и я в гневе оборачиваюсь. Черт, то ли я достаточно пьяна, то ли в душе чего-то такого ожидала, но даже не удивлена, когда вижу перед собой Рамзина. Его лицо просто картина маслом: как выглядит хищный зверь, которого порядком раздраконили.
За его спиной стоят два угрюмых шкафа, способных, наверное, поезд на ходу взглядом остановить.
— Ты сегодня с группой поддержки? — ухмыляюсь я и пытаюсь вырвать руку.
— Это отныне твоя группа поддержки, Яночка, — отвечает Рамзин мне плотоядной улыбкой.
— Руку отпусти, урод! Я танцую! — дергаюсь я опять.
— На сегодня уже натанцевалась, дорогая, — и он разворачивается и тащит меня через толпу к выходу.
Один из амбалов идет впереди, прокладывая нам дорогу в толпе, как чертов ледокол, второй же движется сзади, унимая одним только взглядом тех, кто пытается возмутиться тем, что был так бесцеремонно отброшен с дороги.
— Да какого хрена! — возмущаюсь я, как только мы оказываемся снаружи. — Отпусти меня!
Рамзин молчит и просто шагает к машине. Я пытаюсь пнуть его по ноге, но алкоголь и координация моих движений не могут между собой договориться, поэтому я просто теряю равновесие и практически падаю. Рамзин злобно рычит и подхватывает меня. Оставшееся расстояние до машины он несет меня, как мешок, на плече.
— Сука ты! Меня сейчас вырвет! — угрожаю я. — Хамбец будет твоему костюмчику.
— Поверь, я могу себе позволить еще один.
Он запихивает меня на заднее сидение представительского седана, а оба шкафообразных мужика садятся на водительское и переднее пассажирское место.
— Ой, мальчики, я на троих как-то не рассчитывала, — глумлюсь я, откидываясь на прохладную кожу сидений. — Че то не уверена, что потяну.
— Заткнись! — рычит Рамзин. — Ты что, опять под наркотой?
Он хватает меня за подбородок и включает свет в салоне. Смотрит в мои глаза, яростно щурясь.
— Пошел ты! — вырываюсь я. — Даже если так и было бы, тебе на хрен какое дело? Ты кто такой вообще, чтобы лезть ко мне?
— Еще раз обдолбаешься, я тебя так освежу, что на всю жизнь запомнишь. Поняла?
— Я делаю, что хочу! Хочу кислоту жру, хочу групповуху устраиваю, и никого это не касается. Понял? — в тон ему ответила я.
Рамзин неожиданно рванул меня за ноги, разворачивая, и моя задница соскользнула по сиденью. Я оказалась лежащей на спине, а он придавил меня собой.
— Хочешь быть как следует оттраханной? Так попроси меня. Если будешь достаточно вежливой, я один сделаю это лучше, чем все эти малахольные мальчонки, об которых ты терлась, как шлюха последняя, — и он толкнулся бедрами, давая почувствовать, что уже возбужден до предела.
— Слезь с меня, — я сделала попытку ударить его лбом в лицо и колотила его по спине, стараясь вывернуться.
— Господин Рамзин? — послышался вопросительный голос одного из шкафов.
Это они, типа, за него переживают? Хотят оказать посильную помощь, чтобы усмирить такую страшную меня? Я, мля, собой прямо горжусь!
— Всё нормально! Едем домой, — рыкнул Рамзин.
Он с легкостью отстранился, при этом еще больше вжимаясь мне в живот жестким членом, и схватил мои руки, скрутив их одной своей лапищей, придавил к дверце над нашими головами, а потом навалился снова, вцепляясь в мои волосы и обездвиживая еще и голову.
— Упырь хренов! — пыхтя, извивалась я. — Что, насилие заводит?
— С тобой да. Хватит дергаться, тебе силы еще сегодня пригодятся, Яночка, — нагло ухмыльнулся он и впился в мои губы быстрым и сильным поцелуем и отпрянул, когда я попыталась его укусить.
— Маленькая злобная сучка, — он крепче сдавил мои волосы, заставляя вскрикнуть и открыть горло, и стал целовать и покусывать подбородок и шею, толкаясь бедрами и тихо рыча. Долбаная зверюга, что играет с едой, прежде чем по-настоящему вонзить свои огромные зубы.
— Если надеешься, что я снова лягу под тебя, то обломайся, этого не будет, — прохрипела я, ощущая, как внутри все начинает плавиться и сокращаться от его запаха и ленивых, но дико уверенных движений внизу и агрессивных, но нежных ласк рта. Как я ни сжимала зубы, но скрывать то, как меняется моё дыхание, становилось все труднее. А при каждом его толчке в мой живот глубоко внутри прокатывался болезненный спазм мышц, желающих, чтобы он был сейчас там, в ставшей вдруг голодной глубине.
— Ты и так уже лежишь подо мной, — Рамзин прикусил кожу за ухом, и я не смогла остановить дрожи пробежавшей по телу. — И сколько бы ты ни брыкалась, я знаю, что ты готова раздвинуть ноги, как и когда я прикажу.
— Ага, не сегодня, милый, — ухмыляюсь, я, борясь не столько с ним, сколько с собственным телом. — У меня сегодня голова болит. И, кстати, никогда!
— Сильно сказано, Яночка. Но я всегда получаю, что хочу, — и он облизывает укушенное место смачно, с оттягом, наглядно демонстрируя реакцию моего собственного вероломного тела на него. Мне отчаянно захотелось вцепиться в его горло… и облизывать его, возвращая каждое движение его рта, пока его не затрясет так же, как меня.
— А не пошел бы ты, самоуверенный засранец, — вместо этого сказала я, закрывая глаза, не желая видеть свой личный зверский соблазн так близко. Никогда еще меня так не раздирало от взрывной смеси удушливой ярости и жуткого, просто крышесносного вожделения.
— Пойду. Обязательно. И не один раз. Потерпи только немного до дома. Не особо люблю публичные шоу.
— Насиловать будешь? За это сажают, ты в курсе? А с такой классной задницей, как у тебя, будешь в тюрьме очень популярен, Игорёша. Прям звезда будешь. Светло-синяя, — глумилась я, не в силах больше сделать ничего.
— Я бы на твоем месте больше интересовался моим членом. Потому как видеться с ним вы будете часто и подолгу. А о собственной заднице я уж как-нибудь позабочусь.
— Сам? Или кого попросишь? Ты у нас и нашим, и вашим? Разносторонний, мля? — фыркнула я.
Рамзин опустил голову и вдруг резко прикусил мой сосок с пирсингом сквозь ткань. Моё горло сжалось от дикой смеси боли и ослепляющего удовольствия. Голова откинулась, и вскрик вырвался, как я его ни сдерживала.
— Я односторонний, дорогая. Но если будешь много болтать, тебя буду иметь со всех сторон. Хотя я буду это делать в любом случае.
Я, конечно, не могла смолчать и хотела сказать что-то едкое, но Рамзин буквально вломился в мой рот, затыкая и целуя, словно карая за мой длинный язык. Больше не отступая и не останавливаясь. Твердо уверенный, что больше не посмею укусить или сделать любую другую подлость. И я действительно не смогла. Потому что он буквально распинал меня каждым властным рывком языка в
