дольше он здесь, тем хуже будет.
— Я должна тебе кое-что сказать.
Я еще не готова к этому. Я не готова рассказать ему об Иване и ребенке, но не говорить ему слишком похоже на ложь. Я слишком долго хранил эти секреты, и, возможно, пришло время мне встретиться с ними лицом к лицу. Возможно, присутствие Ивана — нечто большее, чем просто волеизъявление судьбы. Может быть, это мое наказание за то, что я игнорирую маленькую девочку, которая иногда зовет меня, умоляя вытащить ее из кошмаров, которые ее окружают. Отвести ее куда-нибудь в безопасное место. Даже если безопасность — иллюзия.
— Иван… — продолжаю я, зная, что пути назад уже нет. Я произнесла его имя. Призналась, что знаю его.
— Я знаю его со времен работы в Калико.
Подо мной грудь Риса поднимается и опускается немного быстрее, чем раньше.
— Он… Мой разум пытается подобрать слова. Те, которые заставляют меня чувствовать себя менее грязной, менее никчемной, менее разрушенной, чем я чувствую себя сейчас.
— Он причинил тебе боль, — заканчивает Рис мою мысль.
Мои пальцы сжимаются в кулак, и я киваю, чувствуя, как его грудь все еще подо мной, с затаенным дыханием.
— Как? Напряженный тон подсказывает мне, что его зубы стиснуты.
— Это всегда был подвал. Он просил меня встретиться с ним там, внизу, где было темно и страшно, в какой-нибудь темной комнате, кишащей жуками и крысами. Я слышала там, внизу, звуки, которые не были естественными. Он навязал мне себя. Я удивлена, что слова слетают с моих губ так быстро, или, возможно, мой разум еще не уловил их.
— В других случаях он использовал предметы. Ему нравилось меня резать. Избивать меня. Сказал мне, что, если я скажу хоть слово, он отправит меня в экспериментальную лабораторию. Все внутри меня говорит мне не поднимать глаз на Риса, но когда я это делаю, становится ясно, что он зол.
Нет. Злой — не то слово.
Если бы я была причиной выражения его лица прямо сейчас, я бы подумала что смотрю в глаза самой смерти.
Горячее дыхание вырывается из его носа, как у бешеного быка, увидевшего красное. Его челюсть сжимается от скрежета зубов. Пальцы впиваются в мою руку, когда он отводит взгляд, молча переваривая то, что я сказал.
— В конце концов я забеременела. Иван пытался меня убить, и я потеряла ребенка.
Он резко принимает сидячее положение и отворачивается от меня.
Слезы наполняют мои глаза, когда я смотрю на его покрытую шрамами спину, совершенно не понимая, что может происходить в его голове прямо сейчас, поэтому я говорю первое, что приходит в голову.
— Я пойму, если ты не захочешь меня сейчас.
Его голова откидывается в сторону, брови хмурятся.
— Это то, что ты думаешь? Я не хочу тебя сейчас?
Слезы размывают его очертания, пока не проливаются на мою щеку, и его лицо снова заостряется.
— Это из-за меня ребенок умер. Я убила его. Я вытираю слезы со своих щек, не в силах смотреть на него со своим признанием. — Я разрушена.
— Мы все разрушены, Рен. У всех нас есть шрамы. Единственная разница между моими и твоими — это то, что ты можешь видеть на коже. Он тянется ко мне, хватает за руку и тащит через кровать. Оказавшись достаточно близко, он сажает меня к себе на колени, и я обвиваю руками его шею. Пальцы запутались в моих волосах, он прижимает меня к своим губам, и я не могу дышать, когда он целует меня, как будто пытается высосать боль из моих легких и освободить меня от этого удушающего чувства вины. Этот ад, в котором я была заперта так долго. Он прижимается своим лбом к моему, его пальцы потирают мою макушку.
— Ты моя, маленькая птичка. Ничто и никто никогда этого не изменит.
Я люблю его. Я пока не могу заставить себя произнести эти слова вслух, опасаясь, что боль услышит меня, но я это делаю.
Я искренне и безвозвратно люблю его.
Холод пробирает до костей по моему позвоночнику пробегает дрожь, и я просыпаюсь. Пустота в моей голове — это не сон и не кошмар. Открыв глаза, я похлопываю по пустой кровати рядом со мной и вдыхаю пьянящий аромат секса, все еще исходящий от простыней. Мой разум говорит мне, что уже утро, но усталость, оставшаяся в моих костях, говорит о том, что я спала всего час, может быть, два.
И все же Риса больше нет.
Поднимаясь с кровати, я осматриваю комнату в поисках его, дрожа от прохладного воздуха, который касается моей обнаженной груди. Складывая руки, чтобы прикрыть их, я соскальзываю с кровати и беру рубашку и джинсы, которые сбросила ранее, натягиваю их, направляясь к двери.
В коридоре темно и тихо. В главной пещере такая же тишина, если не считать тлеющих углей в угасающем костре. Все спят, завернувшись в груды одеял, разбросанных по полу.
До моего слуха доносится слабый звук. Тот, который я знаю слишком хорошо, и даже расстояние от него не может скрыть его знакомство. Человеческие страдания.
Рэтчет лежит навзничь рядом с темным коридором, который взывает ко мне своими мучительными стонами. Я на цыпочках прохожу мимо него, позволяя черному туннелю увлечь меня в свои глубины, пока я пробираюсь к его концу. Гравий хрустит под моими босыми ступнями, и я вздрагиваю от пронзительной боли в пятке.
Чем дальше я иду, тем громче крики. Я продолжаю, пока они не достигают самого резкого пика, и я похлопываю по стене, опускаясь на колени перед маленьким лучом света, который прорезает темноту.
Через замочную скважину я вижу мужчину, лежащего на полу, его руки и ноги связаны так крепко за спиной, что на него почти больно смотреть. Кожа на костяшках его пальцев содрана, оставляя блестящий слой плоти и проглядывающую белизну кости. Только светлые волосы выдают его личность. Иван.
Справа в поле зрения появляется фигура, и мои глаза поднимаются вверх, туда, где Рис стоит над Иваном.
Выражение его лица пустое, таким он иногда выглядит, когда просыпается от кошмаров с расширенными зрачками. Никакого заметного выражения, просто пустота, как будто он ходит во сне.
— Я рассказал … тебе все. В голосе Ивана слышится гнусавый скрежет, как будто его нос наполнен жидкостью.
Рис молча наклоняется, хватая Ивана за шею, и я поражаюсь тому, каким маленьким выглядит солдат рядом с ним. В моих кошмарах он всегда казался намного больше. Ужас в глазах Ивана не подходит для того безжалостного существа, которым я его изобразила в своей голове.
— Я… приказываю… тебе остановиться! Влажный лающий кашель выбрасывает брызги крови в лицо Риса, но это не останавливает его, когда он выпрямляет тело Ивана. Как только он, кажется, удовлетворен своим положением, Рис отводит кулак.
Вот когда я должна открыть
