— Я не странная, а рассеянная, — поправила его она, забрав у него туфли.
— Ах вот как? Ты опаздываешь на групповую терапию, потом начинаешь говорить о сексе с мистером Сексуальным Маньяком, а потом уходишь без обуви. И с каких это пор ты начала делать педикюр? С тобой явно что-то не так.
— О чем ты говоришь? Я не делаю педи…
Эмма опустила глаза на свои ноги, и ее голос затих. Она прерывисто выдохнула, и почувствовала, как у нее онемело все тело.
Ее любимое ощущение.
Туфли выскользнули у нее из пальцев и со стуком упали на пол.
— Эм? Эм? Эмма? Ты в порядке? Эй, Эмма, приём! Приём!
Этим утром она так торопилась. Даже не посмотрелась в зеркало, не взглянула на себя. Не обратила внимания. Иногда она задавалась вопросом, а обращала ли она вообще когда-нибудь внимание.
— Серьезно, Эм, это всего лишь ноги. Аууууууууу?
Она не ответила. В это мгновение ее даже не существовало. Вся ее вселенная сосредоточилась на десяти пальцах ног. На десяти ногтях, которые с профессиональной точностью были окрашены в глубокий, насыщенный фиолетовый цвет.
— Эмма! — Райан положил руки ей на бедра и слегка встряхнул. — Что с тобой? С ними что-то не так?
Эмма ни разу в жизни не красила ногти на ногах. Конечно, раньше она делала педикюр, но не в последнее время. Возможно, у нее были проблемы с мечтами и действительностью. Ее реальная и воображаемая жизни иногда пересекались. Но, в конце концов, Эмма знала, что реально, а что нет.
Она знала, что не красила ногти, и была абсолютно уверена, что ни Джерри, ни Марго не пришло бы в голову пробраться к ней в комнату, чтобы их накрасить. Оставался только один человек. Один человек, одержимый навязчивой идеей оставить на ней свой след. Один человек, который сейчас должен был находиться на другом конце страны.
Один человек, который велел ей ждать знака.
ЧЁРЧ
Я ещё не закончил.
Но уже очень к этому близок.
И мне определенно надоело ждать.
Надоело играть в игры.
Надоело слушать всех, кроме себя.
Надоело молчать.
8
Эмма сидела на диване в кабинете, подтянув к груди колени. Ей не хотелось находиться в его комнате, ей хотелось тишины. Пустоты. Она уставилась на свои пальцы. На идеально нанесённый лак.
«Я никак не могла сделать это сама и не вспомнить. Не во сне. Не так безупречно. Это невозможно».
— Ужин через час, — бросила Марго, проходя мимо двери.
— Можно тебя кое о чем спросить? — крикнула в ответ Эмма, напугав их обоих.
Марго обернулась и заглянула в кабинет.
— В чем дело? — с подозрением спросила она.
Эмма решила, что это не удивительно. Теперь они с Марго разговаривали только в случае крайней необходимости.
— Я просто… пытаюсь кое-что понять, — решила она польстить тщеславию матери. — И я подумала, может, ты сможешь мне помочь.
— Что ж, попробую, если ты не будешь грубить, — вздохнула Марго и, прошествовав в комнату, присела на краешек дивана.
— Я знаю, что со мной было трудно, и что последний месяц выдался нелегким, — начала Эмма, сглотнув подступившую к горлу желчь от необходимости задабривать мать. — Но сейчас я делаю все, что только в моих силах, чтобы все было как надо.
— Сегодня я виделась с доктором Розенштейном, и он говорит, что замечает постоянные улучшения в твоем поведении и восприятии, — ответила Марго.
Эмме удалось сдержать улыбку.
— Хорошо, я рада. Мне тут пришло в голову, вы, ребята, сказали это… э… Пол все это время был в Нью-Йорке, верно? Он уехал сразу после происшествия?
— Эмма, ты ведь не настолько глупа, чтобы снова связаться с этим парнем. Может мне…
— Нет, я знаю, — подняла руку Эмма. — Я не собираюсь его выслеживать. Я просто хочу убедиться, что он действительно там.
— А с чего ты взяла, что он не там?
— Не знаю, просто… у меня иногда возникает такое чувство.
— Ну, Джерри сказал мне, что на прошлой неделе разговаривал с ним по телефону, и Пол собирался на занятия, так что да, он на самом деле там. Он уехал через день или два после того, как ты вспорола себе ногу, — объяснила Марго.
— А. Ясно. Хорошо. И он вообще не возвращался?
— Нет. Из того, что мне известно, он не хочет возвращаться домой.
Эмма посмотрела на свои ноги.
— Мама, — выдохнула она, но тут же спохватилась. — Марго. Как тебе это удается?
— Удается что? На это уйдет весь день, Эмма? У меня есть своя жизнь, ты знаешь.
— Как ты… ты была со столькими парнями.
— Эй!
— Как ты удерживаешься от того, чтобы стать их частью? Как удерживаешься от того, чтобы в них не влюбиться? — продолжала она.
Марго так долго молчала, что Эмма наконец взглянула на нее. Мать смотрела на свои выкрашенные в пастельно-розовый цвет ногти. Потом посмотрела на пальцы ног дочери, очевидно, заметив ее педикюр.
— Это очень легко, — наконец ответила она, вставая. — Я никогда не забываю о том, что на свете есть всего один человек, которому я могу полностью доверять. Всего один человек, которому я на самом деле не безразлична, который всегда будет рядом.
На один дурацкий, неловкий, грустный момент Эмме показалось, что мать говорит о ней.
— Я. Не важно, какие слова тебе скажет какой-нибудь мужчина, сколько у него денег или насколько он хорош в постели, он все равно тебя разочарует. Все равно тебя поимеет. Поэтому я просто делаю это с ними первой и не трачу на них свои эмоции. Я знаю, что ты меня не любишь, Эмма, но тебе следует у меня поучиться — ни один мужчина не стоит твоей любви и преданности. Вспомни хотя бы свое прошлое. Ты любила своего папу, а он тебя бил. Ты любила Чёрча, а он бросил тебя, когда ты больше всего в нем нуждалась. Бесполезно. Просто беспокойся о себе, и все будет хорошо.
«Ах. Ну, конечно. Думай только о себе. Вот я дура, знала ведь, какой ответ меня ждет».
Когда Марго вышла из комнаты, Эмма решила, что на этом их разговор окончен, но тут в дверном проёме снова показалась белокурая голова матери.
— И, Эмма, спрашивай, прежде чем копаться в моих вещах, а потом клади их обратно. Мне не важно, даже если это просто лак для ногтей, он все равно мой. Ты что, думала, я не узнаю эту «Тёмную фиалку» у тебя на ногах? Не добавляй воровство в список своих «милых» привычек.
Значит он воспользовался лаком Марго. Чёрч был в доме. В комнате ее матери, в своей комнате. Наверное, везде. Наверное, пока все спали. Неужели это было в первый раз? Нет, Эмма так не считала.
— Я, эээ… прости. Я его найду и положу обратно.
— Хорошо, — кивнула Марго и уперла руки в бока. — Потому что, если это повторится, мне придется поговорить об этом с доктором Касперианом.
«Держу пари, ты очень хочешь еще разок «поговорить» с Каспером, самым дружелюбным сексуальным наркоманом».
— Он не доктор.
— Что ты знаешь? Он составляет мне компанию, пока ты в кабинете Розенштейна, он дал мне свой личный номер телефона. Я звонила ему по некоторым личным вопросам.
— Ах, — вздохнула Эмма. — Повезло тебе.
— Да. Он очень меня поддерживает в эти тяжелые времена, — вздохнула Марго, приглаживая свои вьющиеся волосы.
— Даже не сомневаюсь. А старому доброму Джерри известно об этих звонках?
— На что ты намекаешь?
— Ни на что, — Эмма быстро помотала головой. — Ничего особенного, просто не хотелось бы проболтаться. Если ты не хочешь, чтобы он знал о твоих… личных вопросах, разговорах и телефонных звонках, тогда я буду держать рот на замке.
— Ещё как будешь, — отрезала Марго. — Ты здесь только из-за Джерри, это он настоял, чтобы мы о тебе позаботились. Он заставил меня стать твоим опекуном. Будь моя воля, ты давно была бы на улице. Так что заткнись и не стой у меня на пути, а если я хочу чего-то добиться, то это мое личное дело.
