был довольно властным.
Я всегда пытался контролировать своего брата и сестёр. Мы с Касымом ссорились чаще других. Он сводил меня с ума своим упрямством. Он всегда думал только о себе и никогда не помогал отцу с дворцовыми обязанностями — особенно, когда стал старше. Правда, я и сам был не лучше.
— Честно говоря, мои идеи были лучшими, — сказала Эдала.
— О, да, как в тот раз, когда ты решила украсть сладкие пироги с кухни.
— Откуда мне было знать, что их собирались выкинуть?!
— Это была самая соленая вещь, которую я когда-либо пробовал.
Мне даже обожгло язык от этих воспоминаний.
— Касым достал для нас всех воды, а Надия рыдала и извинялась перед Мариам, помнишь?
Я улыбнулся.
— Она ненавидела нарушать правила. Но не Касым. Он всегда был на твоей стороне и был готов воплотить все твои идеи. Вы с ним были очень близки.
Она немного замедлилась и ещё крепче сжала мой локоть.
— Я думаю, это из-за того, что наши с ним сердца болели похожим образом. Мы чувствовали себя отщепенцами. Мне было не место во дворце. А он чувствовал, что именно ему было место в твоём дворце.
Единственным звуком в коридоре были наши шаги, несмотря на то, что здесь также находились стражники. Я боялся за них из-за приезда Касыма. Они легко могли пасть от магического меча.
— Я понимаю, почему он стал таким, — тихо сказала она. — Как бы мне хотелось с ним поговорить, забрать его у Захары. Но он джинн. Всё его существо подчиняется хозяину, Мазире.
— Эмель рассказывала, что я кое-что мог контролировать. Что если Касым тоже может?
— Вероятно, если я поговорю с ним, нам не придется…
Я не решился рассказать ей о вопросе, который задала мне вчера вечером Эмель во время прогулки, когда мы говорили о семенах клещевины, ядах, и о тонике, который я должен был выпить. Эдале было достаточно того, что её брат пытается убить другого её брата. Ей не нужно было знать, что это было ещё не всё. Я не был уверен в том, что я сам в это верил…
Касым должен был умереть. Какие бы варианты мы ни рассматривали, ни один из них не был надёжным. Семья должна была убить одного из своих членов. Мой гнев переплетался с сердечной болью.
***
Три мирных дня вместе. Нам оставалось только это, после чего мир должен был измениться в последний раз.
Три дня планирования, выдачи поручений, подготовки, предупреждений и приказов. С помощью Азима и Экрама стражники были отправлены в разные места следить за пристанями. Они останавливали суда и встречали ввозимые товары, вооружившись мечами. Жителей города предупредили о незнакомцах, которые могут подходить к ним со странными просьбами. В поселения и племена были отправлены письма, предупреждающие о том, что если какой-то новый король займёт трон Алмулихи, то это будет сделано вероломным путём.
Три дня я сидел рядом со своей сестрой и наблюдал за тем, как она излучала тепло, беря руку Тамама в свою. Он улыбался как дурак, превратившись в совершенно другого человека без своей маски стоицизма. Тихие вечерние прогулки с Эмель одновременно успокаивали и воодушевляли меня.
А ночи компенсировали мне тяжёлые дни. Такой ритм успокаивал. Но, конечно же, так не могло долго продолжаться.
***
Елена как-то настояла на том, чтобы держать кофе во дворце. Я всё ещё не понимал его вкуса, но начал к нему привыкать. Эмель сразу же от него отказалась, сказав, что он выглядит нездорово. Встало солнце, я сидел и попивал кофе, перебирая письма, накопившиеся на моём рабочем столе.
Женский голос донесся до моих ушей. По лестнице забарабанили чьи-то шаги.
Я задержал дыхание в надежде, что ошибся.
Неужели время пришло? Не сейчас. Боги, пожалуйста, не сейчас.
Эдала ворвалась в комнату.
— Они здесь.
Её щёки покраснели, глаза потемнели и что-то скрывали.
— Где? — сказал я, вставая из-за стола.
— В западной части города. Касым что-то сделал. Ощущения были невероятными.
Вид Эдалы, выглядывающей из окна и видящей то, что я не мог видеть, был просто нечеловеческим. Я никогда не видел её такой раньше. Душа, которую она отдала, чтобы стать си'лой, полностью отсутствовала.
— Я пойду встречу их.
Раздался низкий звук горна. Сигнал угрозы. Значит, стражники тоже что-то заметили. Пристегнув ножны, я сказал:
— Где конкретно?
Она резко перевела на меня взгляд и вытянула руку вперёд.
— Ты должен остаться.
— Я не позволю своей сестре в одиночку убить нашего брата.
Её горло сжалось, и я знал, что наступил на больное. Но затем она пропала.
Чёрт бы побрал эту женщину. Я поправил пояс и побежал в гардероб, чтобы полностью одеться.
Эмель должна была узнать об этом. Я побежал в гостевую башню и нашёл её сидящей в кровати. Голой и такой же притягательной, как водоём в пустыне. Она завернулась в простыни, когда увидела меня.
— Они здесь? — спросила она.
Громко загудели горны. Народ в Алмулихи либо прятался, либо собирался вместе. Я надеялся, что все они услышали наше предупреждение: «Оставайтесь дома».
— Да. Эдала пошла их встретить.
Она выбралась из кровати и быстро оделась.
— Подожди в башне Эдалы или в моей. Они лучше всего охраняются.
Она не ответила. Она обернула вокруг головы длинный платок, достала с полки кинжал, слегка повертела его в руке, после чего засунула за пояс. Она не знала, как с ним обращаться.
— Тебе он не понадобится, — сказал я, повернувшись к лестнице.
Звуки горнов взволновали меня. И хотя я хотел остаться с ней и стать тем клинком, который был ей так нужен, я знал, что должен идти.
— Понадобится.
— Ты не пойдёшь.
И снова она ничего не сказала.
— Эмель, — сказал я.
— Закрой своё лицо, — сказала она, точно мать сыну.
Выдохнув, я закрыл лицо гутрой. Мне не стоило привлекать внимания, передвигаясь по городу. Никаким стражникам не разрешалось следовать за мной — они бы сразу же умерли, если бы Касым того пожелал — и мне не нужно было, чтобы какие-нибудь озлобленные авантюристы воспользовались тем, что король остался один.
— Тогда идём, — сказала она, надев сандалии и побежав вниз по лестнице.
Не сказав больше ни слова, я последовал за ней.
Мы нашли Азима в оружейной недалеко от конюшен. Он направлял стражников то туда, то сюда, выстраивая их по периметру дворца.
— Она побежала туда, — сказал он нам и кивнул в сторону реки.
— Пешком?
Он кивнул.
Вместе с Эмель, бегущей следом, я поспешил к конюшням и рявкнул мальчишке-конюху, чтобы тот