Елена Прокофьева - Принц Крови

 Предупреждение: в книге наличествуют гомо- и гетеро-эротические сцены, жестокие сцены, а так же ненормативная лексика.

 Еще одно предупреждение: Некоторые не слишком известные исторические факты были сознательно изменены авторами в угоду занимательности сюжета: впрочем, не более, чем меняли эти факты в своих романах господа Александр Дюма, Анн и Серж Голон и прочие, писавшие романы о той эпохе. Разумеется, мы не смеем сравнивать себя с нашими великими предшественниками. Мы всего лишь позаимствовали у них вольное отношение к историческим фактам.

Принц Филипп Орлеанский поселился в наших фантазиях очень давно. Порочный, злобный и очаровательный, принц покорил наши сердца. А поскольку мы любим вампиров — понятно, что мы обратили принца в вампира, просто чтобы посмотреть, что получится. Получилось, как нам кажется, неплохо: в качестве вампира Филипп смотрится естественно и мило.

Впервые мы решились выпустить его в «большой мир» в книге, которая была в этом году издана (под псевдонимом). Но принц не был там центральным персонажем. И потом, он не был правителем, то есть Самым Главным. Это было неправильно и несправедливо. Особенно если учесть, что в отзывах на книгу большинство читателей — в т. ч. нам совершенно незнакомых! — отмечали именно Филиппа Орлеанского, как самого интересного персонажа. А нам тем временем милый принц ел моск, требуя для себя пространства и положения. И все это мы дали ему в новой нашей книги, явно для печати не предназначенной: из-за того, что в ней подробно и откровенно описаны отношения принца Филиппа Орлеанского и шевалье де Лоррена, его вечного спутника… Но для нас важна была не публикация, а история. Написать эту историю. Историю нашего милого принца. И быть может, найти читателей, которые так же полюбят Филиппа Орлеанского, несмотря на его бесчисленные недостатки, — а может быть, именно благодаря этим недостаткам…

Последний отзвук псалма, славящего Господа, растаял где-то под сводами. Кардинал начал проповедь. Длинную и скучную, как всегда. Его Преосвященству нравится заставлять окружающих слушать себя и нравится говорить тихим, постным голосом, навевающим сон. Должно быть нарочно для того, чтобы помучить несчастных придворных.

Воскресная месса в Сен-Жермен л`Осерруа — хуже всех мук ада.

Как хорошо тем, кто может притулиться где-нибудь в темном углу и вздремнуть в свое удовольствие, но место королевской семьи расположено прямо перед очами кардинала и, вообще у всех на виду. Приходится вести себя прилично. Приходится сидеть и слушать нудное, неторопливое чтение. И стараться не уснуть… Не каждый раз получается.

Сегодня, впрочем, Филиппу совсем не хочется спать. И он даже не может сосредоточиться на том, что ему всегда было так приятно воображать во время мессы, — какое-нибудь несчастье, которое вдруг может приключиться с кардиналом: он начнет задыхаться, посинеет и рухнет на пол замертво или ему на голову упадет светильник, или, может быть, кто-нибудь из служек, нечаянно подожжет край его сутаны и его высокопреосвященство будет вопить и смешно размахивать руками, пытаясь сбить пламя, пока не сгорит заживо. Пусть фантазии несбыточны, но все ж какое-то развлечение.

Однако сейчас Филипп не может думать ни о чем, кроме голода. Никогда, никогда еще в своей жизни он не был так голоден! Что же это такое? Желудок скручивает от боли, во рту пересохло, и даже перед глазами все как будто плывет. Из-за этого он даже не может разглядеть людей, сидящих рядом…

Нет, конечно, Филипп и так знает, кто находится рядом с ним, из года в год это одни и те же люди, справа — король, слева, через проход — герцогиня де Монпансье.

Но почему-то они словно скрыты за туманом.

И Филипп видит только кардинала, — прямо перед собой, а тот будто чувствует его страдания, и, кажется, на устах его появляется едва заметная довольная улыбка.

Вот же мразь… Он нарочно тянет время, чтобы помучить Филиппа!

Время замерло, оно тоже старается течь медленнее в угоду его преосвященству. Все путается. Филипп уже не может понять, как скоро закончится месса. Ему так плохо, что сейчас он рухнет, осталось только выбрать куда: на короля или в проход.

Но рухнуть пришлось на колени…

Наконец, отзвучал «Agnus Dei», придворные чинно поднимаются и выстраиваются для причастия.

Первый в очереди его величество король, за ним королева-мать, и следующим — Филипп…

В одной руке кардинала облатка, в другой чаша с кровью Христовой.

Приближаясь к нему, Филипп отчего-то чувствует все нарастающую панику. Он вдруг понимает, что не может вкусить Святых Даров… Он тут же умрет в муках, если сделает это.

Кардинал протягивают ему облатку, служка подставляет под подбородок золотой диск, чтобы ни единая крошка священной плоти Христовой не упала на пол, а Филипп смотрит на запястье кардинала, на голубую вену под тонкой кожей, и его голод вдруг делается настолько невыносим, что он хватает его преосвященство за руку и впивается в его запястье зубами. М-м, у него откуда-то появились острые клыки, как удобно!

Кардинал в ужасе вопит, облатки и чаша падают из его рук.

Служка резво отскакивает в сторону.

Кровь течет Филиппу в рот, и он глотает ее с жадностью, — это так вкусно, это такая сладость, невозможная, ошеломительная сладость. И пожар в желудке, наконец-то утихает, и рассеивается туман перед глазами.

Кто-то рядом визжит: то ли матушка, то ли Великая Мадемуазель, а может быть, все прихожане в церкви кричат. В самом деле, все это, должно быть, выглядит чудовищно! И весьма шокирующе! Его высочество герцог Орлеанский вцепился зубами в руку Мазарини! Какой скандал!

Его преосвященство пытается вырваться, но у него ничего не выйдет. О нет, теперь уж он во власти Филиппа, и ему не уйти живым! Молниеносным движением Филипп схватил кардинала за горло, наклонил к себе и вонзился клыками в его шею. О да! Так еще лучше! Так можно насытиться гораздо быстрее!

Филипп пил кровь, пока тело Мазарини не обмякло в его руках, и последний вздох не сорвался с его посиневших губ. Только тогда он отпустил его, и оно грузно упало на пол. Еще мгновение принц смотрел на распростертого у его ног кардинала, чувствуя неизъяснимое счастье. Наконец-то, он сделал это! Наконец-то он его убил!

Правда голод почему-то совсем не ослабел. Странно: он выпил столько крови, а она будто провалилась куда-то в бездну. Обычно бывает иначе… Обычно?