- А сам - то.
Мы поцеловались нежно, в коротком поцелуе.
- Давай кольцо мерить, - предложил Саша. Кажется, ему тоже было чуть - чуть неловко, но кажется, нам обоим на это было абсолютно наплевать.
- Я сам надену! - Он взял меня за руку, завозился, я сидел и улыбался. Сашка небрежно откинул коробку вниз. Подошло идеально. На безымянный. И Сан притянул мою ладонь к губам и поцеловал пальцы.
- С днём рождения, сердце моё. Люблю тебя.
Мы переплелись пальцами, сжали в замок.
Я смотрел на свою руку, на которой золотистым отблеском отсвечивал маленький кружок метала. Хотелось зажечь свет, рассмотреть его, а ещё хотелось начать целовать Сашку, что я собственно и сделал захлёбываясь бурей сопливых эмоций.
Мы целовались сидя на крыше, посреди ночного города окружённые россыпью фонарей и светом начинающих просыпаться звёзд.
Сначала нежно, трепетно, сдерживая нетерпение, а потом жадно, исследуя друг друга пальцами, ладонями. Сашка стянул с меня куртку, с себя плащ, бросая вниз и опрокидываясь на одежду спиной, утягивая меня на себя, расстёгивая ремень
- Ники, прости, не хочу, чтобы наша первая ночь была здесь и вот так, но я тебя так долго ждал. Ты...
- Молчи! - Я закрыл его рот губами, словно ища приюта. - Именно здесь и именно так, Саша. Это место важно для меня.
- Не обидишься? - шепнул Санька сминая мою задницу
- На что? - я уже вытаскивал его блейзер из ремня, расстёгивал ширинку штанов.
- Ник, ждать не могу, - простонал Сашка, и поднявшись накинулся на меня стремительным ураганом.
В эту ночь, мы любили друг друга, на майской ледяной крыше, согреваясь теплом наших пылающих тел и вином.
Мы не трахались.... Мы...мы ... ЛЮБИЛИ
На самом деле, эти слова просто стали формальностью, но эта формальность была важна для Сашки. Услышать три самых главных на земле слова, получить признание, которого он так долго ждал.
Зачем спрашивается было ждать?
Очевидность для меня, неочевидность для него. И он оказался прав. Для того, что бы почувствовать разницу, стоило подождать, момента, когда я смог сказать это не только для него, но в первую очередь для себя и получить удовольствие, произнося:
- Люблю тебя.
По настоящему. Без страха. Готовый отвечать, нести ответственность, разделить её с другим человеком. Ответственность и жизнь. И всё что у меня есть, я готов был отдать ему. Моему единственному. САШКЕ!
- Я люблю тебя, Саня, я тебя люблю, люблю, люблю.
Я повторял раз за разом, пробуя на вкус, проталкивая языком в Сашкин рот; облизывал как конфету, получая удовольствие от возможности говорить это вот так легко, свободно, по - настоящему.
Признание жило в глубине моего сердца и ждало своего часа, и вот вырвалось на свободу и не хотело больше исчезать, забираться назад.
Рвалось из горла, всхлипами, стонами, спятившей лавиной тончайших, горячих прикосновений. Кипело в крови разбуженной музыкой: неровной, испуганной, неуверенно - срывающейся. Мы раздеваемся, раздеваем друг друга и наши рваные движения рождают Джаз. Чистейший джаз, в элементах струнной лирики, когда партия саксофона только начинает звучать, но срывается и испуганно замолкает, а в ход вступают ударные.
Пальцы Сана пробегают по клавишам фортепиано моего тела, нервно, неловко, испуганно. Получается стонущий звук. Пальцы замолкают, ждут. А потом раздаётся настоящий надрывный выверт сакса, ладонь стремительно летит вниз и сжимается на раструбе, сжигая клапанами игривый режущий ритм, и вдруг замолкает, и в ход вступает глубокая виолончель с аккомпанементом флейты. Сан начинает входить. Чистейший звук заполняющий мою вселенную...
Хочется ругаться от невозможности выбора, потому что в тебе звучит целый оркестр, вырывается из тебя на свободу, а всё на что ты способен, это поднести к губам, свою маленькую жалкую гармошку...
Зажать начинающийся крик ладонью и выдохнуть. Выдохнуть - вдохнуть -задохнуться теряясь в сумасшедших ощущениях.
- Сааааня!! Саааааняяяяяя
Мотив смолкает, разорванным всхлипом. Инструмент летит на пол, и только барабаны пульса уверенно, по нарастающей выстукивают ритм. Всё громче и громче, а солист дрожит, потерявшись на сцене, под взглядом миллиардов небесных зрителей. Звёзды не смеются, они начинают вставать со своих мест и ссыпаются с небес.
- Сааааан! - Я не могу говорить, просто не могу говорить, только дышать, всхлипывая, вскрикивая от каждого острого прикосновения.
- Санннн... Сааааашшше...ччкка Саааняяаа
Сан не вымучивает, он просто сводит с ума, распаляя настолько, что я хриплю, сгорая в его пламени. Мне мало его, мало его сейчас, а меня так много, что я просто не могу двигаться, не в состоянии шевелиться.
У Сашки глаза мерцают. Светятся в темноте, словно у древнего колдуна, загадочного мудрого существа, которое знает все тайны тысячелетий. Пожелает ли он рассказать их мне?
Мы замираем друг в друге. Сначала накинулись как сумасшедшие, а сейчас оказалось, что мы не можем двигаться. Дрожим. Дрожим оба, но это не холод.
Пьянящий прилив, и мы позволяем себе утонуть в нём, прочувствовать до конца на всю глубину первого ощущения, иначе захлебнёмся, не выдержим, а мы должны научиться плавать - пережить космическую волну, нарастающего экстатического сумасшествия. Сверкающее звёздами и туманами цунами рождающееся из глубины живота. Божественная змея кундалини поднимающаяся вверх по позвоночнику ...
Мы сливаемся, сплетаемся изнутри корнями, словно деревья, прорастая, друг в друге, чтобы распуститься десятками цветов. Это так остро, пронзительно сладко, настолько безумно, что наслаждение становится невыносимым, превращаясь в срывающийся скулёж. Губы Сана спасением накрывают мой рот, утешая, умоляя вытерпеть, руки сжимаются. Он держит меня, держит на самом пике. Не двигается, не делает ни одного движения. Но мы дрожим, вибрируем приливами захлёстывающей энергии на самой вершине сверкающего удовольствия. Не могу сорваться, он не даёт упасть, заставляя балансировать на острие точечного ощущения...
А затем его бёдра резко срываются вниз, вверх, вбиваются со всего размаха, начиная судорожно двигаться.
Мне кажется, я умру. Умру в этот момент, понимая, что это всё, это больше чем всё. Мир сжимается до размеров Сана, мир становится им, он заполняет меня настолько, что по лицу текут слёзы. Это так хорошо, что мучительно выдержать.
Я не знаю, от чего хочу умереть, ничего не понимаю. Безостановочно выкрикиваю его имя, плывя в спасительном мареве, чистейшего человеческого кислорода, Сан вонзается в меня, я вонзаюсь в него, и мы пьём друг друга, словно пчёлы, взломавшие чужие соты и сладкий мёд наслаждения льётся потоком.
