С тех пор, как вернулся Рабастан, Лина всё чаще грустила по племяннику. Она его настолько сильно полюбила, что уже и не могла не воспринимать Селестина, как своего собственного ребёнка. Столько лет она о нём заботилась, не спала ночами, когда у него резались зубки или когда он боялся той магии, которой обладал. Алина была с ним от и до, а теперь родной отец Селестина вернулся, и мальчик должен быть с ним.
Ведь так правильно. С самого начала всё было предрешено.
Алина знала, что рано или поздно ей придётся отпустить золотоволосого Селестина, но она не думала, что это произойдёт так. Так невыносимо больно. Её маленький лучик наверняка останется с отцом, даже если бы она предложила ему свою кандидатуру в качестве родителя. Бесспорно она была рада за брата, рада всей душой и сердцем. Вот только от этого легче не становилось.
Стерев ребром ладони одинокую слезу, Лестрейндж взглянула в окно, заметив три знакомых силуэта. Задёрнув за собой небольшую шторку, Лина выбежала на крыльцо дома, где неуверенно толпились двое молодых людей.
— Лина! — с радостным визгом Селестин бросился в объятия присевшей на колени девушке. Крепко прижимая к себе хохочущего мальчишку, Алина не удержала внутри себя всхлип. — Лина, — маленькие пальцы накрутили выбившийся из пучка локон.
Подняв Селестина на руки, Алина подошла к брату, нежно целуя его в щеку в качестве приветствия.
Рядом стоящая Глория мило улыбалась, держа мужчину под руку. За те месяцы, которые он провел во Франции, Рабастан так и не смог вернуться к прежней жизни. Ему часто мерещились дементоры, Пожиратели и погоня, а он не хотел лишний раз пугать особо впечатлительного сына.
С присущей искоркой во взгляде мальчишка бросился к дому, намереваясь разбудить всех тех, кто ещё спал.
— Звёздочка, — сердце Лины болезненно сжалось, стук отдовался где-то в горле.
Весь измученный, с тёмными кругами под глазами и неестественной бледной кожей, мужчина сделал пару шагов вперёд, заключая сестру в ветхие объятия своего ослабшего тела.
Лестрейндж чувствовала, как изнеможденный страхом и усталостью Рабастан с трудом дышит в ее ухо. Лина и вовсе не понимала, как в таком ужасном состоянии он продолжает стоять на ногах. Должно быть, он бы непременно упал, если бы рядом не было Глории.
— Тебе станет лучше, Басти. — Девушка энергично закивала, будто могла убедить в этом саму себя. — Ты поправишься, и всё будет хорошо.
Лестрейндж вымученно улыбнулся, целуя исхудавшие руки сестры. По щекам покатились слёзы, она знала, что он прощается. Привлекая Алину к своей груди, Рабастан наклонился к её уху, прошептав совсем неслышно:
— Останься жить, звездочка, — она кивнула, комкая ткань его рубашки на воротнике, которая теперь была не по размеру. — Я люблю тебя, Лина… — костяшки бледных пальцев коснулись плоского живота сестры, и она поняла все без единого слова. — Присмотри за моим мальчиком…
Он исхудал и осунулся, так ужасно он не выглядел даже в Азкабане. Рука смерти оставила на Рабастане Лестрейндже след. Его не смоешь ни одним известным заклинанием.
В своей жизни он принимал много плохих и необдуманных решений, но всё это было сделано в пользу семьи. Всё, что он делал, ради чего боролся, — была семья.
Рабастан стал Пожирателем смерти, дабы его больной отец смог спокойно прожить отмеренный временем остаток жизни. Он путал следы Волан-де-Морту, когда тот вознамерился превратить Англию в колонию. Помог Регулусу с Клотильдой. Всегда был на стороне Рудольфуса, а с его смертью он потерял не только брата, но и частичку своей души.
Он потерял свою Мари.
— Я люблю тебя, Басти… — прошептала вслед исчезнувшему брату Лина.
Он обернулся в последний момент и улыбнулся так же, как тогда, в канун Рождества.
Матери уже не было с ними, но ещё были Руди с отцом. Их маленькая и счастливая семья.
Прожитые годы пеленой пролетели перед глазами, будто их и никогда не было. Если бы только можно было стереть те мучения, забыть боль и горе. Алина хотела вернуться назад в прошлое, хоть разок услышать смех родителей, увидеть молодых Басти и Руди, наперегонки шныряющих в бассейн.
Там не было боли, там не было смерти.
— Селестин украл палочку Лунатика, — Лина усмехнулась, когда тёплые руки Джеймса сомкнулись на её талии.
Волшебница откинула голову на его плечо, вглядываясь в голубое небо.
Может, у неё и не было той большой семьи, но кто сказал, что семья определяется кровавыми узами?
Алина счастливица.
Она пережила войну с потерями, да, но она выжила. Она вернулась к своей самой большой любви по имени Джеймс Поттер. За недолгую, но определенно счастливая жизнь Лина обрела поистине особенных людей. У неё есть семья. Пусть и не связанная кровью.
— Я должна тебе кое-что рассказать, — Поттер кивнул, и вдвоём они вернулись в дом.
Лестрейндж улыбнулась, заметив, как Бродяга с Римусом умоляют Селестина вернуть их волшебные палочки, а он с усердием корчит им в ответ рожицы.
После обеда Римус составил компанию Блэку. Он должен был встретиться со своей племянницей в Трёх метлах.
Нимфадора вот-вот должна закончить Хогвартс и потому нуждалась в советах своего «очумелого дядюшки». Именно так выразилась пуффендуйка в письме к Сириусу.
Ужасно разговорчивая мисс Тонкс в подробностях рассказала о себе, о своих привычках, о талантах и увлечениях, всего-то за пару минут. У Люпина отвисла челюсть, буквально встретившись с полом.
Он знавал многих девушек и женщин, вот только Нимфадора не была похожа ни на одну из них. Девушка светилась, как яркий луч солнца, освещая всё и всех вокруг. Нимфадора была особенной. Римус сразу это понял, когда только переступил порог захудалого бара.
Рядом с ней искрился мир.
За те часы, что они провели за душевными разговорами, Люпин не сказал ни слова, но улыбка не сходила с его изуродованного шрамами лица. Должно быть, это была первая искренняя улыбка после кончины Эллы Нортс. Её он никогда не забывал и не забудет, но надо жить дальше.
***
— В общем, — Лина заламывала пальцы, мельтеша из одного угла комнаты в другой.
Она должна была давно ему всё рассказать о беременности и о возможном риске. Вот только язык не поворачивался.
Джеймс бы непременно настоял на аборте, он бы не позволил Лине пойти на риск, даже минимальный. Лестрейндж хорошо знала, что Поттер предпочёл бы прожить всю оставшуюся жизнь без дитя. Он бы пошёл на всё, но не потерял бы её снова.
Лина считала иначе, она всю жизнь прожила в большой и крепкой семье и всегда мечтала стать матерью.
— Я тебя внимательно слушаю, — мужчина плюхнулся в кресло, закидывая одну ногу на другую. Карие глаза бегло взглянули на циферблат наручных часов. — Вот уже как минут двадцать, из которых ты молчишь. — Девушка цокнула. Ей и так было нелегко, а он добавлял побольше масла в огонь. — Иди ко мне.
Джеймс обаятельно улыбнулся. С превеликим удовольствием волшебница сократила расстояние, присев на его колени.
Мужчина обнял её, вдыхая душистый аромат цветов. За столько долгих лет разлуки Джеймс наконец-то смог дышать полной грудью, не чувствуя стискивающих тело тисков. Он радовался каждому новому дню, ведь с ним была она.
Так и должно быть.
— Я, — Лина умолкла, испуганно всматриваясь в карие глаза, — то, что я сейчас скажу, навсегда изменит нашу жизнь, Джеймс. — Поттер кивнул, не скрывая охватившего напряжения, ему совсем не нравилось начало разговора. — Я беременна.
Он окаменел.
Казалось, сердце перестало биться, а вместе с ним и дыхание сбилось напрочь.
Поттер громко сглотнул, разжимая хватку на талии девушки. Всё происходящее казалось нереальным, очередным сном, а Джеймс так сильно боялся проснуться совершенно один.
Её голос эхом звучал в его голове, а в мыслях крутилась лишь одна фраза: «Я беременна».
— Ты что-нибудь скажешь? — Лестрейндж с испуга вскочила на ноги.
Она видела его пустой взгляд, и это было страшно. Страшно услышать нечто из ряда вон выходящие.
