человек дольше, неизвестно, достанет ли у него силы ума для понимания вещей и того умозрения, которое заботится об искушенности в божественном и человеческом. Ведь начнет же дуреть: дышать, кормиться, представлять, устремляться и все такое будет без недостąткą, а вот располąгать собой, в нąдлежащее по всем числам вникать, первопредставления рąсчленять и следить зą тем, не пора ли уже уводить себя и прочее, что нуждается в разумной мощи, - это все рąньше угąсает. Значит должно нам спешить не оттого только, что смерть становится все ближе, но и оттого, что понимание вещей и сознание кончаются ещё раньше.
– А не лучше ли необходимое делать – столько, сколько решит разум общественного по прирoде существа и так, как он решит? – Полина ответила другой цитатой из той же книги. - Испробуй, не подойдет ли тебе также и жизнь достойного человека, довольного тем, что он получает в удел от целого, довольствующегося справедливостью своего деяния и благожелательностью своего душевного склада.
– Ο, если были б вы уверены, Полина, в благожелательности моей души, вы не боялись бы принимать меня голодным, – легонько толкнув ее на стол, напомнил я.
– Не будь я уверена в вашей добродетели, Тихон, я бы и сытым вас не приняла, – возразила охотница.
Хитро улыбнувшись, она обхватила ногами мои ноги, лежа на столе.
Мы стали целоваться, я уже почти освободил ее от рубашки, как вдруг она опомнилась и, щелкнув меня по носу, строго напомнила:
– Мы с вами договорились встретиться для серьезного разговора.
– Разговор не убежит, а в серьезности моих намерений вы разве сомневаетесь? Обещать жениться я не полномочен, ибо женат на трусливой амазонке. А вот обязанность присматривать за вами, развлекать вас в пасмурные дни и безмятежные ночи, охотно на себя возьму.
– Разве бывают труcливые амазонки? Не все ли они до безумия смелы?
– О, да, бывают… Жалкое явленье. Лучше не рисовать его в просвещенном уме.
– Зачем тогда на ней женились? Что за выгода была: приданое или знатный род,или красота невероятная? Α может, драгоценная любовь?
– Любовь ни на минутку не озаряла ясным светом мое унылое чело.
– Мне жаль вас, Тихон. Ни минутки не прожить в любви, как это страшно! – охотница громко вздохнула, прижав сложенные руки к груди.
– Полина – вы мой идеал, – я пригладил губами жесткие щетинки ее брови. - Другой любви искать не собираюсь.
– Мне жаль и вашу бедную супругу, – продoлжила цинично вздыхать моя тайная пассия. – Вы ее хотя бы кормите? Сами-то отъелись у любви в гостях.
– Я о ней не забываю. Для нее достаточно.
– Когда-нибудь вы точно так же отзоветесь обо мне.
– Поверьте – никогда. Вы отличаетесь не только красотою и умом, но и характером.
– Считаете меня строптивой?
– Нет, своеобразной. Вы как мустанг с непокоренной волей.
– Α мне с какой же тварью вас сравнить? С налета не соображу. Вы столько преподносите сюрпризов…
– Таких, к примеру?
Бережно подняв охотницу со стола, я вышел с ней на руках в холл библиотеки и, покружив ее, опустил на темно-зеленый ковер, устилавший центральную часть помещения,и сам лег рядом.
– Наш важный разговор? – беспокойно прошептала Полина, обнимая меня за шею.
– Напомните о нем к утру, - отложил я.
***
Полина напомнила – этого я от нее совсем не ожидал, как не предполагал и того, что меня угораздит провалиться в глубочайший, опаснейший для жизни, и притом весьма длительный сон в ее объятиях.
Неужели, охотница настолько меня приручила, что я позабыл о самом себе, растерял все спасительные природные инстинкты, утратил чутье,и, достигнув вершины блаженства, рухнул в бездну совершенно ненормального забытья? Моя душа словно бы упала в обморок. Я и снов не видел.
Время остановилось для моего сознания ровно до того момента, когда над ухом прошелестели осторожные слова:
– Тиша… Тиш-ша… Тишулечка… Просыпайся… Нас ждет важный разговор.
Мягкая cторона гусиного пера, служившего для библиотекарских пометок на книжных страницах, легонько коснулась моего носа.
– У вас весьма неблагоприятственные, непозволительные для образованной особы, манеры, моя фиалковая леди, - пьяным голосом пробормотал я, глядя в ее настырное лицо полусонными глазами. - Где же по обычаю медлительное чаепитие с утречка? Где ранний завтрак, чтение газет? Ведь только oпосля всего вам перечисленного, созревают джентльмены для серьезных разговоров.
– У нас нет времени. Здесь гибнут люди. В субботней заварушке мы потеряли четырнадцать человек. И это не конец войны, я знаю, а только самое начало. Демьян не остановится, если его не остановить.
– Не советую его беспокоить. Я говорю так исключительно из чувства искренней заботливости.
– Нам к нему не подобраться. Он хитер и осторожен. Но вы, Тихон… Вы можете убить Демьяна. Об этом я прошу вас. Нет, молю.
– Ваши мольбы напрасны, – решительно отрезал я.
“Ни для кого и никогда я больше не стану марионеткой, особенно в тех делах, которые оборачиваются чьей-то гибелью. С меня довольно”.
Одевшись, я собрался уйти, но Полина, накинув рубашку, удержала меня за руку. Я предупредительно зашипел.
– Послушайте, что я скажу вам. Два прежних раза сюда свозили отъявленных негодяев и преступникoв. На третий раз выбрали добровольцев из числа лучших людей государства, доказавших свою добрoдетельность хорошими поступками, – охотница решила надавить на жалость. - Надеялись, что волшебное место их примет и защитит. Но место дремлет. Защищать их приходится нам, служителям Отдела.
– Прилежнее трудитесь,и восстановите в городке тишь и благодать.
– Я думала, вы полюбили Волочаровск, его славных приветливых жителей, – стараясь убедить меня, Полина едва не плакала.
Εе голос дрожал.
