Виталий задрал мои китель и майку к шее, обнажив худенькую спину. Вид моих торчащих лопаток и выпирающих позвонков возбудил лейтенанта ещё больше. Он ввёл член до конца. Меня словно молнией пронзило. Я громко вскрикнул, и из моего горла вырвался какой-то звук, похожий на рыдание.
– Сука! Соседей разбудишь! Завали хлебало! – злобно прошипел Виталий.
Чтобы снова не закричать, я со слезами на глазах впился зубами в воротник кителя и теперь только глухо мычал всякий раз, когда лейтенант влетал в меня на всю длину. Он трахал меня очень жёстко, почти полностью вытаскивая член из попки и вгоняя обратно. Я двигался в такт его движениям. Скорее, не двигался даже, а безвольно болтался на его орудии, словно тоненькая тряпочка. Эта моя покорная беспомощность ещё больше разжигала Виталия. Он ощущал свою полную власть над моим телом, и это заставляло его быть грубым со мной, – ему очевидно нравилось доминировать над безвольным и покорным парнем, который ему безропотно отдавался, стоя на коленях.
В этот момент со мной стало происходить нечто странное. Боль постепенно ушла, а ее место начала заполнять… сладкая истома. Я теперь получал удовольствие от грубого секса, и у меня даже возникла сильная эрекция. Не знаю, как ему это удалось, но Виталий заметил произошедшие у меня внизу изменения. Он перевернул меня на спину, закинул ноги себе на плечи и продолжил трахать.
Потом расстегнул мой хлопчатобумажный китель, рванул майку в разные стороны, разодрав на две половины. Могу представить то зрелище, которое предстало перед ним: худенький 18-летний паренек в распахнутом кителе, которого яростно насаживают на член. Не знаю, есть ли предел у возбуждения. Кажется, у Виталия он отсутствовал совсем. Потому всякий раз, вытворяя со мной что-нибудь, пружина его страсти затягивалась ещё крепче. Что-то звериное заполнило его лицо, поднявшись из глубин подсознания. Он меня, свою покорную жертву, имел всё грубее и грубее. Мне становилось то невыносимо больно, то жутко сладко, по лицу лились слезы, я начал опять вскрикивать.
– Да замолчи, шлюха! – Прошипел Виталий и затолкал край солдатского кителя мнет в рот. – Будешь орать – отдам всей роте! Они тебе задницу в клочья разгребут, сука!
Я снова затих, вздрагивая в такт фрикциям лейтенанта.
Но вот уже волна мощного оргазма покатилась от паха к горлу, член лейтенанта превратился в кусок стали и был готов залить мое тело горячей спермой. Виталий выдернул член из попки с чмокающим звуком, какой бывает, когда вытаскивают пробку из бутылки вина, затем резко выдернул ткань у меня изо рта и, приблизившись к лицу, направил туда своё орудие. Я инстинктивно сжал зубы и сомкнул плотно губы, пытаясь сопротивляться.
Тогда лейтенант резко и коротко ткнул меня кулаком в живот. Я всхлипнул и открыл рот. Лейтенант мгновенно вставил туда свой немаленький ствол.
– Зубы убери! Укусишь – выбью их на хер! – Проскрипел он, а потом резко ввел член. Он дошел до глотки, я замычал, вытаращив глаза, глубоко задышал носом, чтобы не задохнуться. Поток спермы хлынул мне прямо в горло, и я судорожно её сглатывал, чтобы не захлебнуться. Когда оргазм прошел, лейтенант вытащил член и приказал:
– А теперь вылижи его дочиста!
Я тщательно выполнил этот приказ, проведя несколько раз языком вокруг пухлой пунцовой головки. Потом устало сполз на пол и сел, широко расставив ноги. С уголка рта у меня на пол капала сперма, сфинктер сильно саднило, но, что самое поразительное, я увидел: моя эрекция не прекратилась. Я стыдливо запахнул застиранный камуфляжный китель, не застегивая его.
Лейтенант с удивлением посмотрел вниз и заметил мое возбуждение. Он сел в кресло напротив, закурил и сказал:
– А теперь дрочи, как дрочил в том ангаре. И попробуй только не кончить!
Я протянул руку, взял своё аппарат в руку и уверенным движением стал приближать момент удовольствия. Китель свалился с моих плеч, и теперь всё, что было на мне, – это два армейских жетона, которые болтались в районе груди. С каждой секундой мне становилось всё приятнее. Громко дыша, я закрыл глаза и, представляя картину недавнего секса, увеличивал темп. Затем я задышал ещё громче, приподнялся, втянул живот, закатил глаза и кончил себе на живот, испугавшись, что могу запачкать полы. Капли спермы забелели на моей смуглой коже.
Виталий поднял с пола мои черные сатиновые трусы и кинул:
– Оботрись, солдат, а то сидишь, как траханная шлюха.
Я с покорным видом вытер сперму и принялся сидеть в той же позе, опустив глаза. На моих губах застыла лейтенантская сперма, часть её попала и на короткий ёжик стриженных машинкой волос – ощущал это кожей головы.
– Как обещал, в роте про твои пидорские похождения в ангаре никто не узнает. Но я тебя теперь буду трахать. Ты, боец, теперь моя шлюшка. Ясно? – Сказал лейтенант.
– Так точно, прошептал я в ответ.
– Не слышу, боец! Что ты там бормочешь? Встать и ответить по уставу! – Рявкнул Виталий.
Я вскочил, покачиваясь от волнения и выпитой водки, вытянулся, бросив трусы на пол, совершенно голый, покрытый мурашками:
– Так точно, товарищ лейтенант!
Возвращаться в часть я уже не мог – было слишком поздно. Да и кто бы меня отпустил? Спать мне Виталий постелил на старом матрасе на кухне. Я свернулся там калачиком под жёстким солдатским одеялом, которое оказалось среди вещей жильца квартиры, и заснул. Утром мы вернулись в часть. Так моя армейская жизнь разделилась на две половины.
С того вечера, когда лейтенант Виталий так грубо воспользовался моими дырочками, служить мне стало одновременно и легче, и тяжелее. Первое потому, что теперь никто не допекал меня различными хозработами, не гонял по плацу до седьмого пота, не принуждал выполнять разные поручениями и прямыми приказами. Офицер уж не знаю как, но превратил меня в подобие своего ординарца.
Хотя формально такой должности не было, я стал её обязанности фактически, то есть подчиняться ему напрямую. И это было то, что сделало мою службу сложнее. Ведь Виталий не отличался никогда нежностью и мягкостью. Он был довольно откровенно груб со мной. Если ему требовался секс, приказывал прийти к нему домой под видом починки розетки, покраски окна, ремонта дверного замка и тому подобное.
И стоило мне переступить порог его квартиры, как лейтенант ставил меня раком и нещадно трахал в зад, иногда даже скупясь на смазку или просто забывая о ней. Мне было иногда больно, неприятно, но приходилось терпеть, закусывая губу. Вот чего, кстати, Виталий никогда не делал со мной – так это не ласкал. То есть я за все то время, пока стал его шлюшкой в погонах, как он меня называл, не испытал на вкус его губы. И он никогда не пытался даже сделать приятное своему рядовому секс-подчиненному: погладить просто, не говоря о том, чтобы поцеловать или подрочить мне.
Всё то удовольствие, которое было во время наших встреч, доставалось только лейтенанту. Он мог кончить за вечер один раз, а потом, проснувшись посреди ночи, снова начать меня трахать, и так три-четыре раза подряд. Откуда у него столько похоти было, я не знаю. Но уходил я от него всегда с полным задом и ртом спермы, которую даже не мог вытереть как следует: воспользоваться душем Виталий мне не предлагал. Так что приходилось потом, в общей умывалке, протирать себя влажными салфетками и ими же чистить заляпанную семенем форму.
О том, что я стал шлюшкой лейтенанта, кажется, так никто и не догадался. А если бы да, то жизнь моя в армии превратилась в сущий ад. Был у нас один пример, как это случается. Помню, я проснулся посреди ночи в казарме (в тот раз Виталий уехал куда-то) от сдавленного вскрика. Вздрогнул всем телом и насторожился. Уж очень этот звук был похож на тот, который я сам издавал, когда лейтенант лишал меня невинности.
Проснулся и мой сосед. Зевнул, потянулся. Тут вскрик повторился, но уже потише, приглушённее, а потом послышались тихие и жалобные стоны. Я лежал, замерев, и только сердце гулко бухало в груди.
– Что это? – Испуганно шепчу я у Дениса, который лежит внизу.