— Что, всё так плохо? — сочувствующе, но с лёгкой иронией спросил Валевский. — Ты ведь утверждал, что она не похожа на других, особенная. Нам не показывал, боялся, что напрасно раскритикуем честную девушку.
Валентин убрал руки с лица и отрешённым взглядом посмотрел перед собой. Его тело дрожало не только от холода, он пребывал в крайне эмоциональном шоковом состоянии.
— Особенная, — повторил он слова Радима тихо, а потом зажмурился в отвращении, точно вспомнил девушку, о которой шла речь. — Охренительно особенная! — прорычал он со злостью. — Такая особенная, твою мать, что полный пиздец! — Открыл глаза, и мне показалось, что Валентин с трудом сдерживает слёзы. Запустив руки в свои тёмные мокрые волосы, он стал раскачиваться на месте, страдая от воспоминаний. — Да лучше бы она самой последней шлюхой была, чем это. Всё бы мог простить, на всё закрыть глаза, но не… на такое!
— Да что там с ней не так? — всё больше удивлялся Радим. — Отчего ты в таком диком шоке? Я тебе столько всего рассказывал, что ты должен был быть ко всему готов, к любому сюрпризу.
Валентин коротко рассмеялся таким сумасшедшим злым смехом, устремив невидящий взгляд в пространство перед собой.
— Большой был сюрприз, — проговорил он с кривой улыбкой. — Даже больше, чем у меня… — Валентин резко смолк и закашлял, бросив быстрый испуганный взгляд на друга, словно опасался, что сболтнул лишнее.
Но Радим не обратил на его оговорку внимания. В отличие от меня. Заметив недопитый коктейль на столе, Лысенко схватил стакан и выпил его содержимое залпом, как бы подтверждая, что он резко смолк потому, что в горле пересохло. Потом он сделал глубокий вздох, успокаивая себя, и проговорил, уже более сдержанным тоном, даже с некоторым весельем в голосе:
— Окей, проехали с этой темой, — сказал он Радиму. — Сегодня всё по твоему рецепту сделаю. Напьюсь, трахну не особенную тёлку и к утру всё забуду.
— Этот рецепт долго не работает, — следя за лицом друга, с настороженным вниманием ответил ему Валевский. — Один, два раза помогает, а потом тошнить начинает. Не делай глупости, Валентин. Потом ничего исправить не сможешь. Позвони Захару, может, он поможет.
— Был бы Захар богом, я бы ему позвонил, — наигранно весёлым тоном ответил Валентин, пряча за вымученной улыбкой страдание.
Он случайно перевёл взгляд лихорадочно блестевших глаз с Радима на меня и вздрогнул от неожиданности. Наверно, для него я появилась на этом диване только сейчас, так он был удивлён, заметив меня.
— А вот и настоящая девушка, — широко, но фальшиво заулыбался парень. Осмотрел меня намеренно оценивающим взглядом. — Не фонтан, но для первого раза сойдёт. — Валентин поднялся с места и подошёл ко мне. Потянулся к моей руке, но Радим оттолкнул его ладонь своей.
— Эту трогать нельзя, — резко, но не грубо сказал ему Валевский.
— Почему? — всерьёз удивился Валентин.
У него просто потрясающий самоконтроль. Ещё пару минут назад он с трудом владел собой, а теперь он держит себя так, как будто ничего серьезного с ним не произошло. И только мокрый костюм напоминал о недавно пережитом стрессе.
— Я вдруг стал жадным. — Радим улыбался, но улыбка его была холодной, предупреждающей.
Лысенко ещё больше удивился и взглянул на друга таким странно долгим взглядом, содержащим невысказанный вслух немой вопрос. Радим посмотрел выразительно в ответ, и они поняли друг друга без слов. О чём они молча поговорили, я так и не догадалась. Но серые глаза Валентина ещё раз обратились в мою сторону уже с искренним интересом. Потом он сел на корточки около дивана и, изучая меня, словно я экспонат на выставке, разглядывал, глядя снизу вверх. На его лице отображалась крайняя степень разочарования.
— Блин, Радим, — досадно кривясь, проговорил парень, — по твоим описаниям это должна была быть просто неземная красавица, но тут реально смотреть не на что. Ты точно уверен, что не хочешь делиться?
— Уверен, — коротко ответил Валевский. Потом добавил: — Сходи наверх. Первая комната справа, там возьми одежду Стаса. Переоденься, а то жалко на тебя смотреть. Можешь, напиться если совсем херово, но не делай того, о чём потом сам жалеть будешь.
— Ладно, — соглашаясь с советом друга, устало вздохнул, выпрямляясь в полный рост, сказал Валентин. — Где взять бухло?
Глава 4
Сплетни про парней из компании Радима гуляли разные. Одни из них были такими — Валевский и Ильин причислялись к стандартным бабникам-сердцеедам. Литвина называли неуравновешенным садистом, которого девушкам следует избегать. Белов вызывал подозрение в неправильной ориентации, а Лысенко был чист как младенец. А точнее про него за глаза говорили, что он ещё девственник. То, что Макс Ильин является ветреным и непостоянным, сомнений не вызывало, а вот в остальной информации о парнях я глубоко сомневалась. Ну не мог такой уверенный в себе, хладнокровный, всегда смотрящий прямо в глаза своему собеседнику Валентин быть робким невинным мальчиком. Я была абсолютно уверенна, что у него есть девушка, но о ней он просто не распространялся. И я была недалека от истины в своих предположениях. Но он действительно оказался девственником. Принять размалёванного трансвестита за девушку мог только настолько неопытный в отношениях с противоположным полом парень. Конечно же, он хотел скрыть от друзей свой позор, чтобы не стать причиной для насмешек, пусть и дружеских. Ему ещё слишком больно от собственной ошибки, чтобы поделиться таким секретом. Мне его было искренне жаль.
Радим ненадолго отошёл от меня, провожая друга до лестницы, снабдив его перед этим бутылкой алкоголя из минибара Стаса. Я размышляла о происшедшем и из всего случившегося на моих глазах мне была непонятна только одна вещь. Что имел в виду Валентин, когда, разглядывая меня, говорил о моей внешности Радиму. Складывалось такое впечатление, что Валевский знал меня давно, но этого не могло быть, так как сегодня он первый раз увидел меня. Он не знал, кто я и как меня зовут. О чём они вообще говорили?
Радим вернулся ко мне и снова сел рядом. Я развернулась к нему.
— Почему мужчины всегда стараются решить эмоциональные проблемы алкоголем? — спросила я его. — У твоего друга шок. Ему нельзя пить. В алкогольном опьянении как раз и совершаются глупости, о которых потом, как ты говорил, жалеешь всю жизнь.
— А чем ещё можно решить такую проблему, как желание забыть? — с печальной иронией спросил меня Радим. — Как избавиться от чувства сожаления, что ты не в силах изменить своё прошлое?
— А ты сожалеешь о чём-то? — поинтересовалась я.
— Да. Очень. До тошноты, — ответил он. — Такое мерзко противное чувство возникает от того, что нельзя получить второй шанс и прожить некоторые моменты жизни заново. Ты испытывала такое хоть раз?
— Нет, — даже не задумываясь, ответила я. — Со мной такого не было. Я стараюсь учиться на чужих ошибках, а не на своих.
Радим посмотрел на меня долгим внимательным взглядом.
— Тебе можно позавидовать, — тихо произнёс он. — Я до этого дня завидовал только Валентину. Он примерно, так же, как и ты, размышлял, пока свою Сашу не встретил. И, как видишь, даже он оказался не застрахован от подобной проблемы.
— А о каких ошибках ты сожалеешь, если не секрет? — спросила я его.
Радим опустил глаза, словно стесняясь теперь смотреть на меня.
— А ты разве не знаешь? — криво усмехнувшись, спросил он. А потом с плохо сдерживаемым чувством досады и отвращения сказал: — Весь университет знает обо мне. Мне все эти сплетни, правда, до лампочки, но иногда так бесит, что приписывают даже то, чего на самом деле не было. Словно им мало того, что уже есть.
— Не обращай внимания на них, — утешительно обратилась я к нему, борясь с желанием обнять его, так мне было жалко его в этот момент. Чувство раскаяния в собственных поступках редко присущи богатеньким мажорам. Любовь к нему дополнилась ещё и материнским инстинктом. — Такое насочиняют, что ни в какие рамки не влезает. Какой человек в здравом уме поверит в подобный бред, — сказала я ему.
