наговорила тебе гадостей. Я причинила боль тебе. Знаю, но я не специально. Я клянусь…
Томас вновь прижимается к моим губам, не позволяя мне извиняться. Я заметила, что Томас не любит, когда перед ним извиняются. Он не принимает этого и считает заслуженным всё, что с ним делают. Но это ведь не так. Он не заслужил насилия, наказаний и… боже мой… эта ледяная вода и невозможность дышать.
— Всё в порядке. Ты голодна? — Томас отпускает меня и встаёт с кровати.
— Я бы выпила крови и нужно вернуться к поиску сказок, да? — отвечаю, морщась от ещё отдалённой боли, и сажусь на кровати.
— Да. Я принесу тебе поесть, а сам пойду изучать сказки. Как будешь готова, присоединяйся, — бросает Томас и выходит из спальни, даже не взглянув на меня. И я чувствую его смятение, страх и уязвимость. Ему непривычно показывать свою слабость другим. Он не хотел, чтобы я видела, каким он был раньше. Но я бы никогда не унижала его из-за слабости. Боже, наоборот, я восхищена им. Восхищена тем, что он переборол свою ярость, злость и обиду, отпустил всё это и жил дальше, пока его просто не взяли в оборот. Радимила я убью. Теперь я ещё больше его ненавижу. Ублюдок.
Томас возвращается и продолжает избегать смотреть на меня. Он кладёт упаковку с кровью на тумбочку.
— Может быть, разогреть еду? Жозефина оставила…
— Томас, посмотри на меня, — прошу его.
Он поджимает губы и вскидывает голову. Его глаза сверкают от уязвимой злости, бессилия из-за того, что теперь он не сможет прятать ни своих чувств, ни своих мыслей, вообще ничего, я всё узнаю.
— Достаточно? — цедит он сквозь зубы. — Или показать тебе зубы, чтобы ты оценила и их?
— Томас, — я смягчаю голос, но он дёргает головой, отказываясь говорить.
— Я буду в библиотеке.
С этими словами он уходит, оставляя после себя горькое послевкусие одинокого, брошенного и никому не интересного ребёнка, который просто хотел любви и заботы. Мало того, он был готов дарить её безвозмездно. И я ещё больше удивлена тому, как ему удалось сохранить умение любить в таких обстоятельствах? Кажется, что моё сердце сейчас разорвётся на части из-за моих чувств к Томасу. Я не могу просто сидеть и ждать, когда он успокоится и примет факты. Нет, больше не могу. Я уверена в том, что должна быть рядом с ним. Пусть он и требовал всем своим видом оставить его в покое, но на самом деле умолял пойти за ним.
Схватив упаковку с кровью, я протыкаю её зубами и иду к Томасу. Нахожу его на лестнице, собирающим с полок сказки. Он молча спускается, и я встаю прямо перед ним.
— Эй, ты в порядке? — спрашиваю его, бросая пустой пакет в урну рядом со столом. Идеальное попадание.
— Я в порядке, — отрезает он.
Я успеваю взять его за руку.
— Флорина…
Прикладываю его ладонь к своей щеке, и тогда он смотрит на меня. Его злость из глаз уходит и появляется ранимость.
— Ты не в порядке. Поговори со мной. Поговори.
— Прости, я… не знаю почему, но очень злюсь сейчас. Мне хочется тебя оттолкнуть и где-нибудь спрятаться. Я не был уверен в том, что слова Рома являются правдой. Я хотел верить, но не верил. И когда всё это случилось, я был не готов. Просто не готов показать все свои уязвимые места. Не готов к тому, что в мою голову, в моё прошлое, в сердце и в мысли залезет кто-то, кому я не разрешал это сделать. Я был открыт. Да… был открыт, но я не верил. И я не знаю, как теперь себя вести. Боюсь, что ты увидишь нечто такое, что разочарует тебя во мне, и ты рассмеёшься мне в лицо. Снова. Снова меня высмеют за мои надежды и чувства. Снова мне скажут: «А я же говорил». Снова я доверюсь не тому. Знаю-знаю, то что у нас получилось связаться, и это доказывает, что мои чувства взаимны. Но страх никуда не делся.
Нежно целую его ладонь и снова прижимаюсь к ней. Мне было так важно, чтобы он это сказал. Важно, чтобы он сам признал свой страх.
— Я понимаю тебя. Поверь мне, я знаю, что такое подобный страх. Моё прошлое тоже было не самым красивым и счастливым. Я делала много нехороших вещей. Но это прошлое. Помнишь, ты сам мне говорил о прошлом. Ты убеждал меня, что его больше не изменить, нужно только принять. И я принимаю твоё прошлое, Томас, каким бы оно ни было. Я принимаю, потому что иначе ты не был бы здесь вместе со мной и не стал бы таким, каким вижу тебя и каким полюбила. Прошлое нас подготовило к настоящему. И я клянусь, что ничто из твоего прошлого не заставит меня унизить твои чувства, обесценить их или отвернуться от тебя. Тебе врали, как и мне. Нас настроили друг против друга, и мы в этом не виноваты. Мы не виноваты, Томас. Наши отцы виноваты. Они нам враги, а не мы друг другу. И чтобы тебе стало лучше, залезь ко мне в голову. Посмотри то, что ты хочешь увидеть. Давай. Будем потихоньку привыкать к тому, что теперь мы в безопасности. Мы сейчас в безопасности рядом друг с другом. Давай смотри то, что тебе нужно. Мы же для этого пытались слиться. Смотри.
Томас обдумывает мои слова и кивает мне.
— Я хочу найти момент, когда на церковь напали. Направь меня, — просит он.
Закрываю глаза, сделав глубокий вдох, и мысленно возвращаюсь в прошлое. Крики наполняют мою голову, и я вздрагиваю от страха, когда голова моей сестры отлетает прямо к моим ногам. Кровь брызгает на моё лавандовое платье, а мёртвые глаза осуждающе смотрят на меня.
— Я здесь. Я рядом, — шепчет Томас. Я крепче сжимаю его руку.
Я снова проживаю этот момент, и моё сердце болит от ужаса. Я слышу слова отца и вижу его окровавленную одежду. Он отбивается… а потом слышу стон Стана, поворачиваю к нему голову и, перепрыгивая через трупы, нападаю на ублюдка, впиваясь в его шею клыками. Разрываю его горло и отрубаю голову, добираясь до Стана.
— Всё. Он ушёл. Его там нет. Ты не видела его больше, верно? — спрашивает Томас.
— Кто?
— Русо. Его
