Эйрих сделал несколько шагов вперед и остановился перед статуей из искрящегося даже в сумраке внутренним светом мрамора с розовыми прожилками, вглядываясь в прекрасное спокойное лицо изваяния широко открытыми глазами.
— Если ты тоже любил его, отпусти… или я за себя не ручаюсь! — гордый потомок конунгов севера стиснул кулаки, в его синих глазах впервые вспыхнула ненависть. — Живым не место в мире мертвых! Чего ты хочешь? Отмщения? Крови? Отвечай! Клянусь предками — ты получишь свою виру, Динео, если уйдешь из сердца Конрада навсегда!
Он смотрел, как по белым ступеням поднимаются и спускаются другие — слуги, охранники, секретари совета — люди, которые видят императора ежедневно, при свете солнца, но будто не замечают, что ими правит живой мертвец, принесший себя в жертву той любви, что осталась в прошлом… Или любовь не имеет времен? И не зависит от того, жив ли тот, на кого направлено чувство, или ушел в мир теней?..
Эйрих потряс головой, отгоняя эти странные мысли, все чаще закрадывающиеся в голову и странно тревожащие душу, и направился своей привычной дорогой к Гробнице.
Спустя несколько дней замок облетела тревожная весть о внезапной болезни леди Марион. Супруга императора почувствовала недомогание и боль в груди, возвращаясь после прогулки в столицу, куда она частенько наведывалась по своим, женским делам. Злые языки поговаривали, что, не вполне доверяя искусству придворных лекарей, леди Марион втайне посещает колдунов и знахарок, надеясь найти у них средство приворожить мужа и понести наследника — не взирая на редкие посещения Конрада в течение вот уже пяти лет, императрица оставалась бездетной.
В тот день, огорченный и встревоженный слухом не меньше других придворных, заперев за собой решетку, Эйрих направился не в собственные покои, а на поиски графа де Вера.
— Монсеньор, выслушай меня, — он нашел графа в коррегардии императорских покоев. — На родине я был учеником очень умелого и знающего лекаря. Я мог бы попытаться помочь леди Марион, если бы мне позволили осмотреть больную…
Бертран не Вер был немного изумлен.
— Ученик лекаря?.. Я бы сказал, что ты благородных кровей, Эйвинд…
— И все же, поверь мне на слово и помоги посетить госпожу — ради ее блага!
— Я поговорю с Конрадом, жди здесь.
Вечером того же дня Эйрих второй раз в жизни оказался в личных покоях императора. Конрад был один и занимался чтением каких-то документов. Он поднял голову, услышав легкие шаги юноши.
— Эйвинд? Что скажешь о состоянии больной?..
Тонкие ноздри хранителя затрепетали от еле сдерживаемого волнения.
— Государь, позволь быть предельно откровенным!
— Да, разумеется, иного от тебя я и не жду. И не стой, присядь.
Конрад кивнул на свободное кресло у стола, но юноша отрицательно покачал головой.
— Нет, государь, спасибо. Я уверен, что это яд! А твои лейб-медики применяют лечение от болезни легких!
— Яд?! — император резко поднялся, смяв руками хрупкие листы пергамента. — Ты считаешь, мою жену отравили?..
— Я видел все признаки действия одного из наиболее опасных растительных ядов, государь, — Эйрих тяжело вздохнул и провел рукой по влажному лбу. — Он медленно, но верно разрушает внутренние ткани… и от него нет противоядия, кроме немедленного извлечения из тела и тщательного промывания сразу после приема… увы!
— Значит, Марион умирает… — император тяжелой походкой подошел к приоткрытому на вечерний залив окну. — Когда?..
— Дней через пять, самое большее… — Эйрих с недоумением и возмущением смотрел в сгорбленную спину правителя огромной империи и, наконец, решился. — Государь, почему ты позволяешь им оставаться на свободе?!
Конрад медленно обернулся к нему, и в глазах императора Эйрих увидел знакомое выражение — то самое, которое было во время разговора о смерти Динео полгода назад.
— Потому что у меня нет иного выхода… и нет достойного наследника… и я не убийца, хотя знаю, что многие осуждают меня за это… ты тоже, Эйвинд?
Юноша стиснул руки перед грудью и сделал шаг вперед.
— Нет! Не нужно становиться убийцей, но ты вправе вершить правосудие! Я готов выступить свидетелем того, что слышал — ты на законных основаниях можешь взять преступников под стражу и заточить до конца жизни!
Конрад лишь слабо улыбнулся.
— Мальчик мой, кто поверит твоему слову против слова моего брата и дяди — верховного жреца Ланмарка?
— Так что же, ты позволишь убийцам и дальше уничтожать тех, кто тебе дорог?! — оторопел Эйрих, и уже совершенно не следил ни за тоном, ни за собственными словами. — И чем это кончится? Однажды тебя найдут с кинжалом в сердце в собственной спальне! Может, тебе и наплевать на жизнь, но подумай о тех, кто тебе служит, о тех, кто искренне любит тебя!!!
Услышав вопли Эйриха, в кабинет влетел граф де Вер с обнаженным мечом в руках.
— Хвала богам! Я опасался худшей картины… Что за крики, хранитель?
— Императрица умирает от яда, но я не могу достучаться до разума нашего повелителя, монсеньор! — Эйрих горестно взмахнул рукой и выбежал прочь.
Эту ночь он провел без сна, а утром, как обычно, но с еще более тяжелым сердцем, отправился на службу. Император появился, едва взошло солнце — гораздо раньше обычного. Возложив венок из свежих цветов на крышку саркофага, как он это делал ежедневно, Конрад не опустился на колени для заупокойной молитвы и общения с ушедшим возлюбленным, а повернулся в сторону наблюдающего за ним из пристройки юноши и подошел к нему.
— Вчера я вызвал из столицы двух опытных лекарей, Эйвинд. Оба подтвердили твой страшный диагноз…
— А придворные медики? Они столь беспечны, или в сговоре с преступниками?!
— Тссс, тише, не забывай, где мы… — без гнева и неудовольствия попросил император. — Я вновь обязан тебе, юноша… и хотел бы попросить об еще одном одолжении, — Конрад подвел хранителя к узкой каменной скамье у стены. Оба сели и некоторое время хранили молчание.
— Ты говорил, что хочешь мне поручить, — начал было Эйрих, но Конрад перебил его.
— Не поручить, не приказать, а именно попросить… судя по всему, ты сведущ в отравляющих веществах более моих лейб-медиков… поскольку диагноз подтвердился, и состояние леди Марион к утру ухудшилось, я бы не хотел заставлять ее мучиться еще несколько дней…
Эйрих нервно сглотнул, поняв, какая просьба готова сорваться с языка правителя — он не раз слышал подобное из уст поздних посетителей старика Огги. Иногда его учитель не отказывал.
— Все, что в моих силах, государь…
