И кот.
То немногое, что я видела вчера вечером, когда снимала обувь и выбирала первый попавшийся дверной проем, который, казалось, вел в ванную, выглядело точно так же. Глянцевая квартира высокого класса. Полы из твердой древесины, которые наверняка не были изготовлены заранее, а, скорее всего, вырезаны из какого-нибудь экзотического дерева и окрашены на месте. Виды за миллион долларов. Все по индивидуальному заказу.
Я думаю, что кот, возможно, просто одержим мной, потому что он все ещё смотрит на меня. Он толстый. И оранжевый. Очень милый. Просто в этой квартире ему не место. Это как найти белого медведя на тропическом острове.
В детстве у нас не было домашних животных. У моего отца была аллергия. По крайней мере, так говорила моя мама. Честно говоря, я думаю, что она просто была занята мной и моей сестрой. В основном мной, если честно. Вайолет была идеальной, а я была сорванцом.
Боже, я надеюсь, что то, что я была сорванцом, проскочит через поколение.
Входит Кайл с чашкой кофе. На нем пижамные штаны, которые низко сидят на бёдрах, и он без рубашки. Господи Иисусе, почему у него такой хороший пресс? Почему он не может надеть рубашку, черт возьми? Очень красивые руки. Как будто у него есть мускул, который проходит по верхней части предплечья до того места, где он держит кофе, и это действительно привлекает меня.
Боже правый.
Мне нужен Иисус.
Интересно, не слишком ли поздно вступить в монастырь? Интересно, пустят ли они туда беременную женщину? Например, если я объясню всю эту историю с диетой и откажусь от греха?
Да, наверное, уже слишком поздно для этого.
Кроме того, это звучит очень скучно. Наверняка им даже не разрешают хранить фотографии полуголых мужчин, чтобы мастурбировать на них в удобное для себя время.
Бл*дь. Гормоны.
— У тебя есть кот, — говорю я, отрывая взгляд от груди Кайла.
— У меня нет кота.
— Он вон там. — Я показываю на кота. — Конечно, ты его видишь.
— Это Таббс. Это кот Керриган.
— Она здесь живёт? Керриган? — Я в замешательстве смотрю на дверной проем, ожидая, что она вот-вот ворвется, пока я размышляю о том, как сильно, должно быть, эхо в отделанной мрамором ванной комнате Кайла. Где я, черт возьми, нахожусь? Он привез меня к своим родителям?
— Нет. — Он качает головой. — У меня есть комната для нее на случай, если она захочет остаться, но сейчас она живёт в общежитии.
— Тогда почему Таббс здесь?
— Потому что они не пускают кошек в общежитие? — Кайл смотрит на меня так, будто у меня приступ психоза.
— Нет, я имею в виду, почему он не у твоих родителей… — Я перебиваю себя. Его родители умерли, вспомнила я. Это была одна из немногих вещей, которые я могла узнать о Кайле в интернете. Тактично, Дейзи. — Почему он такой толстый? — спрашиваю я. — Он, наверное, весит килограммов двадцать. — Серьезно, кот — это огромная оранжевая труба. С очаровательным розовым носом и белым животом, о чем я теперь знаю, потому что он наконец перестал пялиться на меня, чтобы перевернуться на спину и выставить перед собой толстые зефирные лапы.
— Восемь, — говорит Кайл после паузы. Он Определённо уловил мою промашку насчет его родителей. — В нём всего восемь килограммов. Не хочешь кофе?
Всего восемь килограммов. Он говорит это так, будто кот не является кандидатом в Анонимные Пухлики. Такой вид безумной поддержки будет очень кстати, когда я стану похожа на баскетбольный мяч во время беременности. Счастливчик Таббс.
— Нет, спасибо. — Я отмахнулась от предложения. — Мне нельзя пить кофеин. Или совсем немного, примерно чашка в день или что-то в этом роде, так что я в основном просто избегаю его.
— О. — На мгновение он выглядит удивленным, как будто условия вынашивания человека никогда не приходили ему в голову. Я уверена, что мое лицо выглядело точно так же, когда я пришла к своему врачу, чтобы подтвердить, что все три домашних теста на беременность были точными, и ушла со списком того, что мне больше нельзя употреблять.
— Сколько лет Керриган? — спрашиваю я, пытаясь собрать все воедино. Насколько я помню, его родители скончались не так давно. Небольшая авиакатастрофа, что-то около пяти лет назад. Я думаю, что Кайл должен был уже вступить во взрослую жизнь, когда потерял их. Я не знала, что Керриган была намного младше, должно быть, она была несовершеннолетней, когда они умерли.
— Восемнадцать. Она первокурсница в Пенсильванском университете.
Восемнадцать. О, Боже. Значит, ей было около тринадцати, когда она потеряла родителей? Кайл упомянул, что у него есть спальня для нее. И её кот. Значит, он взял на себя ответственность за воспитание сестры после того, как они потеряли родителей? Девочка-подросток, когда он был в самом расцвете холостяцкой жизни. Может, он не полный мудак? Может, дело во мне? Может, во мне есть что-то такое, что превращает даже самых милых парней в яростных мудаков? Он был милым, вплоть до того момента, как украл мою камеру и ушел, не попрощавшись. Так что, кроме этого, он был милым.
А потом я сорвала вечеринку и создала ему кучу проблем, выдавая себя за его невесту, так что, может быть, мы даже доставляем друг другу неудобства?
Боже, все это так запутано. Виноваты гормоны. В любом случае, мне пора идти. Я выполнила свой долг и уведомила его. Я ухожу из этого бардака. На этой неделе у меня конференция, а сегодня я хочу поработать над статьей в блоге.
— Ладно, я пойду, — говорю я ему, сбрасывая одеяло.
— Извини?
— Я возьму Uber, тебе не нужно одеваться. Хотя рубашка тебя бы не убила.
— Так дело не пойдет, Дейзи. — Он смотрит на меня через край кофейной чашки, на его лице выражение удивления, затем он слегка качает головой и смеётся, что больше похоже на выдох воздуха. Даже Таббс смотрит на меня серьезным кошачьим взглядом.
— Неужели?
— Даже близко нет. Ты сумасшедшая, если думаешь, что я спущу с тебя глаз.
— Оу. — Я кладу руку на сердце, когда мои ноги опускаются на пол. — Как романтично. Но я буду в порядке сама по себе, уверяю тебя. Но есть одна вещь, которую ты мог бы сделать для меня.
— Одна вещь, — медленно повторяет он. — Что это? — спрашивает он, сузив глаза, как будто это я подозрительная из нас двоих. Пфф.
— Я бы хотела вернуть свою камеру.
Он моргает, на его лице появляется отблеск удивления, как будто он забыл о ней, но потом он пожимает плечами. — Конечно. Ты можешь забрать ее. После того, как мы поедим.
— Я не голодна.
Вот только. Кроме того, что я умираю от голода, и мой желудок выбрал этот момент, чтобы громко протестовать против всей лжи о том, что я не хочу есть. Кайл приподнимает брови, как будто желая ещё больше уличить меня во лжи.
Я громко вздыхаю.
— Ладно.
8
Кайл
— Объясни мне, почему я должна идти на бранч? В одежде твоей сестры? Это совсем не странно, между прочим. Совсем нет.
Мы едем в лифте в моем доме, и Дейзи не перестает жаловаться на протяжении всего спуска в вестибюль. Сорок этажей. К счастью, мы одни. Лифт остановился на тридцать втором этаже. Парень, которого я несколько раз видел в спортзале, взглянул на Дейзи — которая была в процессе одного из своих враждебных джазовых движений руками — и отошел назад, кивнув мне головой, как бы говоря: "Удачи, приятель. Я сяду в следующий лифт.”
— Потому что нам нужно поесть, а вчерашнее платье не подходит для позднего завтрака. И потому что одна из нас заснула в четверть десятого, не успев обсудить наше затруднительное положение.
— Потому что одна из нас беременна. Это изнурительно. И мы не в затруднительном положении. Сейчас двадцать первый век, и, как я тебе только что объяснила, у меня все под контролем. Ты мне не нужен.
Хм.
Не нужен.
— Я мог бы обойтись и без твоего мнения, Дейзи, — бормочу я, когда лифт, наконец, достигает вестибюля. Я никогда раньше не замечал, сколько слов можно впихнуть в этот спуск.
