- Знаю, Артиус Малестий, ещё бы мне не знать, ведь после вестготы пришли в твой город мимо земли моей, пограбив её, но немного, слава милостивым богам. А вот Массалии* * досталось по-крупному. Ибо осаждали варвары, что те, что другие город сей, но, только взяв измором горожан и легионеров, сумели ворваться внутрь стен неприступных Массалии великолепной. Бывал я в ней не раз, но множество, и дивился я убранству площадей её и храмов великих богов милосердных и грозных.
Но продолжай об источнике сём, прошу.
- Благодарствую за истинный реквием по Массалии моей, но продолжу, ибо не о ней хотел я говорить с тобою.
И примчался тут, аки молния, Квотриус, второй сын твой - бастард, и стал ну… эта, целовать сына твоего наследника, да в очи его пристально так вглядываться, словно чуда или команды коей добиться хотел от сына твоего - чародея и наследника. Но перед тем, как лобызания братские расточать, выхватил сын твой Квотриус это орудие и как закричит, да с ненавистью такой, воистину необузданною и грозною на нескольких солдат Божественного Кесаря: «Распять!». Три раза прокричал, после его на полуслове наследник твой Северус законнорожденный заткнул, уж извини. А после сыновья твои поцеловались, а солдаты те, на которых палочкой этой Квотриус показал, заорали, да на землю стали падать и корчиться, словно бы от неимовер…
- Понял я всё, Артиус.
От такого известия ошалевший Малефиций даже забыл про обычаи вежливости, установившиеся между всадниками - называть друг друга двумя именами, и добавил тише, словно для себя одного:
- Это дела семейные. Что ж, вместо одного сына-чародея боги даровали мне двух.
И разве это плохо? - зачем-то совсем тихо добавил он, верно, обращаясь к своим невесёлым думам…
… Да и какому отцу понравится, что и второй его сын - хоть и бастард, но любимый, не в пример всем остальным многочисленным бастардам, коих наплодил я почти каждой рабыне своей, раз моя любимая Госпожа наложница Нывгэ - Нина не могла больше зачать, стал таким же загадочным и невероятно опасным магом, как и первый сын, законный, наследник и Господин дома.
Вот только не пришёлся Северус своей внешностью и одеянием мне по сердцу - странный он, да и повадки у него… те ещё.
Отчего не расстаётся он с одеждой невиданной, да ещё и с позорящими род Снепиусов штанами?
Отчего вдруг возлюбил его Квотриус, до того знавший только Карру одну, уродливую толстуху сию, с которой последние два года почти и не спал?А, может, не спал и вовсе, мастурбациями обходясь. Часто слышал я по ночам шаги его мимо опочивальни моей, а наутро рабы прибирали, подметая засохшие пятна семени избрызрызженного, пол в прихожей комнатке. Облюбовал он её, верно, для занятий своих мужских, телу младому столь необходимых.
Ведь не помышлял Квотриус о любви к мужчине - это ж ясно, да хотя бы, из совместного посещения терм мною с тогда ещё единственным сыном - чурался Квотриус всего зазорного, и мужеложества в том числе, аж голову красивую свою отворачивал, ежели кому вдруг приспичит делом этим заняться поблизости в бассейне с иноземными массажистами развратными, всегда готовыми.
Вон, даже заказанная специально для него красивая, возбуждающая порнография, и та лежала забытая, словно бы и нет её, покуда в доме не появился Северус, вдыхающий воздух через тлеющие белые трубочки какие-то, да сорящий остатками их в библиотеке и приводящий воздух в ней в дымовую завесу, как при пожаре, не приведи Юпитер-Громовержец могучий! Испускает изо рта Северус горькие, едкие испарения, кои - странное дело! - по нраву пришлись вдруг Квотриусу, сыну любимому, из тех неведомых колдовских штуковин, рассматривая подолгу и с явным удовольствием эту самую порнографию.
На что она ему, коли он сам мужеложец и совратил брата своего, хорошо хоть, что не родного, а всего лишь сводного.
Всего лишь! Мало, что ли, одного отца им на двоих, чтобы сметь совокупляться с такими криками, что даже рабы в каморах своих слышат! Вот послали боги позор дому Снепиусов! И за что?
А теперь оказывается, что совсем испортил старший брат младшего - ворожбу творить научил, ну куда годится сие?
Выпороть обоих хорошо было бы за дурость и разврат, что в доме учиняют, так ведь нет, дёрнули меня демоны передать Господство над домом этому развратнику и чародею! Теперь ведь и не накажешь, как подобает отцу сына воспитывать - через задницу мозги вправлять, побивая её нещадно…
… Толпа, пошумев, разошлась - все пошли на привал в ожидании, когда кто-то самый смелый, а надо бы парочку, не подойдёт к колдовскому, словно бы и ненастоящему, но со вполне настоящей, ледяной, даже сладчащей водою, как почувствовали на себе окаченные ею легионеры, фонтану. Он всё с такой же силой бил из подземного источника некоего, а нужно набраться решимости по-настоящему, подставив пригоршни, попробовать на вкус странную воду.
Первым вызвался ходящий в чьём-то плаще, без одежды и лат, чтобы те просыхали, трубач, так и не протрубивший в рог, а протрубили тем временем за него, и сделал это сам Квотриус, когда увидел, как, словно стадо тупых баранов, избивает бичом легионеров, здоровых, наетых мужиков его отец, воистину великий полководец.
Квотриус и хотел пойти вторым, но его удержал внезапно сам подошедший, взявшийся, кажется, из воздуха, как он умеет это делать, Северус, сказав:
- К тебе, о Квотриус мой драгоценный, любимый больше, нежели радость жизни моей, показавшему чародейство своё, а, значит, тоже магу, бывшие собратья по оружию и славным былым походам теперь будут относиться по-иному, не так, как прежде. И не стоит больше сегодня тебе, любовь моя, привлекать излишнее внимание к себе, ибо толпа вся видела и могла бы сообразить, что чародеев двое, а волшебное оружие у нас одно.
Теперь те трое, окончательно пришедшие в себя солдаты, к которым применено было тобою, прекрасноликий, звездоокий мой, Распятие - мука презлейшая - могут подстеречь тебя, о Квотриус, когда будешь один ты и учинить над тобою, только с гладиусом и пуго, но одним против троих, жестокую шутку некую.
- Что же посметь могут соделать солдаты простые супротив всадника потомственного, о Северус, говорящий обо мне, недостойном полукровке, слова таковые, от коих сердце бьётся чаще и дыхание останавливается?
- На большее, чем простое избиение они не пойдут - всё-таки, Квотриус, ты - сын их полководца, но избить могут сильно и без следов, синяков там всяких, царапин и прочей ерунды, просто отбив почки или сломав пару рёбер, а потом не докажешь ты, что напали на тебя здоровяки те.
Скажут они, что не ведают ничего, а сам ты с обрыва в овраг свалился и покалечился. Ведь бритты они, попросту дикари, почти как и те, кого идут воевать, убивать и насиловать, ну и грабить, разумеется.
