— Ни в коем случае. Ты мне нравишься именно такой. Настоящей. Свежей. Озорной.
Шахину так и подмывает уточнить одно из существительных. Свежая? А до нее ему попадались несвежие, значит? Или не совсем свежие? Почему он от них уходил? Но, опасаясь снова вызвать у Рагнарина смех, решает заканчивать с переговорами.
«Завтра… Остальное завтра».
— Мне ложиться? Ты погасишь свет?
— Ложись.
Дождавшись, пока девушка, как есть, в халате, забирается под одеяло, Рагнарин погружает комнату в темноту и, сбрасывая мокрое полотенце на пол, укладывается рядом.
Янка судорожно вздрагивает, едва он обнимает ее за талию и привлекает ближе к своей груди.
— А у меня никого не было, Денис, — шепотом выдыхает ему в шею, обжигая горячими губами выемку над ключицей.
— Я понял.
Прикрывая веки, ждет, пока волны жара перестанут охаживать его тело. Однако реакции, похоже, вовсе не собираются идти на спад.
— Халат снимать? Или ты так… э-э… справишься?
Слыша в тягуче-сиплом голосе Шахиной нотки решительности и старательности, подавляет разбирающий нутро смех. Чувствует, как ее тело бьет неуемная частая дрожь, да и ее недавнюю неуверенность помнит.
— Тихо ты, котенок. Ничего не нужно снимать. Спи.
— То есть? Спать? Разве… Разве ты не должен сорвать мой цветок?
Тут он, конечно, не сдержавшись, все же приглушенно смеется. За что получает от обиженно сопящей Янки неслабый тычок в грудь.
— Сегодня можешь быть спокойна за свой «цветок».
Едва девушка задирает голову в попытках рассмотреть в темноте его лицо, необдуманно ловит ртом ее губы. Хватает выдержки действовать без языка. Захватывает нежную мягкую плоть одними губами. Запечатывает ее рот своим, призывая молчать. Но телу все равно становится жарко, а губам нестерпимо горячо. Нутро моментально обжигает острым голодом.
Эти ощущения поражают Рагнарина до безумной дихотомической пляски сознания. Вынужден сам с собой вести переговоры, чтобы найти силы отстраниться.
— Не сегодня, котенок, — бездумно ведет пальцами по ее щеке. — Поздно. И рано.
— Поздно и рано? Как это вместе понимать?
— Поздно — это третий час ночи. Рано — ты еще не готова, Яна. Силой ломать я тебя не собираюсь.
— Я готова, — бурно возражает она, вжимаясь в него телом. — Очень даже готова.
— Нет.
— Да!
Действуя не самым деликатным образом, вытряхивает ее из халата и, заваливая на спину, накрывает своим обнаженным телом. При первом же контакте кожи с кожей, Шахина пронзительно взвизгивает и дергается, настолько ей это позволяет вес его тела. А Рагнарин, зажимая губы, с утробным хрипом подавляет стон, шумно выдыхая через нос.
У него закладывает уши. Не столько от ее вопля, сколько от своих собственных внутренних ощущений. Пульс забивает сознание мощной дробью. Тело вспыхивает одуряющим пожаром знакомых и незнакомых ощущений. Пах тяжелеет. Ринувшаяся туда хмельная кровь до боли распирает член похотью.
Сжимая губы, чтобы не стонать, восстанавливает дыхание, вентилируя легкие через нос.
— Замри. Дыши глубже. Я ничего тебе не сделаю.
Указания Дениса звучат практически отстраненно. Еще бы телу вернуть столь же контролируемое спокойствие.
С какой-то ненормальной остротой ощущает упругую мягкость ее груди под собой, твердые вершины сосков, соблазнительные изгибы бедер и безупречную гладкость кожи. Даже там. Верх его бедра прижимается к ее лобку. На нем нет никакой растительности.
— Мы… Мы же полностью голые, — с ощутимой паникой выдает Яна, словно ее сознание только теперь догоняет ощущения.
Задыхается от того, что чувствует. И этим дополнительно сводит с ума Рагнарина.
— Так и должно быть. Привыкай.
— Привыкать? — вновь это глухое «р» и растянутое «а».
— Да. К моему телу. И к своему заодно. Уверен, так ты его еще не чувствовала.
Он, как всегда, прав. Все инстинкты, прежде даже мысленно отвергающие чужие прикосновения, куда-то исчезают, оставляя ее с Рагнариным наедине. Его кожа очень горячая и необычайно приятная. Может ли она потрогать его руками? Уместно ли двигаться под ним? Что за странный зуд провоцирует ее на это? Как действовать правильно? Как ему понравиться?
С Рагнариным в самой Яне что-то меняется. Ее тело впитывает его жар и начинает ответно пылать. Настолько, что на коже выступает испарина.
Позволяя себе действовать, полагаясь лишь на одни инстинкты и физические ощущения, прижимает к плечам Дениса ладони и осторожно, будто опасаясь того, что это способно причинить одному из них боль, оглаживает напряженные мышцы.
«Все хорошо… Все нормально… Это приятно…» — мысленно отмечает Шахина.
Упираясь в плечи мужчины руками, мягко подтягивается на постели выше, создавая тем самым то странное трение, которое так необходимо ее телу.
Уловив сдавленный выдох Дениса, замирает, сомневаясь в своих дальнейших действиях.
— Тебе не нравится?
— Нравится.
Его голос звучит так же уверенно, как и обычно, но с той особенной хрипотой, которая уже появлялась, когда он ее целовал. Яна, наконец, понимает, почему его голос меняется и какие эмоции, таким образом, прорываются из его нутра.
— Ты очень большой, — шепотом озвучивает свои впечатления. Именно в соизмерении с собой ощущает эту разницу особенно разительно. — И твердый.
Его мужской орган, недвусмысленно посягая на ее невинность, упирается ей прямо в бедро. Из-за чего Янка отчаянно робеет, но решает, что в большей степени это все же волнующе приятно.
— Ты мне очень нравишься. А я тебе нравлюсь? Вот так нравлюсь?
— Нравишься.
Она здесь и она его.
Эта мысль долбит мозг Дениса с настойчивой силой и частотой. Никогда ему не было так трудно бороться с собственным телом. Кажется, что даже воздух в комнате становится раскаленным и на вдохах обжигает слизистую.
Поморщившись от очередного резкого движения Янки и ее же пораженного писка, сжал веки, контролирую глубину дыхания.
— Это так классно… — неожиданно хрипло рассмеялась она.
— Теперь я тебе скажу, что ты со мной забавляешься.
— Нет… Немного. Это прикольно. Мне уже прям очень сильно нравится!
— Прелестно. Рад, что тебе уже «прям очень сильно» нравится, — обманчиво сухо пробормотал Рагнарин.
Шахина против него, в любом случае, регулируемая сторона. Именно он способен задействовать все точки ее восприятия, разнести в щепки контроль и, регулируя эмоции, настроить ее исключительно под себя. Однако он не хочет действовать грубо, сходу шокируя ее желаниями и ощущениями.
Прежде у Дениса никогда не было девственницы, но это и не главное для адекватного распределения силы и опыта. Чтобы не травмировать Янку психологически, вводить ее в мир секса собирается постепенно.
Плавно поднимаясь, помогает ей обратно забраться в халат. И как бы Шахина ни храбрилась и не кричала о своей готовности к близости, упрятав тело в толстую махру, она выдыхает с явным облегчением.
— Можешь что-то рассказывать, пока я не усну? Мне всегда тяжело на новом месте.
— Я почти сорок восемь часов без сна, Яна.
«И больше двух недель без секса…»
Медленно переводит дыхание.
— Что тебе рассказать?
— Неважно, что. Просто говори. Я люблю слушать твой голос.
Самостоятельно придвигается совсем близко. Укладываясь головой на грудь Рагнарина, обнимает его за шею.
— Тогда не жалуйся. Будет скучно.
— Быстрее усну.
А сама упивается новыми ощущениями. Тем, как мощно стучит его сердце, как, зарождаясь, вибрирует за грудной клеткой голос Дениса, как тепло и уютно она себя рядом с ним ощущает.
— Что ж, слушай. Авторство не мое. Мне рассказывал отец, а отцу дед, деду прадед…
— Ближе к сути, пожалуйста, — командует Шахина, зевая.
Рагнарин не привык к тому, чтобы его перебивали на полуслове и подгоняли, но сил на воспитательные беседы с непокорной турецкой девчонкой у него просто нет. Поэтому он ограничивается сказанным суровым тоном предупреждением:
