Она сегодня без рожек. У неё объёмный пучок-бублик — вполне скромный и деловой. Но пушистый локон, что сбегает задорным ручейком по длинной шее, делает её всё той же инопланетянкой. Только антенны спрятались.
В дверях Лунина сталкивается с Геной. Я вижу, как цепко сканирует её безопасник.
— Кто такая? — спрашивает он, дождавшись её ухода. Я вижу его хмурый взгляд и насупленные брови. — Где-то я её видел.
— Не сочиняй, — охлаждаю привычную подозрительность. — Она просто сотрудница. Даже не выдающаяся какая-то публичная дива, а всего лишь офис-менеджер. Займись лучше делом.
Гена качает головой. Он профи. За это отец его и держит. Но вряд ли он мог где-то сталкиваться с Луниной.
— Ты точно уверен, что твоя Кристина Генриховна не маньячка? — спрашивает он у меня через полчаса. — Такое впечатление, что у неё паранойя. Весь офис в игрушках. Обвешала, как новогоднюю ёлку.
— Это удобно, — возражаю я, хотя в глубине души считаю, что бывшая владелица явно палку перегнула. — И я бы не хотел избавиться полностью от этого добра. Всего лишь перераспределить силы. Убрать лишнее. Особенно из моего кабинета.
Гена пустых вопросов не задаёт, кивает в ответ.
— Я вызову тогда пару толковых ребят. Одному мне не справиться быстро.
— Особенно у секретарши моей пошерстите. По-моему, она тоже играет в шпионов и имеет доступ к камерам. Во-первых, нужно лишить её такого бесплатного удовольствия, а во-вторых, не желаю, чтобы она следила за мной. Из любопытства ли или по чьему-то приказу. Судя по всему, Генриховна чересчур доверяла этой змее, раз позволила шпионить.
Гена смотрит на меня с прищуром.
— Думаю, всё намного проще. Вы, такие занятые и вечно куда-то спешащие, перекладываете часть обязанностей на подчинённых. Скорей всего, бывшая хозяйка слоновника поручила помощнице установить камеры, а та выполнила её распоряжение с широким размахом и творческим подходом.
Может, и так. Для меня сейчас важно избавиться от лишних глаз. И я в который раз думаю, что повесил на шею ярмо. Стал владельцем ненужного мне агентства только потому, что маньячка Овербек наотрез отказывалась закрыть своё драгоценное детище. Носилась с ним, как курица с яйцом.
Мои невесёлые размышления прерывает телефонный звонок.
— Дима! — кричит возбуждённо Марго. — Не желаешь ли оттянуться? У нас тут весело, йоуу! — она перекрикивает музыку, а это значит — зависает в клубе. Уже слегка пьяная и весёлая. — Морозова прощается с девственностью! А я жду тебя, ты не поверишь! А не придёшь, я охмурю твоего милого братца!
Я глухо кашляю в кулак: её придурковатая подружка Морозова распрощалась с невинностью много лет назад, а что касается моего шального братца, то ещё вопрос, кто кого охмурит.
— Сегодня теряйте девственность без меня, — говорю твёрдо. В висках бьётся боль. Я устал, как собака. А мне ещё предстоит нанести визит вежливости отцу: он звонил днём, распинал за долгое отсутствие и выкрутил руки, взяв с меня обещание поужинать за тёплым семейным столом. Видимо, Илье удалось избежать этой участи. Или брат просто забил. Он может. Я — нет.
— Справитесь без меня? — спрашиваю Гену, ловлю очередной кивок в ответ и, дождавшись приезда его парней, отчаливаю со спокойной душой. На Гену можно положиться: уж если за что он берётся, то делает всё основательно.
Я подъезжаю к отцовскому дому после восьми.
— Ты опоздал, — звучит как обвинение, но к отцовской жёсткости я привык.
— Дима! — кидается ко мне рыжий вихрь — Иван-младший, брат по отцу. Он цепляется за меня как обезьянка. Для одиннадцатилетнего пацана слишком избалован и горяч, но я люблю его и балую вместе со всеми.
— Привет, Рыжик, — бью раскрытой ладонью в его ладонь и ловлю напряжённый взгляд мачехи. Застыла изваянием. Следит за каждым моим жестом. Моя бывшая одноклассница Сашка. Рыжая бестия. Моя первая любовь. Но какое это сейчас имеет значение?
14. Ника
Хоть внешне это никак не проявляется, внутри я киплю и булькаю, как забытый на плите суп. Годы бесполезной борьбы с отцом закалили меня, но иногда прятать Лунинский темперамент — нелёгкая задача. Я пытаюсь успокоиться, абстрагироваться, нырнуть поглубже в себя и зарыться в водоросли собственной души.
Пока медитирую, справляясь со злостью к Драконищу, бесцельно меряю шагами тротуар. Егор не любит, когда я сижу дома за компьютером. Именно поэтому я задерживаюсь в офисе. У моего Лунохода пунктик: приходя домой, забывай о работе и наслаждайся общением. Но сегодня форс-мажор. Придётся ему потерпеть.
Народ спешит с работы, на остановке — аншлаг. Духота и давка — вот что ждёт меня. Может, поэтому люблю возвращаться домой вечером, попозже, когда основная масса народа уже наслаждается домашним уютом. Вздыхаю, посылаю Драконову горячие лучи добра от всей широты моего возмущённого сердца, и вместо того, чтобы сесть в маршрутку, достаю телефон. Ну, раз уж освободилась пара часов, почему бы не использовать их на другое, не менее горящее дело?
— Давай встретимся. Сейчас, — говорю, как только сестра отвечает. — Приезжай в кафе «Луч», — читаю вывеску заведения через дорогу. Я иногда бегаю туда на обед.
Пока жду Тину, заказываю кофе и слушаю медленную тягучую музыку. В «Луче» уютно даже вечером: на столиках зажигают разноцветные фонарики, народ сюда приходит шумный весёлый. Мне нравится окунаться в разговорный гул, смех и бесконечно льющиеся из динамиков песни.
Я вдруг понимаю, что пахала сегодня без перерыва и от голода готова сожрать слона. Или дракона. Заказываю и успеваю откусить первый кусок пиццы — горячей, с пылу с жару, с тягучим расплавленным сыром сверху — всё, как я люблю, когда на стул напротив плюхается моя идеальная сестра.
За то время, что я её не видела, она похорошела ещё больше. Тине двадцать пять — на два года больше, чем мне. По-хорошему, ей и впрямь пора остепениться, выйти замуж. Может, отец не так уж и не прав, когда заговорил об этом. Но Валентина считает по-другому.
К слову, она терпеть не может своё имя. Поэтому — загадочное Тина вместо, на её взгляд, простоватого имени, данного ей при рождении. Она его и стесняется, и ненавидит. И сменила бы давно, если б так не трусила перед отцом.
— Ты в своём репертуаре, — сразу же начинает с обвинений сестра. — То слова от тебя не дождёшься, то мчись куда-то на ночь глядя, потому что тебе приспичило.
— И я тебя очень рада видеть, Тина, — мягко вклиниваюсь в её страстный монолог. Тину ненадолго перемыкает. Она зависает, как компьютер, а затем жмёт на внутренний «резет», перегружается и фыркает. Наконец-то похожа на себя. На ту девочку, с которой мы росли вместе. С неё слетает налёт капризной избалованной девы. Глаза блестят, на губах — искренняя улыбка. И она становится ещё красивее, если такое возможно.
— Пицца? На ночь? — из неё так и прёт азарт, и вот она уже цапает кусок побольше и, закрыв глаза, с наслаждением откусывает. — М-м-м-м… Вкушнотищща какая, — шепелявит она с полным ртом, жуёт и вздыхает: — Вот скажи: почему всё вредное такое вкусное?
— Потому что. Рассказывай в деталях, — командую я, заказывая зелёный чай. Под жирную пиццу — самое то.
Тина делает страдальческие глаза. Брови у неё ломаются, как у печального Пьеро. В этом она вся: непостоянная, вечно меняющаяся. То холодная, то горячая, как контрастный душ. То бурлящая, то спокойная, как море. Изменчивость — её второе «я». И не каждому дано привыкнуть к её вечным заскокам.
— Рассказывать толком не о чём. Папуля скрытничает. Смотрины вслепую. Он сделал всё, чтобы я с крючка не сорвалась, как в прошлый раз.
О, да, это не первый крестовый поход за женихом для Тины. Три года назад папуля нашёл для неё «золотого мальчика из хорошей семьи». Попытка number one закончилась трагическим фарсом: золотой мальчик тоже не горел желанием жениться и променял красивую и перспективную Тинку на банальные дензнаки. Сестра купила свободу. Жених с радостью продался и свалил в Европу, подальше от скандала и бывшей невесты.
