исподлобья, тихо рыча и скалясь.
Макс с сочувствием взглянул на него.
— Спасибо, что открыл мне глаза! Благодаря тебе я осознал важность каждой эмоции, каждого ощущения и всех впечатлений. Поэтому прошу тебя, пока ещё не поздно — остановись, следующий шаг ведёт в бездну! Чувства — это огонь, пылающий в человеческих сердцах. Он делает нас теми, кто мы есть. Пусть неидеальными, но творческими, иногда злыми, где-то жестокими, вредными, но и добрыми тоже, заботливыми, сострадательными, милосердными — живыми. А ты хочешь погасить это пламя, и такого я тебе позволить не могу! — Сказал Макс.
И Гомизид вздохнул.
— Думаешь, порылся у меня в душе и всё? Гейм ове? Ну уж дудки! Ничего не кончено! — Воскликнул он, и его затрясло ещё сильнее, десятки вен ожили в нём с новой силой, он прямо воспылал.
По Максу всё так же стекала кровь, но капли складывались странным образом в целое множество рун по всему телу. Но Макс не обратил на это внимания. Он и не понял бы, что это такое. А вот Гомизид распознал бы, не будь он так увлечён своим гневом.
— И ты был прав насчёт саморазрушения, но в одном ты ошибся. Всё это верно, только если дойти до этого собственным умом, методом проб и ошибок, по доброй воле. Ты полагал, что служишь катарсису, но направляя других, ты не давал свободы и этим порочил и предавал свою службу, свою натуру, себя самого и выбор, который сделал. И все, кого ты направил, сгорали в агонии твоего отчаяния, страха и боли вместо того, чтобы развить в себе красоту, силу и интеллект и обратить это великим талантом. — Сказал Макс.
И Гомизид, воспылав огнём и молнией, скрытый в буре, ринулся на него, оставляя за собой шлейф света. Но стоило только приблизиться, он тут же застыл, и весь свет для него погас, а все вздувшиеся вены затмились одной единственной — белой. А сам он точно ошпарился, едва коснувшись Макса. И округу залили белые пары, сплошной туман. Гомизид бросился прочь весь обожжённый, лишь бы подальше от Макса и его откровений.
Из тумана стали выплывать фигуры в тёмных плащах и скрытых капюшоном лицах. Они окружили Гомизида, но он всё бежал, пока удар чёрной плётки в спину не заставил его замереть. Затем молния хлестнула по ноге, и Гомизид упал. Фигуры были расплывчатыми, но подплывая, обретали очертания, и каждая излучала свой собственный свет. Важнее этого были лишь остро-наточенные костяные клинки в их руках.
— Ты обвиняешься в убийстве воплощений и предательстве каждой из стихий! — Произнёс знакомый женский голос за спиной у Гомизида.
Он тут же вскочил, обернулся и бросился к своему обвинителю, но молния хлестнула по груди, выдрав кусок плоти. Гомизид рухнул на колени, но очень скоро поднялся и оглядел всех.
— Нападайте, сучки! — Процедил он и подманил их рукой.
— Хватит и меня одной! — Произнесла обвинительница и, отбросив свой хлыст, бросилась на Гомизида.
Он усмехнулся, плюнул на кулак, и хотел было разбить лицо, растоптать эту самодовольную курицу на глазах у всего курятника. Хотел, да сценарий писал не он. Что-то в нём размякло, обессилело, и эти белые вены — от них его кулак стал совсем хлипким и косым, а от слишком резкого взмаха рука предательски хрустнула и заныла. Да и сам этот хлипкий удар пришёлся по дыму, которым обратилась нападавшая и, возникнув за спиной, она вонзила свой костяной кинжал ему в грудь, а затем встала перед ним и сняла капюшон.
— Кааак?! — Прохрипел Гомизид.
Азалия улыбнулась.
— Твоими стараниями я ведь никогда так и не стала чистым выражением своей стихии, а только придатком, примесью твоей хвори. Теперь же я независима и полна энергии, которую ты больше не посмеешь забрать. — Она кивнула другим фигурам в капюшонах, и те стали подплывать.
— Ази! — Гомизид усмехнулся. — Ведь ты это не серьёзно, да? В смысле, давай начнём всё с чистого листа и вместе…
Он вздрогнул, когда кинжалы пронзили его плоть, грудь, спину, рёбра и скрылись внутри тела. Он упал весь измождённый, ослабленный и только оглядывался, видя, как вся чернота вокруг разлагается, а тёмные паутинки связей, прежде пронизывающие всё и вся, распадаются одна за другой.
— Отныне, ты не связан с нашими стихиями и не сможешь пользоваться их дарами! — Произнесла Азалия.
Но Гомизиду хватило сил и наглости, чтобы подняться и обозлённо закричать.
— Глупцы! Вы правда думали, что я связан только с эмоциями?! — Он принял форму голема, но тут же застыл — очередной клинок теперь из камня вонзился в спину и скрылся внутри неё.
— Ты же не думал, что я оставлю тебе власть над землёй?! — Прошептал у него за ухом Дамир.
И Гомизид свалился, окончательно провалившись внутрь себя.
Макс и Дамир подбежали друг к другу, крепко обнялись и не могли наобниматься, надышаться и насладиться безмолвным обществом друг друга. И казалось, их объятия ничто не разорвёт.
Азалия улыбалась, глядя на это.
— Ты был прав, Максимка, я действительно нечто большее, чем просто ненависть! Я всегда забывала о милосердии, но теперь ощущаю это в себе. Эту невосполненность, некий пробел. — Сказала она.
И тут появилась Тэсса. Они обменялись коротким сдержанным взглядом, прежде чем братья кинулись её обнимать. Сначала Тэсса противилась этой публичной демонстрации чувств, но затем сдалась на милость.
Чуть позже Азалия произнесла:
— Теперь Гомизид и вправду смертен. Вы можете убить его, он ведь это заслужил! Я бы именно так и поступила, но не хочу возвращаться к прошлому. Да и не мне его судить, вы же другое дело. Он слишком много у вас отнял, в том числе и моими руками, вы в своём праве. А теперь прощайте, смею надеяться, друзья! — Азалия стала уплывать к другим фигурам в плащах, которые кучковались совсем неподалёку.
— Азалия?! — Воскликнула Тэсса, и та обернулась. — Чем думаешь заняться?
Азалия улыбнулась и, кажется, даже немного смутилась.
— Скорее всего мы с сёстрами продолжим дело твоей матери, попытаемся сохранить баланс и очистить мир от всего, что его отравляет. — Сказав это, Азалия продолжила удаляться, и когда поравнялась с сёстрами, они вместе растворились в тумане.
Макс, Дамир и Тэсса уставились на лежащего Гомизида и переглянулись. Он выглядел побитым и измотанным жизнью, простым человеком. Тэсса с криком набросилась на него, дала несколько затрещин, стала пинать. Макс тут же оттащил её, несмотря на сопротивление и крики.
— Он заслужил смерть! Так убьём его! — Вырываясь, рычала она.
— Мы не палачи! И к тому же, Дамир позаботится о нём и вернёт
