Сквозняк туннеля под землей вонзал острые иглы в оголившиеся бёдра Грейнджер, пока она семенила вперёд. Палочка была наготове. И когда она вошла в подвал хижины, то задрала голову вверх, чётко услышав очередной крик.
Голые пятки стучали по лестницам, пока она бежала вверх, перебирая в голове сюжеты, которые сейчас должна увидеть. И каждый из них был ужасным.
Шагнув в гостиную, Гермиона даже не сразу поняла, что происходит. Драко сидел на коленях в согнутом положении, полуголый, в одних брюках. Он держался за руку, на которой чернела метка. Он царапал её ногтями, скуля от боли.
— Малфой? — она сорвалась к нему. Присев на корточки, положила ладонь на его плечо и сразу убрала. Настолько его кожа была горячей.
Это была ошибка.
Фатальная.
Мощная, как и удар магии, полетевший в неё…
Грейнджер, не удержавшись, упала вниз, разбивая лицо об пол. Она почувствовала, как лопнула губа и как сильно защипало на скуле и в носу. Гермиона перевернулась на спину и даже не успела притянуть пальцы к повреждениям, как её лицо грубо схватил Драко.
Она сжала палочку в надежде выстрелить в него петрификусом, но древко вырвалось из её кулака и отлетело в сторону.
Вот теперь ей стало по-настоящему страшно.
В этой кромешной тьме, где свет луны выделял угол комнаты, бросая на них тени, Малфой выглядит жутко. Сгорбившись над ней, одной рукой он сжимал подбородок Гермионы, вторую поставив слева от её лица. Казалось, она слышала, как он скрёб ногтями по дощатому полу.
Её грудь быстро-быстро вздымалась, изо рта вырывалось горячее дыхание, которое доставало до его длинной челки, колыша её в стороны. Драко осматривал лицо Гермионы с ненавистью в глазах. Брови сведены в гримасе ярости, а пальцы всё сильнее сжимали челюсть. Он провёл рукой по её губам, размазывая кровь по скулам, и подушечкой большого пальца намеренно задел ранку на губе, вонзив в него ноготь. Гермиона не сдержалась и замычала.
— Больно? — прохрипел он. — Как и мне, когда ты трогаешь меня своими блядскими руками.
Только сейчас, сквозь весь этот пиздец, Грейнджер поняла двусмысленность их позы. Он — между её разведённых ног, прижимает к полу, когда на ней одна майка и белье. Господи. Ей стало так противно, что скопившаяся молочная кислота в мышцах заставила её дёрнуться в попытке скинуть его с себя. Но в ту же секунду тело сковало знакомым, но почти забытым ощущением. Заклинанием петрификуса.
«Он даже вслух это не произнёс…»
Драко в последний раз посмотрел ей в глаза и встал с пола, оставив её в этой замершей позе. Она видела перед собой только потолок. Слышала всё вокруг, даже собственное сердце, которое билось о внутреннюю стенку рёбер.
— Грейнджер, ты в своём репертуаре, — сказал он, и Гермиона услышала шорох ткани. Он подошёл к ней и посмотрел сверху вниз, натягивая на себя белую рубашку, пачкая её кровью с исцарапанного предплечья. — Узнала мою маленькую тайну и прибежала проверить, не натворю ли я здесь дел?
Она видела его лицо, видела, как он пытался скрыть боль. Внимание само, как рыба пастью за крюк, зацепилось за его глаза. Очень тёмные в этом полумраке, практически чёрные, злые, как у бойцовской собаки.
Он молча застёгивал манжеты, хмуря брови, и заправлял рубашку в брюки. Размяв шею, он склонил голову и присел перед ней на корточки.
Боже.
— Если ты думаешь как все… — он сделал паузу, — что я пожиратель смерти и хочу продолжить дело этого безносого ублюдка, то я тебя разочарую, Грейнджер. Я его блядски ненавижу.
Теперь его лицо стало невозмутимым. Глаза — непробиваемые, уставшие, с тёмными синяками под ними. Он осмотрел её с головы до ног и остановился на нижней части тела. Гермионе стало неловко. У неё не было ни времени, ни даже мысли потратить хоть мгновение на то, чтобы одеться, когда она решила сюда прибежать. И чем в итоге всё закончилось?
— Салазар, тебе что, десять? — он перевёл взгляд обратно на её лицо. — Трусы в сердечках?
Поднявшись, Драко развернулся, чтобы уйти. Но перед тем, как он спустился в подвал, Гермиона чётко услышала его громкую усмешку.
— Если захочешь всем рассказать обо всем, что узнала — валяй. Мне без разницы, где сдохнуть…
Первая слеза ошпарила кожу, пока она слушала, как он спускался вниз.
«Просто дура…»
Она ненавидела себя сейчас. Ненавидела свою гриффиндорскую кровь, которая принуждала помогать всем на своём пути. Малфой помощи не достоин. Не достоин внимания ни на секунду её времени. Гермиона сделала очередную ошибку, предположив, что его нужно спасти. Малфой справлялся сам, как оказалось.
Не было в этой хижине ни подтекста. Ни злых умыслов. Он приходил сюда изгонять внутренних демонов, которых у него было в переизбытке.
Как и у них всех. Просто Малфой умело это скрывал.
Скрывал в своих безжизненных пустых глазах. И душа у него за этими серыми стёклами такая же пустая и изломленная. Таким взглядом — только оставлять ожоги. От такого взгляда нужно отворачиваться, чтобы не попасть в ловушку и не сгореть с ним за компанию.
Её тело расслабилось, скинув с себя заклятие. Грейнджер облизнула губу, на которой уже появилась запекшаяся корочка крови. Ей не холодно. Ей, блять, никак. Опять…
К её удивлению, в школу она вернулась так же незамеченной. Еле-еле перебирая ногами, добралась до душевой. Боль била по всему телу не хуже долбанного взгляда Малфоя. Уже под струями горячей воды Гермиона осела на холодный кафель усталой куклой с гнущимися в разные стороны конечностями. Жёсткой мочалкой она с силой соскабливала с себя верхний слой кожи, до которого дотягивался блядский взгляд Малфоя.
Забыть.
Стереть.
И подумать обо всём завтра.
Нет. Некоторые шрамы не затягиваются. Не у всех. Не у тех, кто от этого избавиться не хотел. И это их проблемы. Не её. Не её, Мерлин…
***
Первые дни после случившегося ей ловко удавалось скрывать синяки на лице под толстым слоем тональника. Бадьян справился со своей задачей на сто процентов, затянув трещинку на губе, оставив после небольшой розовый шрамик.
Шрамом больше. Шрамом меньше. Какая разница? Всего лишь напоминание, что не стоило нырять с головой туда, где её не ждали.
Они с Пенси сдали эссе одними из первых, удовлетворённо согласившись друг с другом, что поняли всю суть задания. Паркинсон сдержала обещание, данное тогда на лестнице — что в их отношениях не будет перемен. И подругами они не стали. Так… знакомыми, которые теперь здоровались и изредка обращались по имени.
Гарри каждый день пропадал на поле для квиддича. Только Грейнджер знала причину, почему ему в воздухе легче. В воздухе его руки не дрожали. И когда он тянулся за снитчем, пальцы ровно ложились на золотой мяч. В воздухе Гарри чувствовал себя «нормальным».
Вторая неделя сентября оказалась на удивление тёплой. Даже профессор Стебель назвала это аномалией. Ученики предпочитали оставаться на улице подольше и нехотя возвращались в холодные стены замка.
Грейнджер так же пользовалась этой возможностью. Сидя во дворе, расстелив мантию на траве, она читала книгу, которую ей послала Джинни. Дурацкий любовный роман. Почти на каждой странице Гермиона закатывала глаза от всей несуразицы и клишированных ситуаций, в которых оказывались будущие возлюбленные.
Она не понимала логику девушки, по уши влюбленной в своего начальника — тот вообще не цеплял Гермиону. Он казался ей холодным, злым и надменным. Автор ярко выделял его образ богатого и красивого мужчины. Ей хотелось хохотать от этого. В жизни так не бывает! Но она признавалась себе, что этот роман её действительно отвлекал от ненужных мыслей, заставлял улыбаться, по-идиотски так…
Внезапно она услышала щелчок у себя над головой и посмотрела вверх, где над ней на балконе появилась рука, сжимающая сигарету. И всё оборвалось. Она запомнила каждую складочку кожи на этих длинных пальцах, пока они застёгивали манжеты на рубашке.
Гермиона потянула носом, на удивление чувствуя вишнёвый запах дыма. Она даже не знала, что сигареты бывают со вкусом. Ей больше не хотелось смотреть вверх. Не хотелось, чтобы он её заметил.
