Так каким же будет твой приговор? Предала ли я Сьюзен, когда легла в постель с Марти в тот самый день, когда он зарубил ее картину? И стоило ли мне так жаждать его любви? А как ты расцениваешь поведение моей мамы в те критические дни в Лос-Анджелесе? Всю свою жизнь я заботилась о ней, но любовь к Марти настолько ослепила меня, что я спокойно позволила ей изнурять себя голодом, подсесть на таблетки, пластическую хирургию и многое другое, что превратило ее жизнь в ад. Может быть, мне следовало вырвать маму из нездорового окружения и отвести куда-нибудь в тихое место, чтобы дать ей прийти в себя? И была ли я виновата в том, что предала ее, что заигралась вместе с ней в психологические игры и не смогла вовремя остановиться ради нашего общего блага?
В ту роковую ночь, прежде чем ударить меня, ты обозвал меня врушей. И ты был абсолютно прав. Я действительно вруша. Но теперь, как ты и сам, наверное, понимаешь, сколько себя помню, я всегда врала. Врать, хранить секреты, защищать — все это было неотъемлемыми составляющими моей жизни с мамой.
А как насчет моего папы? Имела ли я право подставлять его и вбивать клин между ним и Олли Буном? Папа потерял Олли, хотя они прожили вместе целых пять лет. Папа любил Олли. И Олли любил папу.
Так вот, ты должен решить для себя, приношу ли я одни несчастья всем взрослым, с которыми сталкивала меня судьба, начиная, например, со Сьюзен, имевшей неосторожность высадиться на Сент-Эспри. Или, быть может, я всегда оказывалась их жертвой?
Возможно, когда зарубили «Конец игры», мой гнев был вполне оправдан. Я действительно любила Марти и не собираюсь этого отрицать. И какое право я имела рассчитывать на то, что мама и дядя Дэрил всерьез озаботятся моим будущим? Ведь как бы то ни было, я же всего-навсего мамина дочь! Но когда они от меня отказались, имела ли я право убегать и гордо бросать им в лицо, что не позволю запереть себя в школе в Швейцарии и впредь собираюсь идти своим путем?
Господи, если бы у меня были ответы на все вопросы, я давным-давно открыла бы тебе свою душу. Но ответов у меня нет. И никогда не было. Вот потому-то я так больно ранила тебя своей дурацкой затеей с шантажом. И один только Бог знает, как горько сожалею о своем поступке.
Все началось задолго до того, как ты стал потихоньку понимать, что происходит. Я знала, что моя затея плохо кончится, уже тогда, когда звонила Джи-Джи из Нового Орлеана. Но не смогла заставить себя объясниться с ним и рассказать, что натворила. Мне было слишком стыдно.
Но с другой стороны, мы ведь были так счастливы вместе! Те последние недели в Новом Орлеане были самыми лучшими! А потому мне казалось, что игра стоила свеч. Мне казалось, что ты сумел преодолеть душевный разлад и выиграть битву с самим собой. И тогда я сказала себе, что мой план спас нас обоих.
Да уж, ничего не скажешь, веселенькая история! Настоящая бомба, как выразились Джи-Джи и Олли Бун. Но я уже говорила, что это не моя история. Авторские права принадлежат взрослым. И теперь ты один из них. И никакой суд мне не поможет. Когда-то побег был единственным выходом для меня. Побег и теперь остается для меня единственным выходом.
И ты должен меня понять. И ты должен меня простить. Ведь и у тебя была своя история, которую ты так долго хранил в тайне, поскольку история та принадлежала не только тебе.
Не хочу тебя обидеть, но, по-моему, у тебя тоже есть своя тайна. Ты держишь в секрете скорее не то, что написал за свою мать несколько последних романов, а то, почему так упорно отказывался писать романы после ее смерти. Она ведь не только оставила тебе свое имя и свою последнюю волю. Джереми, она просила тебя дать ей вечную жизнь, а ты почему-то отказался исполнить ее желание! И сам прекрасно знаешь, что это правда.
И тогда, терзаемый чувством вины, ты в страхе бежал, оставив ее дом как надгробный памятник былых времен и не тронув ни единой ее вещи. Однако тебе не удалось далеко убежать. Тот дом был на каждой картинке каждой твоей книжки. Но ты рисовал не только ее дом. Ты рисовал собственный призрак, который, объятый ужасом, бежит по дому и изо всех сил пытается освободиться от матери, тянущей к нему свои мертвые руки.
Но даже если я и права, ты уже выбрался из старого дома. Ты создал образ человека, скидывающего оковы. Ты не побоялся приоткрыть передо мной потайную дверцу. Ты впустил меня не только в свое сердце, но и в свой внутренний мир и в свои картины.
Ты дал мне больше, чем я когда-нибудь смогу дать тебе. Ты сделал меня символом своей битвы, и ты обязательно выиграешь эту битву, что бы ты теперь обо мне ни думал.
Но разве ты не можешь простить меня за то, что я хранила секреты своей мамы? Разве ты не можешь простить меня за то, что я заблудилась в собственном темном доме и не в силах найти выход? Я не создала произведения искусства, способного стать моим пропуском на волю. После того как «Конец игры» стал разменной монетой в большой игре, я тоже стала призраком, бесплотной тенью по сравнению с образами, которые рождаются под твоей кистью.
Но обещаю, это не навсегда. Сейчас я в двух тысячах миль от тебя, в мире, который знаю и понимаю, и мы с тобой больше никогда не увидимся. Но со мной все будет в порядке. Я не повторю больше прошлых ошибок. Я не буду больше жить на обочине. Я использую те деньги, что ты мне дал, и стану терпеливо ждать, когда придет мое время и никто не сможет причинить мне зло, а я больше не буду источником проблем для тех, кого люблю. И тогда я верну свое имя Белинда. Я соберу все осколки и постараюсь стать кем-то, а не просто чьей-то девушкой. Я постараюсь стать похожей на тебя и на Сьюзен. Я тоже буду создавать нетленные вещи.
Но, Джереми, я хочу задать тебе самый важный вопрос. Что же будет с картинами?
Я так страстно хотела, чтобы ты их выставил, что, должно быть, надоела тебе своими приставаниями. И все же послушай меня внимательно!
Будь честен по отношению к своим полотнам! Как бы сильно ты ни презирал меня, будь честен по отношению к проделанной работе. Это твои картины, которые раскроются до конца только тогда, когда ты будешь готов, так же как и правда о том, что произошло с тобой и со мной.
И еще я хочу сказать тебе, что ради меня ты не обязан ни хранить молчание, ни соблюдать секретность. Когда придет время и ты созреешь для окончательного решения, никто и ничто не должно стоять у тебя на пути. Используй свою силу, как велел мне в свое время Олли Бун. Ты сумел превратить все произошедшее между нами в произведение искусства. И ты имеешь полное право использовать правду по своему усмотрению.
Никакая сила в мире не заставит меня причинить тебе боль. Здесь ты можешь быть абсолютно уверен.
