Варвара улыбается и кивает.
— Не обращай на них всех внимания, — продолжаю я, имея в виду сплетников. Варе сейчас даже на рынок сходить проблема: все смотрят, спрашивают. — Дураки.
Сестра снова кивает.
— Боже, ну как я тебя брошу? — вздыхаю я. — Нельзя мне ехать.
— Ты не бросаешь! — тут же возмущается она. — Это план такой. Мы действуем по плану. Если ты не попытаешься, если останешься в этой дыре, я тебя... — Она мешкает, подбирая наказание. — Разлюблю навсегда!
— Да уж, конечно, — закатываю я глаза.
— Обещай мне. Поклянись, что ты уедешь.
— Клянусь, — сдаюсь я, зная, что она не отцепится.
Мы крепко обнимаемся и засыпаем рядышком.
Нам с сестрой давно хотелось уехать из станицы — уж сильная тут царит разруха, дедовщина и коррупция. Кто мог, ушел работать на хутор, но тот тоже не резиновый. Мы мечтали сбежать сразу, как мне восемнадцать исполнится и я школу закончу. Но беременность внесла коррективы, да и тайник наш отчим нашел, денежки себе прибрал.
Кроме того, с моими баллами на бюджет даже пытаться смысла не было. Если бы я только была поумнее... Хотя бы капельку!
— Эй, вставайте! Хватит дрыхнуть! — вырывает из сна голос отчима. За окном светает. — Не поступила никуда, будь добра работай.
— Я не поеду в те же теплицы. Там не платят! — упираюсь я, впрочем, умываться иду.
— Поедешь как миленькая. Я поговорю с Глухим. Что там за беспредел творится.
Всю субботу я работаю, вечером падаю без сил и моментально вырубаюсь. Но на следующий день поспать снова не удается. Наш отчим глубоко набожный и каждое воскресенье тащит всю семью в церковь к семи. Даже малейшее опоздание он воспринимает как неуважение.
Мы втроем, как сонные мухи, выбираемся из его машины и подходим к храму. Мой взгляд равнодушно мажет по припаркованным как попало поблизости машинам. А потом вдруг сердце сжимается. И начинает учащенно биться.
Потому что одну из них я узнаю́.
Глава 10
Будит с утра, блин, не кофе. А грязный черный крузак, стоящий аккурат напротив храма.
От одного вида этой старой, повидавшей на своем веку многое машины меня швыряет в жар и холод. Слишком много мыслей, их целый муравейник! Если есть такой на участке — проще съехать, чем бороться. Упорные, деятельные насекомые. Вот и мне лучше не смотреть на Данила, не думать. А то мало ли. Попробуй потом... вытрави.
Так. Включаем мозг и постараемся им думать. Скорее всего, на внедорожнике приехал один из сыновей Кулака, а Данила поблизости нет. Он или работает, или спит. Выходной же как-никак.
Но глаза мои как-то сами собой распахиваются, спина выпрямляется, а походка легче становится. Даже хромать перестаю. В пятницу, карабкаясь на холм, я порвала босоножку и подвернула лодыжку. Поняла, что всё, больше ни шагу. А когда Данил ушел... решила, что не вернется. И я останусь в лесу одна, без связи, с больной ногой.
Рыба Данилу была важнее, он выбрал ее, потащил в машину. Но потом вернулся. Передумал? Совесть замучила? Кто ж знает?
Я стреляю глазами по сторонам — лица вокруг знакомые. Одни и те же каждую неделю. Самые прилежные прихожане, увидев нашу семью, давят улыбочки и перешептываются. Варвара кладет ладонь на живот и сжимает губы.
Мы с ней надеваем платки и заходим в храм. Здесь красиво. Самое красивое, наверное, место в станице. Но любоваться иконами не хочется.
С ног валюсь от усталости. Через час отчим разрешает Варе уйти и даже отвозит ее домой. Я же продолжаю стоять за всю семью. Смотрю в пол. Иногда в такие часы я действительно молюсь, о чём-то прошу или, напротив, делюсь сокровенным. Составляю планы на будущее, перечисляю фамилии людей, которых хочу поскорее вычеркнуть из своей жизни. Мечтаю.
Но чаще всего голова пустая.
Воскресная литургия длится не меньше трех часов, всё это время кто-то тихонько заходит или, наоборот, уходит. На передвижения грешников обращать внимание не принято — каждый молится по мере сил и возможностей. В какой-то момент я невольно оглядываюсь на очередной шум и быстро отворачиваюсь, вытаращив глаза. Потому что в нашем храме стоит он.
Данил. В чистой одежде. В компании парня, что нас с Варей тогда подвозил, и, кажется... Родиона Миронова, кулацкого сынка. Хотя могу ошибаться. Я плохо знаю хуторских, так что не уверена.
В первую секунду пугаюсь: вдруг Данил подойдет, скажет что-то о дне, что мы провели вместе? Потом улыбаюсь.
Снова становлюсь серьезной. Друзья отчима повсюду — заметят, нажалуются! Опять скандал будет, крики, угрозы, шмон. Божечки!
Но Данил не подходит. Мужчины стоят позади своей кучкой, молчат. Молятся?
Я сильнее натягиваю платок на лицо и украдкой оглядываюсь.
Кара небесная настигает мгновенно. Данил поднимает глаза. На меня прямо. И мимолетно улыбается. Одним уголком губ. Нагло, оскорбительно прямолинейно, как категорически запрещено в храме. А потом еще и подмигивает!
Я быстро отворачиваюсь и начинаю усердно молиться. Обо всём на свете, но главное, чтобы это исчадие ада исчезло из моих мыслей.
Потому что только его мне не хватало для полного «счастья».
В конце литургии я выхожу на улицу, прощаюсь со знакомыми и спешу домой, не оглядываясь. Косой редкий дождик подгоняет, намекая на приближающуюся грозу. Я обещала Варе помочь с выбором приданого. Скука смертная, но куда деваться? Посидим на сайтах, почитаем отзывы. Но сначала посплю хотя бы пару часов.
Знакомый «Солярис» перерезает путь, когда до дома остается чуть больше километра. От неожиданности я на целую секунду замираю, потом нос повыше задираю и иду в обход.
Стекло опускается, Павел подзывает меня жестом. В машине он один.
Я пораженно качаю головой и ускоряюсь. Павел догоняет шагов через десять.
— Погоди, Марин. Эй... Марин, куда так торопишься? Пожар где-то?
— Может быть. Что тебе нужно? — спрашиваю, не сбавляя шага.
— Дело есть.
Он просит мой номер телефона для Данила. Убеждает, что тот всё равно узнает и лучше не упрямиться. Я мешкаю, воровато оглядываюсь. Потом всё же диктую. Быстро, нервно. Тяжелые капли врезаются в лоб, макушку, плечи. Не прощаясь, я бегу домой, прижимая руки к груди и стараясь не думать. Не вспоминать, не мечтать.
Мне нельзя ходить на свидания, нельзя влюбляться. У меня есть планы на будущее, ответственность за сестру. Кто ей поможет, если не я?
После сна мы с Варей забираемся в беседку и полдня пялимся в телефоны. Я увязаю по уши на форуме, где обсуждают подгузники, и даже увлекаюсь, вступив в спор с одной дамой, когда сестра вдруг кидает ссылку.
— Смотри, у нас тут блогерша завелась, — смеется она. — Глянь только, какие пейзажи.
— Эй, ты делом занимаешься или что? — хмурюсь я, но ссылку открываю.
На экране славная блондинка в смешном оранжевом комбинезоне и огромной плетеной шляпе крутится на фоне поля кукурузы под популярную музыку. Я невольно замираю, залюбовавшись. Представляя зачем-то себя на ее месте. Тоже чтобы в комбинезоне и большой шляпе. С беззаботной улыбкой. Крутиться... Какая глупость!
— Это кто? — спрашиваю, листая фотографии.
— С хутора. То ли очередная наследница, то ли девушка одного из наследников. Обживается и транслирует свой быт в инсте.
— Тело Кулака еще остыть не успело, а эти уже налетели дербанить. Чувствую, грядут перемены.
— Вряд ли к лучшему. Родион точно здесь не останется после случившегося, — говорит Варя. — Остальные тоже. Распродадут землю и свалят. Что тогда будет — не представляю. Дядя Семён говорит, обнищаем. Кулак хоть и был тем еще подонком, но постоянно помогал школам, садам, больнице.
Полминуты мы молчим.
— Но вообще эта дамочка ничего вроде бы.
В шапке профиля написано: «Я Злата, переехала в село вслед за любимым».
— Просмотров у нее мало, думаю, скоро бросит ерундой страдать. Но страница красивая, есть на что посмотреть. Я даже полайкала.
Я пожимаю плечами, открываю сторис этой девушки. Равнодушно листаю. У Златы спрашивают, надолго ли они в селе.
