
— Ты купил ее на «иБэй»[1]? — Я открыла первую попавшуюся страницу и начала читать. — Вот черт, там действительно можно найти все, что угодно!
Дверь в магазин резко распахнулась, и колокольчики, которые Натан еще не поменял, пронзительно зазвенели, сообщая о приходе Макса.
Тот был таким же молодым, уверенным в себе и красивым, каким я его запомнила. Но я узнала от Натана, что у Макса репутация беспощадного убийцы. Однако, судя по фиолетовым засосам у воротника его футболки, он был и беспощадным дамским угодником.
— Как я люблю этот город! Кто бы знал, как я люблю этот город! — Он подпрыгнул и схватился за перемычку над дверным проемом, а потом покачался на ней.
— Хорошо долетел? — произнес Натан, не отрывая взгляда от стопки пришедшей почты, которую просматривал.
— Не то слово! — Улыбка Макса расползлась от уха до уха. — Слушай, как думаешь, я уже в седьмой раз вступил в клуб десятитысячников[2], или это означает, что я получил свою седьмую по счету клубную карту?
— Ты уж извини, но в комнате дама! — Я вернулась к книге.
Мак подошел ко мне сзади и стал читать через плечо.
— Что делаешь?
— Не ты, — отрезал Натан.
Я проигнорировала его.
— Читаю «Сангвинар». — Я перевернула страницу и натолкнулась на ужасную схему желудка вампира. — Не может быть, чтобы мои внутренности выглядели подобным образом. Я не переживу этого!
Макс рассмеялся:
— Удивительно, сколько вампиров оказываются просто помешанными на этой бесполезной книге. Кол плюс сердце равно мертвый вампир. Это все, что нужно знать.
— Вообще-то, это зависит от того, какое сердце ты хочешь поразить. Их два. Или должно быть.
От плохого предчувствия холод пробежался по моей спине. Я изучала лицо Натана. Он отвернулся.
Я лихорадочно стала листать книгу, пока не нашла схему строения сердца вампира, а затем пробежалась по тексту, написанному на обратной стороне.
«Основное слабое место у вампира — первое из двух сердец. А именно, естественный человеческий орган. Оно стало рудиментом[3] из-за появления нового семиклапанного сердца, которое оказалось самым эффективным способом поддерживать существование вампира».
Макс, очевидно, обративший внимание на внезапно появившуюся ярость на моем лице, начал напевать что-то о натянутых, как струны, нервах. Мотив казался до ужаса знакомым.
— Натан, почему ты не сказал мне? — Слезы покатились по моему лицу, а в груди появилась пустота. Или, возможно, во всем виновато мое воображение.
— Я не хотел пугать тебя.
— Что? — Мне не понравилось, что мой голос прозвучал настолько пронзительно и громко, поэтому я произнесла тише: — Как ты посмел! Это моя жизнь! Ты должен был сказать!