Когда все было готово, я несколько минут потопталась на лоджии, испытывая мучительный приступ страха. Все-таки слезать по пожарной лестнице из квартиры на шестом или седьмом этаже, не зная, насколько лестница прочна и достает ли она в самом деле до земли – было полнейшей дурью, и опасной, к тому же. Но творить полный бред, кажется, стало моим кредо. К тому же идея сидеть и ждать Андре, покорно готовить свое тело для его игр, безвольно приняв навязанные им правила, показалась мне совершенно неприемлемой. Куда хуже, чем сползти вниз по пожарной лестнице в мужских шортах. В конце концов, я же в Париже. Вряд ли лестницы тут обрываются посреди пути. Должны же куда-то смотреть пожарные службы. А что, если бы в квартире у Андре действительно начался пожар? Я еле удержала себя от соблазна поджечь квартиру и перелезла на наружную сторону лоджии, держась за металлические прутья лестницы. На ощупь она казалась надежной.
И все же какая огромная разница между планом и его воплощением в жизнь! В ту секунду, когда я оказалась висящей на лестнице с наружной стороны, сердце отказалось служить мне должным образом. Оно застучало и пустилось вскачь, руки моментально вспотели, к тому же – какая глупость – я посмотрела вниз, пытаясь прикинуть путь, который мне предстояло преодолеть. Было высоко, куда выше, чем казалось, когда я смотрела вниз с лоджии. Рядом, всего в метре от лестницы росли деревья, прикрывавшие меня от внешнего мира. Кричать? Просить о помощи? Перелезть обратно?
Чем дольше я цепляюсь за прутья, бездействуя, тем меньше сил остается в моих руках. Скользко, пот течет по лицу, мне страшно. Я проклинаю собственную глупость, дурацкие идеи, которые рождает мое сознание, и то, что не ходила в спортивный зал. Я ползу по лестнице вниз, в час по чайной ложке. Герои боевиков делают это куда лучше и, главное, быстрее, чем я. Они слетают по этим лестницам, перепрыгивают с одной на другую, скачут с дома на дом. О да, я не Тринити, спасибо, я теперь знаю это со всей ясностью. Еще немного информации о себе, без которой я, пожалуй, пережила бы.
– Эй, вы с ума сошли? – раздался чей-то голос, речь французская, конечно, и я от неожиданности едва не упала с лестницы.
– Идите к черту, – крикнула я. – Лучше скажите, эта лестница доходит до самой земли?
– От кого вы бежите? – спросил голос, кажется, женский. Интонации – подозрительные. Наверное, меня приняли за воришку. Одуревшего дневного грабителя.
– Я заперлась, а ключа не нашла, – крикнула я. – Так что насчет лестницы?
– Она идет только до второго этажа, – ответила женщина, и мое сердце зашлось от ужаса. Прыгать со второго этажа? Дурдом. Лезть обратно? А вдруг эта женщина вызовет полицию?
– А как высоко до земли?
– Вы что, девушка Андре? – спросила она вдруг, вместо того чтобы ответить на мой вопрос.
Я растерялась. Неужели из его окон уже не в первый раз сбегают девушки? Может быть, это такая норма жизни, и его соседи уже устали от выкрутасов сбрендивших любовниц Андре?
– С чего вы взяли? – спросила я, постепенно все ближе подбираясь к источнику голоса.
Наконец я поняла, что голос принадлежит пожилой парижанке в цветастом халате – такие обычно носит Шурочка на даче. Дама с высоким начесом на голове поливала цветы на своей лоджии – как раз на втором этаже.
– На вас его одежда. Я часто вижу, как он бегает по утрам в этих самых шортах. Значит, вы заперлись?
– По правде говоря, это он запер меня, – поделилась я, не видя резона скрывать существующее положение вещей от этой милой дамы, на чей балкон я наконец забралась, используя остатки сил. Руки дрожали. Да что там, все мое тело била дрожь после пережитого. Ни за что больше я не согласилась бы вылезти через окно. Пусть вызывает кого хочет.
– Запер? – ухмыльнулась дама. – А вы, значит, были против?
– Он не оставил мне никакой одежды. Но, что еще хуже, он не оставил мне кофе, – пожаловалась я. Тут дама рассмеялась и протянула мне руку.
– Я – Николь, – представилась она. – Никогда не понимала, как можно не любить кофе, но Андре его терпеть не может. Странно, не правда ли? Его мать кофе обожает, в этом она разбирается куда лучше, чем в мужчинах. Три брака! В наше время все творят, что хотят. Неудивительно, что Андре вырос таким.
– Вы знаете Габриель? – поразилась я, а Николь с самым невозмутимым видом продолжила поливать цветы на своей лоджии, словно появление странной девушки в мужской одежде для нее было делом самым обычным.
– Габриель здесь редко бывает, – уклончиво ответила Николь, кажется, уже жалея, что разболталась со мной. – Так что, приготовить вам кофе?
– О, не стоит утруждаться, я могу дойти до какого-нибудь кафе, – заверила ее я. – У меня есть тридцать евро.
– Большие деньги, – фыркнула Николь. – Только, знаете, в таком виде вы окажетесь, скорее, в какой-нибудь ночлежке, нежели в кафе. Идемте, я все равно собиралась выпить еще чашечку.
* * *
Когда пришло время обеда, мы с Николь уже успели выпить по три чашки божественного кофе – она подавала его в крошечных белоснежных чашечках на малюсеньких блюдечках, каждый раз с аккуратным квадратиком горького шоколада и стаканчиком ледяной воды. Квартира Николь была меньше, чем апартаменты Андре, но обстановка – более изысканной, особенно поражало обилие книг – ими были заполнены все стеллажи, от пола до потолка, по всей гостиной. Две комнаты, столовая без обеденного стола, которую Николь использовала в качестве дополнительного места для еще большего количества домашних растений, и кухня, где на маленьком, стоящем у самого окна столе восседала большая серая кошка – британка.
– Бамбина, убирайся со стола! – возмущенно прикрикнула на нее Николь, но кошка и не подумала тронуться с места.
Так мы и сидели – странная пауза посреди не менее странного дня. Николь скучала на пенсии и была рада выпить кофе в приятной компании, пусть даже при столь нелепых обстоятельствах. Она рассказала, что прожила в этом доме всю свою жизнь, что Андре въехал на последние этажи всего несколько лет назад и что никогда, боже, никогда он не запирал в своих апартаментах девушек.
– Вы имеете в виду, что никогда ни одна из них не пыталась сбежать? – рассмеялась я.
– Скорее, они сами ломились к нему в дверь. Ваш французский удивительно хорош для иностранки, – заметила она, наверное, уже в пятый раз. – Но, думаю, вы и сами это знаете. Я никогда не уезжала дальше Ниццы, даже когда был жив мой муж. Ненавижу путешествовать. Все, что нужно мне для счастья, есть здесь, в Париже. Все равно нет лучшего места на земле. Вот даже вы, дорогая Даша (она тоже называла меня так, делая ударение на последнем слоге), даже вы свалились мне на голову. Значит, Андре в вас влюблен? Если бы мой покойный муж выкинул со мной такой фортель, я бы тоже, наверное, сбежала по лестнице, но только не за кофе, а прямиком в полицию.