Лэйни Тейлор - Дни Крови и Звездного Света

Она была настолько преисполнена отвращением и яростью, когда спускалась, что приземлилась прямо перед Волком. Брызги крови на его груди и рукаве в ночи казались черными кляксами. За его спиной: груды земли, грунт из вырытого котлована; ряд лопат рядом, воткнутых в почву, словно забор; до Кару донесся приглушенный гул, будто от двигателя, работающего где-то вдалеке, она поняла, что это мухи. Там во тьме. Мгновение она созерцала страшную сцену, прежде чем смогла вымолвить:

— И вот передо мной стоит величайший герой химер, убийца собственных солдат.

— По-видимому, они не были моими солдатами, — ответил он. — Их ошибка.

И он развернулся к телу Амзаллага, которое лежало на самой границе ямы. Тьяго собрался и одним пинком когтистой волчьей лапы ударил по телу так, что оно покатилось. Должно быть, оно весило пять сотен фунтов, но как только плечи перевалились за край, они по инерции утащили за собой все остальное. Сначала, казалось, будто это замедленная съемка... а затем внезапно все ускорилось. Тело Амзаллага скатилось в яму, и его поглотила непроглядная тьма.

Лиссет сделала то же самое с телами сфинксов, которые были гораздо легче, и они практически не издали звука, как и при их приземлениях, мягких и тихих (Кару знала, и ей не хотелось представлять, что смягчило падение их тел). Но зловоние становилось все сильнее, и становилось все больше и больше мух, круживших уже сотнями над ямой. Казалось, они сами распространяют запах гнили. Она попятилась, борясь с рвотным рефлексом. Кару почти физически ощущала воздух во рту, плотный и удушающий, ядовитый и текучий. Она отшатнулась, в ужасе посмотрела на Тьяго.

— Они не такие монстры как ты, — сказала она. — Не такие, как все остальные из вас.

Она посмотрела на капитанов, собравшихся вокруг них — Ниск, Лиссет, Вирко, Рарк, Сарсагон — и они встретились с ней глазами, пустыми и без стыда, кроме Вирко, который опустил взгляд, когда она уставилась на него.

— Монстры, да, мы монстры, — сказал Тьяго. — Я дам ангелам их «чудовищ», я дам им ночные кошмары, которые будут охотиться за ними, даже в их снах, очень долгое время, даже когда меня уже не будет.

— И все? — огрызнулась Кару. — Это твоя цель, оставить наследство из ночных кошмаров, когда ты умрешь? Почему бы и нет? Почему все всегда должно быть связано с тобой? Великий Белый Волк, убийца ангелов, ни для кого не спаситель.

— Спаситель, — засмеялся он, — это им ты хочешь быть? Какие высокие цели для предателя.

— Я никогда не была предателем. Если кто-то и был им, так это ты. Сегодня все было о раскопках собора? Было ли это все враньем?

— Кару, о чем ты думаешь? Что бы мы делали с этими тысячами душ? Наш воскреситель едва ли может создать армию.

Такое презрение в его голосе. Кару испытывала к нему точно такие же чувства.

— Да, что ж, создам я тебе твою армию, только мне кое-что нужно, чтобы заставить меня трудиться. — Она практически выплевывала эти слова, ее голова была заполнена белым шумом гнева. Она получит душу Амзаллага и сфинксов. Амзаллаг еще не пожил надеждой увидеть свою семью, чтобы сейчас умереть.

— Закончила? — Тьяго улыбался. Убийца, палач, дикарь. Он был в своей стихии. — Ты и впрямь считаешь, что можешь победить в этой игре? — Он покачал головой. — Ах, Кару, Кару. О, твое имя меня очень забавляет. Этот дурак Бримстоун. Но назвал тебя «надежда», из-за твоих шашней с ангелом? Ему бы следовало назвать тебя «похоть». Ему бы следовало назвать тебя шлюхой.

Его слова не жалили. Ничего, из сказанного Тьяго, не могло ранить ее. Теперь, глядя на него, она едва могла понять, каким образом позволила себе столь долго быть ведомой им, выполняя его поручения, создавая монстров, чтобы обеспечить наследие ночных кошмаров. Она подумала об Акиве, о той ночи, когда он пришел к ней на реку, с сокрушительной болью и стыдом на лице, и любовью в глазах, по-прежнему с любовью (печалью, любовью и надеждой), и она вспомнила ночь бала Военачальника, как Акива был всегда прав, а Тьяго нет, его горячность и холодность Волка, защиту в ответ на угрозы этого монстра.

Она уставилась на Тьяго, сузив глаза, и тихо и холодно произнесла:

— Это все еще гложет тебя, не так ли? Что я предпочла тебе его? Хочешь кое-что узнать? — Любовь, как жизненная необходимость. — Это ведь не было соревнованием. — Она прошипела последние слова, и хладнокровное спокойное лицо Тьяго свел спазм ярости. В этом красивом сосуде, созданном Бримстоуном, хранилась одна непроглядная смертоносная чернота.

— Оставьте нас.

Он говорил сквозь стиснутые зубы, и остальные, расправив крылья, повиновались. На мгновение Кару даже пожалела о своих словах. Со звуком крыльев и невероятным облаком пыли, поднявшимся вслед химерам, и фоновым шумом, парами гнили и жалящей грязью на ее обнаженных руках и лице, она почувствовала фантомное подергивание своих крыльев из прошлого, так силен был ее порыв убежать. Как в ту ночь, на балу у Главнокомандующего, когда она танцевала с Тьяго, и каждую секунду ее крылья испытывали зуд, желая унести ее подальше от него.

Прочь, прочь. Подальше от него. Ей хотелось подпрыгнуть и взмыть в воздух, но прежде чем она успела покинуть землю, свой ход сделал Тьяго. Он был быстр. Его рука метнулась вперед, сжалась тисками вокруг ее предплечья (прямо вокруг синяков, причиняя неимоверную боль) и не отпускала.

— Это гложет меня, Кару. Это ты хотела услышать? Что ты унизила меня? Я наказал тебя за это, но наказания оказалось... недостаточно. Оно не принесло мне удовлетворения. Оно было обезличенным. Твой защитник Бримстоун сделал так, чтобы я никогда не оставался с тобой наедине. Но ведь, знаешь ли, вот в чем дело, сейчас-то его здесь нет, да?

Пойманная в его захват, Кару посмотрела вслед удаляющимся солдатам. Только Вирко оглянулся. Однако он не остановился, и скоро густая тьма поглотила его, и он исчез вместе с остальными. Шум крыльев стих, пыль осела, и Кару осталась один на один с Тьяго.

Его рука клещами впилась в ее руку, Кару было известно, как Бримстоун создал тело Волка. Она знала силу, заключенную в нем, и не надеялась высвободиться из его захвата.

— Отпусти меня.

— Разве я не был добр? Обходителен? Я думал, ты хотела именно этого. Я думал, так будет лучше всего. Уговоры и доброта. Но вижу, что ошибался. И знаешь что? Я рад. Есть и другие способы убеждения.

Неожиданно его свободная рука оказалась у нее на талии. Он просунул ее под рубаху, чтобы коснуться голой кожи девушки. Она же своей свободной рукой потянулась к клинкам-полумесяцам на бедре, но Тьяго не дал ей этого сделать. Он сам схватил оружие и бросил его в яму. Через секунду за этими полумесяцами полетели и другие, и Кару уже тщетно упиралась руками в его грудь, чтобы высвободиться.