ДВА БЕГУНА
Хэнк и Джерри гнали машину всю ночь, лишь ранним утром сделав остановку, чтобы позавтракать в забегаловке «У Дэнни». Потом ехали закоулками, выехали из городка и свернули на грунтовую дорогу, которую Хэнк разведал месяца два назад. Отъехав от развилки подальше, припарковались. Хэнк завернул винтовку в солдатское одеяло, потому что посреди лета ни на что сезона не было. Сверток все равно выглядел весьма подозрительно, и, продираясь сквозь кусты, Хэнк прошептал Джерри:
– Ты, того-этого – поглядывай.
Джерри кивнул и заозирался. Ему было двадцать, а с Хэнком он познакомился год назад. Три раза он уже с Хэнком ездил и многому научился. А Хэнк это дело практикует уже, что-нибудь, лет десять. У него аккуратная бородка и на глазах почти всегда зеркальные очки. Через всю грудь татуировка: «ОХОТНИК». Джерри подумывает, не сделать ли такую и себе.
Джерри указал на олений помет. Впрочем, катышки черные и здорово подсохли.
– Когда я был пацаном, папаша браконьерил и частенько брал меня с собой, – сказал Хэнк. – Он говорил, ему не интересно, да и вообще неправильно стрелять кого-нибудь, когда можно.
Поодаль от дороги бежал ручей, и они вышли на его берег. Джерри старался не отставать от Хэнка, который шагал широко и решительно. Пройдя с милю или около того, они поднялись на небольшой взгорок, с которого открывалась дорога.
Хэнк развернул винтовку и проверил прицел.
– Тут непременно что-то будет, – сказал он.
– Ты уверен?
На две или три секунды Хэнк задержал взгляд на Джерри, но ничего не ответил. Потом продолжил проверку оружия.
– Ты как думаешь, выстрел кто-нибудь услышит?
– Не исключено. Хотя от населенного пункта мы в пяти милях. К тому времени, когда кто-нибудь придет проверять (если придет), мы сядем в машину и уедем.
– А все ж таки, наверное, придется в темпе возвращаться.
Снова Хэнк не ответил. Повращал головой и прочистил горло. Начинало припекать. Джерри хотел сидеть так же неподвижно, как Хэнк, но это оказалось нелегко. Поймал себя на том, что отламывает ветки, кромсает их на куски, а потом вкапывает сапогами в грязь.
В конце концов он вынул нож и принялся разглядывать лезвие. Накануне вечером Хэнк заточил его под идеальным углом.
– Слушай, – сказал Хэнк.
Джерри поднял взгляд и склонил голову на сторону. Тут он услышал шум, доносящийся с дороги внизу. Вскоре показался мужчина в синих трусах и синей бейсбольной кепке. Он бежал быстрой трусцой. Джерри поглядел на Хэнка – что тот будет делать, – но Хэнк смотрел на мужчину безучастно. Когда мужчина пробежал, Джерри сказал:
– А можно мне подержать винтовку? Хэнк посмотрел на Джерри скептически.
– Думаешь, ты уже готов?
– Ты говорил, что в этот раз, может быть, разрешишь мне стрельнуть.
– Вот именно.
Я сказал «может быть». После некоторой паузы Хэнк передал винтовку Джерри.
– Ну, ладно, – сказал Хэнк. – Но ты уж лучше будь наготове. И лучше не медли ни секунды.
– Ништяк.
Они подождали еще с четверть часа. Джерри перекладывал винтовку из руки в руку, прицеливался то в камень, то в какую-нибудь ветку. У него было такое чувство, что ничего уже не произойдет, и в нем нарастало горькое разочарование. Тут он заметил, что Хэнк замер в полной неподвижности и устремил взгляд вниз, на изгиб дороги. Через миг в поле зрения появилась она. Только что она бежала довольно быстро, но вот пошла потише, чуть не шагом, а потом и совсем остановилась, словно почуяв опасность. Она еще была не слишком-то к ним близко, но Джерри казалось, что он видит, как у нее раздуваются ноздри.
– Давай, – прошипел Хэнк.
Джерри не раз принимал участие в том, что делает Хэнк, насмотрелся и теперь применил знания на практике. Он вскинул винтовку к плечу, закрыл один глаз, прицелился в точку, что в нескольких дюймах над головой, и положил палец на спуск. Он не промедлил. Нажал, как учили, и винтовка выстрелила. Она упала.
Секунду Джерри не мог шевельнуться. Хэнк был уже на ногах, бежал со взгорка вниз. Обернувшись, сказал:
– Нож, нож давай.
Джерри кивнул и поднялся. Завернул винтовку в одеяло, вынул из ножен нож и вприпрыжку бросился за Хэнком.
Она лежала поперек обочины, полголовы ей снесло. Один из ее тусклых карих глаз был виден, и, заглянув в него, Джерри почувствовал, как стало горячо в животе. Хэнк встал на колени и быстро резал – от горла через ребра к животу. Вскрыл ребра, просунул руку и вытянул сердце. Потом пошуровал вокруг ножом, чтобы окончательно отделить. Джерри достал у него из кармана пластиковый пакет, и Хэнк опустил туда сердце.
– Ну вот, это ты съешь, – сказал Хэнк. – Теперь, когда ты сумел убить, придется приобщиться.
– Не знаю, – сказал Джерри.
Он понимал, что для Хэнка во всем, что они делают, главное – процесс съедания сердца, но для Джерри это не так. Для него вся радость в подготовке. Ему нравится долгая езда от их городка к тому месту, где они задумали кого-нибудь убить. Ему нравится, как Хэнк рассказывает о других охотах и других событиях своей жизни. Ему нравится, что они всегда завтракают, едва рассветет, нравится, как пища пробуждает и придает сил на день. Еще ему нравится идти по лесу и ждать, хотя ожидание всегда кажется таким долгим, что он едва выдерживает. А потом – выстрел, громкий и тяжкий, и – мгновенное чувство освобождения. Все, что после этого, попадает уже в какую-то, что ли, мертвую зону.
– Давай, – сказал Хэнк. – Шевели копытами. Пока еще до грузовика доберемся.
Джерри встал. Хэнк уже вовсю шагал по дороге. Джерри глянул еще раз – на кровь из ее головы, лужей стоящую на плотном грунте, на язык, высунутый между зубов. Поглядел на разрез, который проделал в ней Хэнк, на то, как сквозь него виднеются кишки, и как они вздрагивают внутри. Что он при этом чувствовал, он не понял, но решил, что если Хэнк сочтет важным, чтобы он съел сердце, ну, тогда, что ж – ништяк, он попытается.
Когда мы познакомились (сто лет назад), я в жизни не подумал бы взять его женщину. Он был куда удачливей всех нас и был у нас первый заводила.
– Слышь, ты, – говорил он. – Ты лучше делай, как я. Бери пример со львов. Львы знают, что все это дело – лотерея. Бросайся, и когда-нибудь что-нибудь схватишь. Тогда наешься.
Такая аналогия мне не нравилась, потому что я и тогда мяса не ел. Потом – он что, не знает, что у львов охотятся самки!
Он был сильный, представительный, с золотой гривой, и в его маленькой однокомнатной квартирке всегда пахло только что сломанной целкой.
Но теперь, вернувшись в этот город, я нашел его постаревшим. Его волосы поредели и стали короче, контур тела расплылся, скулы помягчели, зубы, когда-то жемчужные, потускнели. Он – больше не охотник. У него теперь только одна женщина, вся костлявая, рыжая и патлатая. Ценность ей придает только то, что она принадлежит ему. И вот, сижу в их единственной комнате. А она то эту ногу на ту закинет, то ту на эту, и такие у нее икры – вроде как слишком резко очерченные.
